формацию относительно обвиняемого во всех базах данных федерального полицейского управления.
— То есть превысили свои полномочия, верно? Ведь вы имели право рассматривать только ту информацию, которая касалась конкретного убийства?
— Нет, сэр. Алгоритмы допускают использование более широких баз данных в тех случаях, когда основные базы недостаточны для ответа на поставленный вопрос.
— Вот как? Даже те базы данных, которые не имеют отношения к убийству?
— Безусловно, поскольку речь идет о расширении зоны поиска информации.
— И что? — терпеливо гнул свою линию прокурор. — Эту зону можно расширять неограниченно? Ведь нет? Наверняка существуют пределы получения информации и включения ее в рассмотрение, разве не так?
— Безусловно, сэр. Однако при рассмотрении дел различной сложности эти пределы, естественно, различны.
— Вы хотите сказать, что в данном случае эксперту дозволено использовать информацию, не связанную с расследуемым преступлением?
— В данном случае, сэр, используется понятие косвенной связи, поскольку преступление является убийством первой степени.
— То есть у эксперта нет сомнений, что убийство совершено именно обвиняемым, и никем другим?
— Безусловно, сэр.
— Зачем же тогда вы стали расширять психологическую базу Данных, если она не относилась непосредственно к преступлению?
— Протестую, ваша честь! — воскликнул адвокат. — Обвинение уже задавало этот вопрос и получило ответ!
— Протест отклонен. — Судья слушал очень внимательно, вмешательство адвоката показалось ему неуместным и более того — неумным.
На Айзека короткая перепалка не произвела впечатления.
— База данных была расширена, поскольку рассматривалось дело об убийстве первой степени. В этом случае разрешается включать в рассмотрение дополнительные базы данных, вплоть до федеральных.
— И чем помогли эти сведения? Из-за чего сделан вывод, будто обвиняемый в принципе не мог совершить данное убийство? — спросил прокурор со всей иронией, на какую был способен.
— На основании полной базы данных, — спокойно заявил Айзек, — была построена мировая психологическая линия обвиняемого и обозначены границы его светового конуса.
— То есть вывод был сделан на основании сугубо теоретических построений, — причем ваших собственных и противоречащих современной психологической науке?
— Построение психологии как науки не противоречит современному ее состоянию. Напротив, вся современная психология входит составной частью в общую психологию, построенную на основании аксиом, теорем и логически обоснованных выводов.
Прокурор выразительно пожал плечами, всем своим видом говоря: «Вот на основании какой чепухи эксперт утверждает, будто обвиняемый не мог совершить убийство!»
Однако мимические упражнения прокурора Айзек оценить не мог, молчание он воспринял лишь как молчание и ждал следующего вопроса.
— В состоянии аффекта, — заключил прокурор, — любой человек способен на любой поступок. Как говорил классик: «суха теория, а дерево жизни цветет и пахнет».
Прокурор и сам чувствовал, что цитата неточна, но сейчас это не имело значения.
— У меня больше нет вопросов, — заявил Парвелл и добавил так, чтобы его услышали только те, кому он фразу предназначал: судья, адвокат, Энди и, возможно, Айзек, хотя мнение искусственного интеллекта прокурора сейчас интересовало не больше, чем результат футбольного матча «Спенсеры» — «Кульманы»: — Теоретическая психология, боже мой… Сферический конь в вакууме.
Судья вздохнул. Вообще-то симпатии его были на стороне обвинения. Ссылки Айзека на полные базы данных выглядели неубедительно. На этом, пожалуй, перекрестный допрос можно было прекратить. Ясно: хочешь не хочешь, а заключение экспертизы придется дезавуировать и, следовательно, вернуть дело на новое расследование. Мог бы сделать это еще вчера, так нет, захотел посмотреть представление до конца. Мог бы…
Не мог. Он все-таки надеялся, что Айзек представит более надежные аргументы, а не «расширение базы данных».
— У вас есть вопросы, адвокат? — обратился судья к Ковельски, надеясь, что тот скажет «нет».
— Да, ваша честь. — Ковельски поднялся и задал вопрос, подготовленный еще вечером: — Если психология говорит одно, а физика — другое, то какой вывод более важен для решения судьбы обвиняемого? Психология или физика? Физика или психология?
Он еще раз повторил бы этот вопрос, но Айзек ответил:
— Никакой.
— То есть? — опешил адвокат. Он ожидал, что Айзек скажет «конечно, психология», и тогда можно будет продолжить допрос, уводя суд от обсуждения пистолета и крови.
— Никакой, — повторил Айзек. — Физический и психологический аспекты равно важны для принятия решения и выводов.
— Но, — адвокат не замечал (да и как мог заметить?), что своим вопросом загонял Айзека в область рассуждений, которой нужно было тщательно избегать, — если психологический вывод. противоречит физическим исследованиям, они никак не могут быть равнозначны! Какой-то из выводов неверен!
Прокурор вяло похлопал в ладоши. Ясно же, какой вывод. Психологический — какие могут быть сомнения?
