Искатель, 2019 №3 — страница 27 из 41

— Вторая теорема психологии, — продолжал Айзек, — гласит: «Если открытая психологическая система непротиворечива, то в ней существует минимум одна невыводимая из реальности психологическая ситуация, содержательно утверждающая непротиворечивость ситуации в целом».

На этот раз никто не стал спрашивать «что?» и требовать объяснений.

— Ваша честь, — почтительно произнес Айзек, — доказательства теорем научной психологии основаны и построены на математическом аппарате, включающем различные виды логик. Полагаю, что смогу привести высокому суду все доказательства предложенных теорем, если высокий суд найдет время эти доказательства выслушать и оценить с точки зрения…

— У суда нет такой возможности, — очнулся судья и недовольно посмотрел на Энди, сидевшего в позе Будды и погруженного в мысли, смысла которых Бейкер даже не старался понять. — Я вновь попросил бы эксперта придерживаться исключительно данных, относящихся к теме судебного заседания, не отвлекаясь на… э-э… общие психологические построения, как бы они ни были важны для дальнейшего развития психологии как науки.

Закончив фразу, не сбившись, и, к собственному удивлению, не утонув в сложных оборотах речи, судья подал все же знак программисту, описав обеими руками в воздухе две большие окружности. В ответ Энди, который, несмотря на видимость нирваны, внимательно следил за происходившим, пожал плечами, нажал несколько клавиш на клавиатуре, убедился в отсутствии результата и произнес:

— Прошу прошения, судья, но…

После чего Айзек перебил его, вогнав в краску недовольства, и сказал:

— Ваша честь, все теоремы имеют самое непосредственное отношение к судебному процессу и выводам научно-технической экспертизы. Иначе я не стал бы утомлять высокий суд объяснениями и логическими построениями.

Больше всего сейчас судья хотел заткнуть «логический фонтан» и закрыть заседание. Но… психология, да. Как сказал Айзек: «существует минимум одна психологическая ситуация, невыводимая из реальности»… Реальность требовала прервать заседание, но судья чувствовал, ощущал, нутром, как говорится, понимал, что не сделает этого, потому что… Да просто потому, что прокурор иронически смотрел на судью и ждал, когда тот скажет «Перерыв до четырнадцати часов!» А идти на поводу у прокурора судья не собирался, как бы это ни соотносилось с азами психологической науки. Не собирался — и все тут. В прошлый раз, когда они играли в преферанс, Парвелл точно таким же взглядом посматривал на судью, делая вид, что знает все его карты. Судья терпеть не мог этот взгляд свысока, с юных лет не терпел, как-то чуть до драки не дошло, правда, давно это было, очень давно, сейчас и не вспомнить точно, кажется, на третьем курсе, когда они играли за одну бейсбольную команду и…

Стоп.

Судья улыбнулся прокурору, сурово посмотрел в сторону адвоката, шептавшегося с обвиняемым, обвел взглядом притихших в ожидании бури присяжных и произнес:

— Продолжайте, Айзек. Только то, что имеет непосредственное отношение к экспертизе.

— Из доказанных теорем следует, что любая — включая противоречивую, согласно первой теореме — психологическая ситуация не может быть правильно описана и разрешена, если рассматривать ее изнутри. Иными словами, человек-психолог не может, по определению, давать людям правильные рекомендации, поскольку сам находится внутри системы, подчинен системе и подпадает под действие первой теоремы. Психологом может быть только субъект, находящийся вне системы человеческих психологических законов.

— Господь Бог? — Наивный вопрос из зала, кажется, со скамьи журналистов, показался судье провокационным, и он стукнул молоточком по столу.

— Вопрос о существовании Бога, — ответил Айзек, — не входит в компетенцию научно-технической экспертизы и оставлен без внимания. Для краткости я опущу доказательства еще нескольких психологических теорем и перейду к заключительной части, без выводов которой невозможно полное экспертное резюме.

Ну, наконец-то. Если Айзек уложится в полчаса, можно будет объявить перерыв и закончить с экспертизами. После перерыва начать допрос свидетелей… Или лучше отложить на завтра?

— Из доказанных теорем следует, что человек как субъект психологического рассмотрения, способен совершать поступки, лишь находящиеся внутри так называемого психологического конуса, аналогичного световому конусу в специальной теории относительности Эйнштейна.

Хоп! Это еще что такое?

В зале стояла тишина, как во время телевизионной игры, когда задан финальный вопрос, в зале затаили дыхание, а помощники ведущего внимательно следят за подсказками.

Прокурор смотрел на Энди, адвокат смотрел на Энди, присяжные уставились на Энди, будто лично он вещал из динамика — так, наверно, евреи, столпившиеся у подножия горы Синай, смотрели на возвращавшегося с вершины Моисея, тащившего на себе тяжелый груз заповедей.

