1 Елена Николаевна взглянула куда-то в окно, где кипела шумная петербургская жизнь с ее трескотней и звонками омнибусов..
— Я, — продолжала Елена Николаевна, — не понимаю жизни без борьбы, от жизни надо выхватить все возможное, чтобы потом не пожалеть ни о молодости, ни о всем пережитом.
Андрюшка искоса, но пытливо взглянул на говорившую.
— Вы, кажется, удивляетесь? — спросила она. — Вы, может быть, делая предложение, думаете видеть во мне хорошую жену в том случае, если я вам со своею рукой отдам и сердце… Вы ошибаетесь! Предупреждаю вас, я очень правдивый человек… Я, коротко говоря, вовсе даже не способна для семейной жизни.
Старик сделал нетерпеливый жест и хотел возразить что-то, но она перебила его:
— Молчите, батюшка! Вы знаете, что, когда я говорю серьезно то, что думаю, я не люблю, чтобы мне возражали.
Глаза ее заблестели и сделались так же мрачны, как у Андрюшки. Оба они даже стали немного похожи в эту минуту.
— Не будь вы графом, — продолжала она, обращаясь к Андрюшке, — то я бы ни за что не вышла за вас замуж, хотя… хотя…
Она встряхнула головой, вскинула руку, из-под которой белой полоской блеснули ее оскаленные зубы.
— Хотя любить вас я бы могла… а теперь мне необходим ваш титул, но ранее мне хочется полюбить вас, понимаете, полюбить!..
«Мне она чертовски начинает нравиться!» — подумал Андрюшка и с нескрываемым восторгом опять в упор поглядел на свою собеседницу. Эти оскаленные зубы, блестевшие из-под руки, в особенности нравились ему. Она ответила на его длинный страстный взор вызывающей улыбкой и вдруг, встав, сказала:
— Ну, жених, хотите, я покажу вам комнату вашей невесты… Так, запросто, по-дружески. Кстати, батюшке заниматься нужно делами, через час к нему придут его приказчики…
Андрюшка встал и вопросительно поглядел на старика, но тот только вздохнул и переложил полы халата.
Через несколько минут Елена Николаевна и Андрюшка сидели в будуаре. Он буквально задыхался в его душистой атмосфере, а она, видя его все более возрастающее беспокойство, хохотала и потешалась над ним всеми способами.
С этого дня Андрюшка в качестве жениха стал посещать Терентьевых ежедневно, и так — в течение нескольких дней.
Елена Николаевна, очевидно, поощряла частые свидания, и вообще между женихом и невестой вспыхнула настоящая любовь.
В особенности дивился новизне своих ощущений Андрюшка.
За последние дни он сделался мрачен и все спрашивал себя, что с ним случилось такое. Неужели это первая любовь со всеми ее атрибутами? Неужели и в его душу могло запасть это сентиментальное чувство?
Он силился самому себе давать уклончивые ответы на эти вопросы, но правда брала верх, и он с ужасом стал сознавать, что действительно безумно влюблен. Страшные ощущения перемешались в душе молодого преступника. Весь трепеща, он шел в дом невесты и тут, в тишине ее роскошного будуара, робел, как школьник, первый раз севший на ученическую скамью.
Елена потешалась над ним, но, сама того не замечая, все дальше и дальше переходила за грань своей навеянной холодности.
Дошло до того, что сама стала торопить со свадьбой, и она была назначена наконец на послезавтра.
Накануне в обычный час пришел к ней-Андрюшка.
Она встретила его, лежа на кушетке, в ярко-пунцовом шелковом платье, которое так поразительно оттеняло ее яркую красоту и гармонировало с черной тучей блестящих волос, охваченной в несколько рядов нитями жемчуга.
При виде ее в этом наряде Андрюшка остолбенел от восторга и изумления. Потом, весь дрожа от какого-то едва сдерживаемого порыва, медленно подошел к кушетке, стал на колени и, трепещущей рукой тихо дотронувшись до ее руки, прошептал:
— Царица моя, как вы хороши!
Елена улыбнулась.
— Здравствуй! — так же тихо произнесла она, грациозно поднося к его губам свою белую холеную руку.
Андрюшка жадно схватил эту руку и, скрипнув зубами, стал покрывать ее бешеными поцелуями. Но вдруг вскочил с колен и быстро прошелся по мягкому ковру будуара. Это «ты», сказанное в первый раз, окончательно потрясло его.
И странные мысли завертелись в его голове.
Впервые в его душу закралась робость. Когда он рвался к намеченной цели ради денег и мщения, едва ли был второй человек, который мог бы так презрительно смотреть на опасности. Там игра надвое оживляла его энергию и казалась увеселением, теперь же, когда на мрачной карте его рядом с прежними целями стояла и она, он ужаснулся. А вдруг он проиграет эту ставку?! И ему страстно захотелось поскорей снять ее с карты, но как снять?
Он бросил быстрый взгляд на красавицу и, заметив, что она хоть с улыбкой, но пристально следит за ним, отвернулся и потупил глаза. Потом он опять поднял их, губы его уже зашевелились, как бы желая произнести что-то, но он опять резко отвернулся и снова зашагал из угла в угол.
Елена приписала все это волнениям страсти.
— Вы мне сказали «ты», Елена, — начал наконец Андрюшка дрожащим голосом. — И это «ты» чуть с ума не свело меня сейчас.
