Тем временем сумма, присланная сыну, успела удесятериться, благодаря ловким операциям.
Еще год терпения и самых отчаянных спекуляций — и она могла обратиться в крупную сумму, на которую он мог скупить векселя ненавистного человека и прогнать его из единственного убежища.
Но тот, узнав вовремя о замыслах своего побочного сына, о замыслах, окрыленных непримиримой ненавистью и жаждой мщения, вынул в одно доброе утро револьвер и хладнокровно разрядил его себе в висок.
Месть была окончена, но зато ремесло ростовщика так и осталось специальностью Богданова. Он находил неизъяснимое удовольствие видеть, как щеки бонтонного жуира при появлении его покрывались смертельною бледностью. И он был неумолим со своей загадочной саркастической улыбкой. Теперь читателю, быть может, станет ясно, почему он сошелся с Андрюшкой.
В конце концов они стали даже друзья.
Однажды, уже после всех вышеописанных инцидентов, Андрюшка зашел к нему и сел на стул около кассы.
— Прочтите вот это, господин Богданов, это тот проект нашего нового общества.
Богданов взял в руки бумагу, долго со вниманием пробегал строки и, когда окончил, улыбнулся:
— А это что? Ваш будущий псевдоним?
— Да, — ответил Андрюшка, опустив голову.
В конце проекта была подпись: «Русский Рокамболь».
Мрачный кирпичный дом был очень некрасив, потому что облупившиеся карнизы и треснувшие стекла окон придавали ему вид старой запущенной казармы.
На самом же деле это была одна из тех петербургских трущоб, где население представляло собой сборище бродяг обоего пола.
Когда-то оно имело еще более ужасный вид, но в один прекрасный день (тоже довольно давно) дом этот был оцеплен и произведена тщательная «очистка».
Власти обрели тут много неожиданного.
Лица, в поисках которых тщетно тратилась энергия сыскных агентов, преспокойно обитали тут частью под чужими именами, частью совсем без всяких свидетельств на жительство. После этого мрачный дом обрел на некоторое время другую физиономию.
С внешней стороны он подвергнут был ремонту, а внутри заселен семьями бедных ремесленников.
В нижнем этаже приютились кузница и лудильное заведение, на верхних окнах появились бумажные сапожки, ножницы и модные картинки.
Угрюмый двор, на котором ночью мигали два керосиновых фонаря, тоже стал немного поопрятнее, но все это было ненадолго.
Не прошло и трех лет, как в излюбленную трущобу стали являться ее прежние обитатели, и опять замелькали по черным вонючим лестницам подозрительные субъекты, а в квартирах под всевозможными прикрытиями стали происходить сборища, цели которых были настолько же определенны, насколько и разнообразны.
Во втором этаже большого надворного флигеля была одна квартира, отличавшаяся своими размерами.
В особенности громадная была зала в полтора света, отчего на фасаде виднелись круглые оконца над рядом больших венецианских.
Квартира эта. однако, была заселена нанимателями углов, и в обыкновенное время зала являла довольно оригинальное зрелище.
Нечто подобное представляет собой Михайловский манеж, где по временам бывают выставки и народные гулянья.
По стенам, изукрашенным жалкими остатками багетов и орнаментов, лепились какие-то лари, сколоченные из досок; местами эти последи не прерывались подобием стойл, где так же, как и в первых, ютились грязные постели и рядом с ними не поддающийся описанию хлам.
Днем тут было всегда шумно. Обитатели ларей и стойл наполняли своды залы своим говором и стуком.
Посередине залы тянулся ряд четверных коек, таких, на которых среди разгородок лежало по четыре соломенных тюфяка изголовьями внутрь.
Над всем этим хаосом с облупившегося расписного потолка густо спускались длинные нити паутины, напоминая опрокинутую ниву колосьев, при каждом дуновении из входной двери приходящую в бурное движение.
Однажды в это помещение часов около двух ночи, когда тут происходила особенно оживленная деятельность, вошел красивый молодой человек в одежде мастерового.
Однако благородные черты его немного мрачного лица заставляли думать, что этот костюм и даже эти чересчур густые бакенбарды есть не что иное, как гримировка.
Надо сказать сперва, что неделю назад все население «Паутинника» (так называли эту залу) было взволновано слухом, что на днях эту залу целиком снимает какой-то «делец» для устройства тут каких-то важных сборищ по большому делу…
Кто этот «делец» и каково дело, требующее собраний именно в этой зале, никто не знал, но всем известно было только одно, что бывший портерщик Калиныч, а теперь квартирохозяин «Паутинника» вошел уже в соглашение с таинственным дельцом и предлагает от имени последнего довольно крупную сумму для раздела между выселяемыми квартирантами.
Благодаря солидности премии за очищение квартиры обитатели все без исключения выразили согласие переселиться.
Когда незнакомец вошел, сотня глаз устремилась на него с вопросительным любопытством.