Энди ничьих взглядов не замечал. В отличие от всех, он понимал, что присутствует при чем-то гораздо большем и важном, чем изложение результатов экспертизы. Он ощущал «запах мысли», трудноуловимый для непосвященных запах раздумий вслух. Конечно, Айзек был логичен и никак иначе мыслить не мог. Похоже, он действительно обнаружил общую природу психологии и физики. Похоже, Айзек сумел дать психологии то, от чего психологи рефлекторно бежали — физико-математическую основу. Энди сжал кулаки по старой детской привычке: держал кулаки, чтобы никому в голову не пришло — судье в первую очередь — прервать Айзека сейчас, когда тот, похоже, перешел к самой важной части рассуждений, аналогий, вычислений и логических построений. Может, он вышел за рамки конкретной экспертизы. Варди, будь он здесь и сейчас, такого не допустил бы…

Да? Энди вспомнил, как проходило обучение искусственного интеллекта. Разве Варди хоть раз остановил процесс, даже когда Айзек, вместо обсуждения пятой поправки к седьмому параграфу сто пятидесятой статьи Уголовного кодекса штата Нью-Джерси, начинал говорить о различии между радугой, наблюдаемой на острове Сан- Мартин на экваторе и в Прудо-Бей на Аляске, за полярным кругом? Айзеку дозволяли пройти логический путь до конца. Логика не всегда была понятна (может, понятна Варди, но не всегда — Энди), однако ответы поражали точностью.

— К сожалению, — сказал Айзек, изобразив сожаление голосом так определенно, что Энди непроизвольно хмыкнул, — психологи никогда не пытались использовать физические теории, в частности, специальную теорию относительности, для анализа поведения человека. Физики, в свою очередь, не делали попыток применить психологические практики к рассмотрению физических проблем. Поскольку объединение методов этих наук (других, вероятно, тоже, но это предмет дальнейших исследований) не было произведено, мне пришлось это сделать самому…

Точная интонация Варди! Наслушался, запомнил, применил в нужное время в нужном месте. «Господа, это и к вам, Энди, относится, вы, к сожалению, не удосужились сопоставить магнитоструктурные данные с антропологическими, мне пришлось это сделать самому…»

— Итак, мировая линия любого материального тела с ненулевой массой покоя, представляет собой линию, расположенную в пределах светового конуса.

— Ничего не понимаю!

Кто крикнул? Голос женский. Из присяжных? Миссис Кроуфорд? Она сидит, вытянув шею, смотрит на Энди, представляя, видимо, его в образе… А действительно, как она представляет себе Айзека? Невидимым облаком, висящим под потолком? Комаром, зудящим в тишине зала? Или это крикнула мисс Шепард? Нет, точно не она. Мисс Шепард — образец присяжной дамы, сколько уж раз судья видел ее сидевшей именно на этом стуле! Рассудительная на вид девушка, не позволявшая себе излишеств ни в одежде, ни в словах, ни, вероятно, в поступках.

Значит, кто-то в зале.

— Ничего не понимаю! Балаган, а не суд!

Во втором ряду слева поднялась и с гордо поднятой головой пошла к выходу миссис Харрисон, городской информатор, постоянная посетительница всех судебных заседаний. Судья был уверен, что она резервировала себе определенное место в зале, заплатив кому-то из охраны. Она всегда сидела там, слева, оттуда ей было лучше видно и слышно. Обычно миссис Харрисон приводила с собой мужа. Того суд не интересовал, и, пока жена впитывала каждое слово, мистер Харрисон решал кроссворды, то и дело тихо чертыхаясь, если вписывал неправильное слово. Пользовался он только авторучкой, и судья хотел спросить, почему бы ему не писать карандашом, но вопрос Бейкер, конечно, не задал, не его это дело.

Судья все-таки стукнул молоточком по столу, а судебный пристав провозгласил:

— Если шум в зале будет продолжаться, суд продолжится в закрытом режиме.

Два раза «продолжаться» в одной фразе — перебор, поморщился Бейкер.

— Перерыв! — Судья еще раз стукнул молоточком и для полноты впечатлений ударил по столу свободной ладонью. — Объявляется перерыв до четырнадцати часов.

Рановато. Можно было еще час заседать, но Айзек действительно утомил.

Судья поднялся.

— Парвелл, Ковельски и вы, Витгенштейн, пройдемте в мою комнату, — сказал он. — Надо поговорить.

* * *

— Этот балаган, как правильно выразилась миссис Харрисон, нужно прекратить, — заявил прокурор, когда судья сел за стол, а остальные заняли места «в партере» — в расставленных вокруг стола креслах.

— Балаган? — возмутился Ковельски, но видно было, что возмущался он без энтузиазма. Сам, очевидно, тоже не понимал смысла происходившего, но Айзек тянул время — на руку защите. — Парвелл, судья строго придерживается процессуальных процедур.

— Витгенштейн, — сказал Бейкер. — Скажите, что делает Айзек между заседаниями? Когда не выступает. Сейчас, например.

— Переключается на другие задачи. Время работы такой системы дорого стоит, так что Айзек занимается и другими экспертизами.

— Слышит, что говорят?

— А, вы об этом… — Энди держал лэптоп на коленях, крышка компьютера была закрыта, будто на Айзека нахлобучили шляпу. — Нет, ваша честь.