— Что ж тут необыкновенного, — с напускной холодностью отвечала Елена, — невеста жениху всегда говорит «ты», в особенности накануне свадьбы и…
Она замолчала.
— И что? — спросил Андрюшка, подняв лицо.
— И в особенности когда она его любит…
— Елена! — кинулся на колени Андрюшка. — Елена! — повторил он, хватая ее руки. — Я не верю, чтобы это была правда.
— Да, это правда, — серьезно сказала Терентьева, — я тебя люблю.
Андрюшка как бы в изнеможении переступил к ближайшему креслу и сел.
— И знаешь, когда я полюбила тебя?
— Когда?
— Тогда, когда убедилась, что ты будешь любить меня не за деньги, а за меня самое. Убедилась же я в этом с первой нашей встречи, когда, помнишь, взгляды наши встретились и твой опустился перед моим…
Вдруг Андрюшка опять вскочил со стула и опять схватил руку красавицы.
— Стало быть, ты не лжешь, а в том, что я люблю тебя безумно, как никогда никого не любил, — в этом не нужно клятвы. Но послушай, Елена, скажи-ка мне одно, любишь ли ты меня тоже — самого за себя или… или за мой титул? Ха-ха-ха! Титул…
И он, замолчав, выпустил руку и отвернулся к окну.
— Нет, не за титул, — твердо и правдиво отвечала Елена.
— Стало быть, если бы его не было, ты тоже бы любила меня?
— Как — не было?
— Да так, если бы я, например, был простой человек, ты не отвернулась бы от меня?
— Но как это может быть?!
— Нет, ты отвечай на вопрос мой прямо.
— Я бы обмана не простила тебе. Я бы убила тебя… Слышишь!..
— За что? За то ли, что я обманул тебя, или за то, что у меня нет титула?..
— Я уже тебе сказала, что за обман.
Андрюшка адски улыбнулся и вынул револьвер. В этой улыбке сверкал весь ад его погибшей души со всеми ее нечеловеческими муками.
Молча протянул он револьвер и твердо сказал:
— Исполни! Я не граф, я двойник его, о котором ты слыхала.
Побледнев как полотно, Елена молча взяла револьвер и с бешенством в глазах стала медленно поднимать его к побледневшему лбу юноши…
Андрюшка глядел на нее сверкающим взглядом, но не боязнь, не страх смерти горел в нем, а восторг перед тою, которая сейчас должна была отнять у него жизнь.
Если она убьет его, значит, она любит его безгранично. После выстрела в него раздастся другой выстрел, и все будет кончено.
Он не обращал внимания даже на движение дула револьвера. Он жил теперь полной жизнью, хотя и последние мгновения.
Но вот она отшвырнула револьвер на кушетку, кинулась к нему, обхватила шею руками и прошептала:
— Навеки!.. Навеки твоя! Кто бы ты ни был!.. Все равно, все равно!.. Нет исхода…
— Как нет исхода! — крикнул Андрюшка, отталкивая ее. — Исходов масса, когда есть возможность борьбы. Садись, я все расскажу тебе.
И он рассказал ей все.
Когда пробило половину третьего ночи, беспокойство в семье Петровых обратилось во всеобщий ужас. Теперь не было никакого сомнения, что с Машенькой случилось что-нибудь недоброе.
Была послана телеграмма к сестре жены Петрова и получен ответ, что она даже не была там.
Чиновник Петров и его жена рвали на себе волосы и, совершенно обезумев от отчаяния, бегали по квартире, не зная, что предпринять.
Часов в восемь утра чиновник Петров бросился к одному из главных агентов сыскной полиции и, всхлипывая как ребенок, рассказал ему о случившемся.
В своем объяснении он даже высказал подозрения на графа Павла Иеронимовича, хотя тут же оговорился, что, в сущности, этого быть не может, потому что молодого графа он знает давно и верит в его честность безусловно.
Отсюда он, по совету агента, поехал на квартиру графа Радищева в надежде получить тут какое-нибудь разъяснение этого странного происшествия.
Когда он позвонил у дверей графской квартиры, ему отперла служанка и объявила, что молодой граф, точно так же как и старый, еще почивают.
— Доложите обо мне молодому барину, не беспокоя старого графа, — пробормотал Петров, вытаскивая визитную карточку, — вот нате, передайте ему это!
Видя взволнованное лицо посетителя, служанка затруднилась было, как ей поступить, но, когда Петров спросил, спит ли и графиня, удивление ее превзошло всякую меру.
— У нас графини никакой нет!
— Как нет? — вскинулся Петров.
— Не могу знать. Я служу у них всего второй день и только от дворника вчера узнала, что графиню третьего дня отвезли в сумасшедший дом.
— В сумасшедший дом?! — заревел Петров.
— Тише, барин, тише! Барина напужаете!
— Передай скорей мою карточку!..
— Да я, право, не знаю, будить их, что ли?
— Конечно, буди, я тебе приказываю…
В ответ на такое категорическое заявление служанка молча удалилась и только уже где-то в коридоре шепотом спросила:
— Молодому или старому?
— Молодому, молодому, — также шепотом ответил ей Петров, погружаясь в самые смутные соображения насчет всего того, что передала ему эта женщина. — Графиня в сумасшедшем доме?! — бормотал он. — Машенька исчезла куда-то, да что же это такое?.. Ну, положим, старуха графиня могла сойти с ума от такого муженька, но почему же Машенька исчезла?..