— Значит, у вас мог быть… м-м-м… материальный интерес.
— Позвольте, вы на что намекаете?
— Ну это уж вам виднее. Может, вы решили прибрать к рукам компанию Мардасова…
— Но… — Фрайман еще больше побледнел, а на лбу у него выступили капельки пота.
— Или что-то с бухгалтерией нахимичили, а он вас на этом поймал. В любом случае, смерть Мардасова вам на руку.
— Я протестую! — воскликнул Фрайман, вскакивая.
Сунув руку в боковой карман пиджака, он выдернул носовой платок и судорожным движением отер лоб. При этом что-то тихонько стукнуло об пол. Фрайман наклонился и хотел было поднять выпавший из кармана предмет.
— Стоять! — рявкнул Завадский и, подскочив, оттолкнул Фраймана. — Чайкин!
— Я.
— Пакет.
— Какой пакет?
— Какой-нибудь.
— У меня нет пакета.
— Бумагу.
— У меня нет…
— Из блокнота вырви.
— Хорошо.
Чайкин с грустью посмотрел на свой новенький блокнот.
— А это пойдет? — спросил он, схватив лист бумаги со стола управляющего гостиницей.
— Пойдет. Давай!
— Туг, правда, счет какой-то.
— Ничего, новый напечатают, — сказал Завадский.
— А что там? — спросил Чайкин, перегибаясь через стол.
Завадский бумагой аккуратно поднял с пола и с торжествующим видом продемонстрировал тонкий шприц.
— А? — Он обернулся к стоявшему в двух шагах Фрайману.
— Это не мое!
— Не твое, говоришь?
— Не смейте мне «тыкать»!
— Ах вот мы как заговорили! Ну, я щас тебе так «выкну», мало не покажется, душегуб!
— Я не… я не…
— Чайкин, зови наряд, и в отдел его. Будем оформлять.
— Как-то не очень он на убийцу похож, — задумчиво произнес Чайкин, когда они с Завадским выходили из отдела, чтобы отправиться домой к Мардасову и сообщить печальную весть жене бизнесмена.
— Похож — не похож, много ты понимаешь, Чайкин, — ответил Завадский. — А между прочим, должен уже — не первый год погоны носишь. Или тебе напомнить, как зачастую выглядят настоящие преступники? Добропорядочные граждане, милые девушки, любящие родственники, лучшие друзья… Продолжать?
— Нет, я помню.
— Ну а раз помнишь, зачем снова эту песню заводишь? Тоже мне, гуманист выискался!
— А если…
— Если гражданин Фрайман окажется невиновным, мы с радостью выпустим его на свободу. А пока пускай посидит и подумает, каким образом он в эту историю вляпался. Но для меня и так все очевидно. Благодаря, кстати, твоей вездесущей тете, которая, между прочим, твою работу сделала. Что молчишь? Ну молчи, молчи.
До жилого квартала «Алые паруса» они с Чайкиным добирались на старенькой «Ладе» Завадского, который в кои-то веки приехал на работу на машине. Завадский всю дорогу ворчал и периодически матерился, проклиная себя за дурацкую идею отправиться в путь на автомобиле. Пробка, в которой они застряли, отняла у них втрое больше времени, чем если бы они поехали на метро.
И все же с горем пополам по прошествии сорока минут они подъехали к роскошному кварталу, состоящему из нависших над рекой небоскребов. Неожиданно дорогу преградил шлагбаум. Завадский открыл окно и яростно вдавил пальцем кнопку переговорного устройства.
— Слушаю, — раздалось из динамика.
— Полиция, — крикнул гораздо громче, чем нужно, Завадский.
— А я министр обороны, — ответил динамик.
— Слушай, ты! — рявкнул побелевший от ярости капитан. — Я щас снесу к чертям этот твой шлагбаум, а потом еще и привлеку тебя за препятствие сотрудникам органов при исполнении.
— Документы предъявите.
— Куда я их тебе предъявлю?
— Прямо перед вами камера.
Завадский выдернул из кармана удостоверение и, вытянув руку, показал документ.
— Проезжайте.
Шлагбаум бесшумно поднялся, открывая проезд. Завадский в очередной раз матюгнулся и вдавил педаль газа до упора. Колеса автомобиля печально взвизгнули, прокрутившись на месте, и «Лада» влетела на территорию жилого комплекса, оставив на асфальте перед шлагбаумом две черные полосы от шин.
Чайкин сидел, молча вцепившись в ручку над головой, до тех пор, пока Завадский не затормозил у сверкающего в лучах заходящего солнца корпуса.
— Вы к кому? — строгим голосом поинтересовался бдительный охранник в черном костюме.
— К Мардасову, — ответил Завадский, едва сдерживая ярость на всех этих бесконечно любопытных привратников.
— Его нет дома.
— А то я не знаю! Мы к его жене, Ангелине Чеховой.
— По какому вопросу?
Чайкину показалось, что сейчас Завадский выхватит уже не удостоверение, чтобы помахать им перед носом у дотошного охранника, а пистолет из наплечной кобуры, и поспешил сам вытащить свою «ксиву».
— Полиция, — сказал он. — Спецоперация ФСБ.
Охранник, было приподнявшийся навстречу непрошеным гостям, снова сел на место.
— Спецоперация ФСБ? — переспросил Завадский в лифте.
— Ну да, — ответил Чайкин. — Для солидности.
— А при чем тут ФСБ?
Чайкин пожал плечами.
— М-да, — произнес Завадский. — Узнаю методы твоей тетушки.
