— Понял.
Назавтра стало известно, что Дмитрий Львович только под утро вышел из купеческого клуба, взял пролетку и укатил домой на Коломенскую. Задернул плотные шторы на окнах и, видимо, лег спать. В полдень Дмитрия Львовича разбудил привратник, и он снова, неспешным прогулочным шагом отправился на Невский. Но вечером пошел не в Английский клуб. Агенты напрасно ожидали его у купеческого.
Дни Дмитрия Львовича Хлестакова протекали однообразно, менялись только места, которые он посещал вечерами. Сергей же Иванович не показывался ни на улице, ни даже в окнах. Весь день провел дома. Возникла мысль, что, набрав слишком много вина, он загулял в одиночестве, либо произошло что-то нехорошее. Не он ли искомый злоумышленник? Обманул агентов и скрылся.
Под вечер сам Иван Дмитриевич прибыл на Моховую, послал с поручением привратника к господину Хлестакову, но тот вернулся ни с чем. Путилину было не привыкать получать взыскания, поэтому он приказал вскрыть дверь в присутствии понятых — привратника и дворника. Оказалось, не напрасно. Хозяин квартиры висел на крюке. Глаза закрыты, почерневший язык торчит из раскрытого рта. На столе лежит лист бумаги, исписанный размашистым почерком.
Прибывший доктор осмотрел труп и сообщил:
— Судя по полосе на шее и отсутствию следов борьбы, покойный покончил с собой.
— Добавить нечего? — уточнил Путилин.
Доктор снял пенсне и стал протирать мягкой тряпицей.
— Иван Дмитриевич, везите в анатомический. У вас какие-то сомнения?
— Сомнений-то, откровенно говоря, нет, но вы, голубчик, посмотрите повнимательней. Не дает мне покоя одна мыслишка. Можно ли проверить, пользовался наш висельник гримом или нет?
— Попробую. Завтра с утра отчет будет у вас.
Доктор приподнял шляпу и удалился.
Иван Дмитриевич взял записку со стола, оглядел со всех сторон и прочитал: «Я устал от преступной жизни, меня повсюду преследует кровь, пролитая моими руками. Я сам вынес себе приговор».
При обыске в гардеробной был обнаружен большой деревянный сундук, а в нем потертый кожаный баул, неумело прикрытый старыми вещами. Его чрево содержало набор париков на всякий вкус, накладные бороды и усы разных цветов, театральные краски для грима, кисет с золотыми кольцами, брошами, серьгами и жемчужными нитями.
Путилин поинтересовался у агентов, следивших за квартирой:
— Что вы наблюдали необычного за время дежурства? Молодой агент приосанился:
— Ваше благородие…
— Иван Дмитриевич, — мягко поправил его начальник сыска.
— Иван Дмитриевич, я вел наблюдение с Моховой улицы. Сегодня только жильцы проходили туг.
На лице Путилина читалось изумление.
— Узнал через дворника, — затараторил агент. — Во втором этаже у госпожи Никитиной служит молодая горничная, так по интересу к ней я получил сведения обо всех жильцах и слугах. Сегодня условились, что поздним часом приду к дворнику с гостинцем.
— Так.
— Не было никого постороннего.
— Понятно.
— Иван Дмитриевич, я нес службу с черного входа, — доложил тот, что постарше. — Привозили продукты господам со второго и четвертого этажа, это постоянный поставщик. Забрела нищенка, но ее выставил дворник.
— Когда это было?
— Без четвери пять пополудни.
— Больше никого не было?
— Нет, никого.
— Вы свободны.
— Чем занят наш второй? — обратился начальник сыска к Жукову.
— Выехал в купеческий клуб. Снимать слежку?
— Нет, — строго сказал Путилин. — Напротив — усилить.
— Но ведь преступник повесился, и все улики в наличии — баул, драгоценности!