Поскольку это был не вопрос, а утверждение, Айзек промолчал, а Энди показал адвокату на пальцах, что следует спрашивать, а не утверждать.
— Так какой же вывод неверен? — спросил адвокат.
— Оба, — сообщил Айзек.
— Но это невозможно! — взволновался Ковельски и, вспомнив предостережение Энди, сформулировал свою мысль в виде вопроса: — Как могут быть верны или не верны оба противоречащих друг другу заключения?
— В теории сильного мышления, — ответил Айзек, и в голосе Варди судья уловил знакомые нотки скрытого ехидства, — существует семнадцать прямых и тридцать два косвенных способа устранения противоречий. Для всех способов разработаны алгоритмы.
— Алгоритмы разрешения неразрешимых противоречий?
— Я не утверждал, что противоречия неразрешимы, — с неожиданной резкостью заявил Айзек. — Я утверждал, что противоречия существуют. Да, я разрешил их с помощью известных алгоритмов.
— Пользуясь этими алгоритмами, противоречие мог разрешить любой другой эксперт?
— Вопрос недостаточно конкретен.
— Уточню. Вот я, например. Мне представляется, что противоречие непреодолимо. Я не понимаю, как совместить два утверждения. С одной стороны, доказано, что преступление совершил Долгов, и никто другой. С другой стороны, доказано, что Долгов совершить это преступление не мог ни при каких обстоятельствах. Так?
— Так, — согласился Айзек.
— Тем не менее вы утверждаете, что я мог бы разрешить это противоречие с помощью неких алгоритмов?
— Я этого не утверждал.
— То есть как? Вы только что сказали…
Адвокат сделал паузу, полагая, что уж свой ответ Айзек помнить должен и незачем ему подсказывать.
— Я сказал, что вопрос был задан недостаточно конкретно.
— Хорошо, спрошу иначе. Эти алгоритмы… Они описаны в научных работах? С ними можно ознакомиться?
— Да, описаны. Да, с ними можно ознакомиться.
— Значит, я тоже могу с этой проблемой справиться?
— Я этого не утверждал.
— Но из ваших слов логически следует…
— Из моих слов это логически не следует.
— Но… Хорошо. Приведите, пожалуйста, список этих приемов…
— Протестую! — воскликнул прокурор. — Адвокат пытается превратить судебное заседание в научный диспут или семинар! Он просто тянет время.
— Я всего лишь задаю вопросы! — возмутился Ковельски. — Когда вы задавали свои вопросы, никто вам не мешал!
— Протест принят! — Судья стукнул по столу молоточком. — Адвокат, пожалуйста, задавайте конкретные вопросы по делу.
— Я и задаю по делу… — пробормотал адвокат. Он понимал, что зацепился за некую непонятную пока для него суть, которая может обернуться в пользу Долгова. Как он сказал бы: «нутром чую». Чуял, да, уверен был, что интуиция его не подводит, но не имел ни малейшего представления, как задать вопрос, чтобы Айзек дал на него не просто конкретный ответ, но ответ, необходимый защите. Приемы, о которых сказал Айзек… Приемы… Что-то здесь важно. Что?
— Вернусь к предыдущему вопросу. — Похоже, он там сплоховал. Должен был спросить о другом. — Вы воспользовались приемами разрешения противоречий, верно?
— Да.
— Я могу воспользоваться этими приемами?
Если он ответит «нет»…
— Да.
— И могу разрешить это противоречие?
— Нет.
Адвокат растерялся. Он умел проводить перекрестные допросы. Он не раз загонял свидетелей в ловушку, в том числе смысловую или логическую. Выигрывал процессы — не так часто, как хотелось бы, но достаточно часто, чтобы приобрести репутацию крепкого защитника, умеющего находить лазейки даже в крайне невыгодных для защиты обстоятельствах. Но когда искусственное существо, которое может и обязано рассуждать только логически, только по заданным алгоритмам, существо, способное говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, когда такое существо несет явную чушь…
Адвокат досчитал до десяти, понял, что терпение судьи на исходе, и спросил:
— Правильно ли я понял?
— Не знаю, — немедленно отозвался Айзек.
— Я еще не сформулировал вопрос… Правильно ли я понял, что приемами, о которых шла речь, воспользоваться я могу, а разрешить с их помощью противоречие — нет?
— Правильно, — согласился Айзек.
— Где логика? Где… Ваша честь, — обратился адвокат к судье, — вы же видите, что Айзек противоречит самому себе на каждом шагу. Что-то с ним не в порядке.
— Ваша честь! — поднялся Энди. Он был возмущен. Он долго слушал глупые пререкания. Ни прокурор, ни адвокат не имели представления о том, как мыслит Айзек, как обрабатывает вопросы и как формулирует ответы. Два надутых индюка, два профессионала, которые, сцепившись, сумеют поставить друг друга в неловкое положение, но против Айзека шансов у них нет. — Ваша честь! Можно мне сказать?
— Протестую! — воскликнул прокурор. Адвокат тоже хотел подать протест — что еще за выходка со стороны программиста? — но поддерживать прокурора не собирался.