Некоторые даже выражали тревогу, потому что всякий незнакомый посетитель тут принимался за агента сыскной полиции.
Но когда вошедший спросил, дома ли Калиныч, и прошел из залы в боковую комнату, которую тот занимал собственной персоной, начались самые оживленные и шумные толки.
Некоторые стали строить догадки, не тот ли это «делец», про которого говорил Калиныч.
Только один субъект лежал неподвижно на серединной койке и, зорко оглядев вошедшего, улыбнулся.
— Кажется, он? — прошептал субъект и стал прислушиваться к тому, что говорилось кругом.
Это был человек высокого роста, с широким лбом и близорукими глазами.
При взгляде на него нельзя было ошибиться, что это захудалый интеллигент, происхождением не то семинарист, не то отставной чиновник среднего класса. Зорко проследив вошедшего до самой двери, ведущей в «фатеру» хозяина, он закинул руки за голову и растянулся с видом полной беспечности, но глаза его приняли задумчивое выражение, и, судя по движению их, можно было догадаться, что обладатель их силится что-то вспомнить.
«Да, положительно это он, — решил субъект, — хотя тогда у него были рыжие баки, а теперь черные, но зато лицо свое он изменил слишком мало, что для умного и дельного человека слишком глупо».
Но чтобы не мистифицировать далее читателя, вкратце передадим следующую историю, в которой оба незнакомца окажутся нашими старыми знакомыми.
Игорный салон господина Флирта одно время посещал некто Степанидин.
Посещал он, впрочем, очень недолго и, проиграв средним числом около пяти тысяч, скрылся и более не появлялся.
С виду это был высокий сутуловатый мужчина… да проще сказать, это и был тот самый субъект, который покоится в настоящее время на одной из коек «Паутинника».
В вошедшем он узнал господина Карицкого, этого счастливого игрока, обращавшего в свое время на себя всеобщее внимание, как беспроигрышного понтера на таинственную двойку пик. Андрюшка, однако же, не знал по фамилии такого скромного и неприметного игрока, каким был Степанидин, несмотря на то что был давно наблюдаем завистливыми взорами несчастливца.
Теперь Степанидин, окончательно проигравшийся и впавший в глубокую нищету, узнал Андрюшку.
Есть положения, в которых неудачники, перейдя все стадии зло-получил, теряют последний остаток гордости и уже с животным отупением хватаются за всякий мизерный повод, ища в нем чего-то вроде исхода. Они, приниженно кланяясь, останавливают на улице былых знакомых, идут рядом с фамильярной навязчивостью и бог знает зачем торопливо напоминают об обстоятельствах мимолетного знакомства…
Степанидин, занимательную историю которого мы имеем в виду рассказать ниже, вознамерился подойти к Андрюшке, когда тот будет проходить обратно. Но он не знал пока, что бы такое сказать ему, с чего начать…
Степанидин гораздо ранее Андрюшки прекратил свои посещения салона Флирта и поэтому не знал, что имя Карицкого давно уже отождествлено с именем убийцы Померанцева и двойника графа Павла.
Безвыходно живя последнее время в «Паутиннике» и вполне ассимилировавшись с его средой и интересами, Степанидин решительно потерял связь с миром своего прошлого.
Однако и во времена посещения игорного салона Степанидин смотрел на Карицкого подозрительно.
Ему всегда казалось, что этот человек носит с собой какую-то тайну не только своего прошлого, но и настоящего. Тогда он сторонился от него и несколько раз даже высказывал свои подозрения Флирту, которого почему-то считал человеком почтенным, но последний только улыбался и отвечал весьма малозначительным коротким мычанием.
В настоящую же минуту, когда жизнь и ее обстоятельства окончательно исковеркали первоначальную природу Степанидина, он, хотя и видел в самом появлении Карицкого подтверждение своих предположений, тем не менее обрадовался этой встрече и решил, что знакомство с этим человеком, кто бы он ни был, может ему принести только пользу.
Знакомство это должно было натолкнуть его на какой-нибудь решительный шаг, совершение которого бок о бок с таким человеком, как Карицкий, должно иметь девяносто шансов на успех.
Калиныч хранил в тайне то громадное предприятие, которое доверил ему Андрюшка и ради которого «снималась» эта зала целиком.
Уже одно то кредитировало Андрюшку в глазах бывшего портерщика, что, очевидно, убийца Померанцева, этот Рокамболь, как называл его покойный, не стесняется, по-видимому, в деньгах и сорит ими направо и налево.
А тот, кто, несмотря на все минувшие препятствия, остается бодр и энергичен, тот заслуживает полного расположения и кредита со стороны таких людей, каким был Калиныч.
Его подкупило в пользу Андрюшки еще и то обстоятельство, что ловкий парень первым явился к нему, коротко и ясно передал свой грандиозный план и не то что попросил, а потребовал его содействия.
И как сверкали его черные гордые глаза, как повелительно хорош был он в эту минуту!..