— Она мне двоюродная бабушка, — поправил Чайкин.
— Тем более. Ну да ладно, главное — сработало.
Мелодичный звонок сообщил, что они прибыли на нужный этаж, и двери бесшумно распахнулись.
Ангелина Аркадьевна Чехова оказалась высокой стройной брюнеткой средних лет, с красивым лицом и пронзительным взглядом больших серых глаз, никак не вязавшихся с ее восточной внешностью. При взгляде в эти глаза оба, и Завадский, и Чайкин, словно онемели.
Открыв дверь, Чехова несколько секунд изучала незваных гостей, затем, отступив в сторону, пригласила их войти.
— Здравствуйте, — наконец опомнившись, сказал Завадский. — Мы из полиции…
— Я догадалась. Обувь можете не снимать. Проходите.
Повернувшись к ним спиной, она направилась в комнату. Чайкин, который уже успел стянуть с себя один ботинок, попытался снова надеть его, но ботинок с завязанными шнурками никак не хотел налезать обратно, а возиться с ним было некогда, поэтому Чайкин так и поковылял с наполовину надетым ботинком вслед за благоразумно отрицающим всякую поспешность Завадским.
Они вошли в большую гостиную. Чехова уже расположилась в широком велюровом кресле, закинув ногу на ногу, отчего ее темно-синий, с восточным рисунком, шелковый халат слегка распахнулся, открывая взору тонкое колено и безупречную лодыжку цвета слоновой кости. Она кивком указала на такое же кресло напротив, куда сразу же и уселся Завадский, оставив Чайкина, словно пажа, стоять рядом.
— Ангелина Аркадьевна, — начал разговор Завадский, — мы должны сообщить вам, что…
— Что мой муж скончался?
— Да, а откуда вы…
— Неужели вы думаете, что в окружении моего супруга не нашлось доброжелателей, которые сразу же поспешили сообщить мне эту приятную новость.
— В каком смысле «приятную»? — икнув, спросил Чайкин.
Чехова не удостоила его ответом, лишь мельком взглянула на молодого оперативника.
— Значит, вы уже все знаете? — уточнил Завадский.
— Ну, по всей видимости, пока не все. Только то, что мой муж выбрал самое подходящее место, чтобы отбросить копыта, а в его убийстве обвиняют беднягу Фраймана.
При словах «отбросить копьгга» Завадский и Чайкин переглянулись.
— А вы считаете, что Фрайман не мог? — спросил Завадский.
— Я вас умоляю! Вы же видели Ваню… Ивана Абрамовича.
— Ну, внешность бывает обманчивой.
— Я знаю его сто лет. Они с Мардасовым все жизнь работают вместе… работали. Фрайман даже комара убить не может — просто смахнет, если тот присосется. А уж если случайно прихлопнет, так прощенья просить будет. Нет! Не верю.
— М-м-м, позвольте еще один вопрос. Вы знали о связи вашего мужа с женой Фраймана?
— О какой еще связи?
— Об интимной, — вставил Чайкин, чем заслужил неодобрительный взгляд Завадского.
— Вы что, смеетесь? Мардасов и Леля?
— У нас имеются сведения… — не обращая внимания на протестующий жест Завадского, продолжил Чайкин.
— Небось от этих его работничков? Абсурд! Поменьше верьте сплетням этих безмозглых куриц.
— Скажите, — попытался увести разговор в сторону Завадский, — а могу вашего мужа быть конфликт с Фрайманом из-за разногласий по работе?
— И почему, говоря о муже, вы сказали: «отбросил копыта»? — зачем-то встрял Чайкин.
— Потому что козел! И вообще, по какому праву вы мне тут учиняете допрос, да еще в отсутствие моего адвоката? Я подам на вас жалобу в прокуратуру. — Чехова резко поднялась с кресла, лицо ее побагровело, глаза сузились и вспыхнули, казалось, еще мгновение — и из них вырвутся молнии. — Убирайтесь!
Завадский попытался так же резко встать, но кресло было слишком глубокое и мягкое, к тому же он поскользнулся на гладком паркете и неуклюже плюхнулся обратно. Снова попытался встать и снова едва не упал, но успел схватиться за рукав уже повернувшего к выходу Чайкина.
— Сумасшедшая какая-то, — резюмировал Чайкин, едва за ними захлопнулась дверь.
— Ты какого хрена полез со своими дурацкими вопросами? — прошипел Завадский.
— Так я же хотел как лучше…
— «Как лучше»… Неужели не видел, как она напряглась, когда о жене Фраймана заговорили? Ее эта тема раздражает, надо было сразу закрыть ее.
— Я как-то не подумал.
— Очень плохо, что не подумал, — буркнул Завадский, нажимая на кнопку вызова лифта. — По твоей милости нас выставили, как… как не знаю кого. И чего мы в результате добились?
— Сумасшедшая какая-то, — повторил Чайкин.
— Ладно, надо будет потщательнее проработать эту сумасшедшую. Что-то не нравится мне она.
— И про мужа покойного как-то странно говорит.
Дзынь-дзынь! Двери лифта распахнулись, и они вошли внутрь. Дзынь-дзынь! Лифт резко пошел вниз, даже уши слегка заложило.
— Ну, это еще ничего не доказывает, — сказал Завадский. — Мало ли какие у нее были отношения с мужем-кобелем.
Мелодичный звонок сообщил, что они доехали до первого этажа, двери открылись.
— Козлом, — сказал Чайкин, выходя из лифта.