— Я уверен, что украшения недорогие. А письмо слишком. гладко написано. Вот что. Найди бумаги, писанные рукой нашего Хлестакова, возьми его записку и с утра поезжай в окружной суд. Там организована судебно-фотографическая лаборатория. Передашь бумаги Евгению Федоровичу Буринскому, пусть попробует ответить, сходится почерк или нет? Завтра узнаем, пользовался ли он гримом. Сомнение — вещь настойчивая: требует ясности, а ее как раз к нет.
— Но второй-то под надзором, ни минуты не оставляли одного.
— Ой ли? А в клубах? Там догляда ведь не было.
— Но за входами следили наши агенты.
— Значит, щелочку нашел, он приучен пользоваться гримом.
— Вы все-таки уверены, что разыскиваемый — Дмитрий Львович?
— Больше да, чем нет.
Буринскому много времени на сличение почерков не понадобилось: сказался опыт. Положил на столе рядом несколько бумаг, в том числе и предсмертную записку, обследовал с лупой не то что каждую буковку — каждую завитушку.
— Определенно могу сказать одно, что принесенные бумаги написаны одной рукой, а вот это, — он указал на предсмертную записку, — подделка. Немного изменен наклон букв, завитки кто-то старался скопировать, но вот здесь, например, не вышло.
— Спасибо, — пролепетал Жуков. — Я доложу Ивану Дмитриевичу.
— Передавайте мой поклон господину Путилину, рад буду видеть его в моей лаборатории.
Путилин по дороге на службу заехал в анатомический театр.
— А ведь вы, Иван Дмитриевич, оказались правы, — сразу приступил к делу доктор. — Если б вы не выразили сомнения, голубчик, я просмотрел бы. На шее одна борозда, признаков борьбы и отравления нет, по всем приметам человек решил свести счеты с судьбою добровольно. Ан нет, под волосами я след обнаружил. Данного господина сперва ударили длинным круглым предметом, наподобие дубинки, обернутой мягкой тканью или кожей, и в бессознательном состоянии надели петельку. А гримом сей господин не пользовался. Более добавить ничего не могу.
— Этого вполне достаточно. Теперь мне понятно, что произошло. Преступник хитер. У меня сейчас одна забота, чтобы он не ускользнул от правосудия.
— Отчет, Иван Дмитриевич, пока не готов, но к обеду пришлю с курьером.
— Можно теперь не спешить, мне важен был ваш вывод.
Войдя в кабинет, Иван Дмитриевич подошел к окну. День обещал быть жарким, на небе ни единого облачка. По булыжной мостовой с грохотом катились повозки. Но мысли Ивана Дмитриевича были далеко. Либо искомый Хлестаков заметил агентов и решил поиграть с ними, либо он настолько хитер, что продумал несколько ходов наперед. Узнал от кого-то о поисках однофамильцев по определенным приметам, даже если и что-то отрывочное услышал, смог сообразить. Если так, то с Сергеем Ивановичем был знаком, хотя бы и шапочно. Может, сталкивался с ним в каком-нибудь клубе или в ресторации, которых пруд пруди… Вот и получается, что преступник известен, а взять его все равно нет возможности — нет доказательств. Бывшие подельники опознать в лощеном господине своего главаря не сумеют, слишком хорошо тот гримом пользуется. Прямо-таки артист!
— Иван Дмитрич, есть новости, — оповестил Жуков, приоткрыв дверь.
— Заходи, раз голова вошла.
— Иван Дмитрич, Евгений Федорович кланяться велел.
— Спасибо, а дело?
— Последнее письмо писал не наш покойник.
— Я так и думал. Так и думал, но связать наших Хлестаковых пока не могу.
— Я порасспросил своих агентов, — продолжал Михаил. — Так вот, они могли встретиться либо в купеческом клубе, либо у Александра Павловича, нашего третьего Хлестакова, к которому вчера судебный следователь с помощником прокурора нагрянули и игроков арестовали. Я проверил по счетной книге: все три однофамильца там указаны. За рулеткой они и могли познакомиться.
— Тогда понятно. Добавь для слежки агентов. Я должен всё знать.
— Сделаем.
Вечером Жуков докладывал: Дмитрий Львович живет по старому расписанию: днем к Палкину, вечером в клуб. Но сегодня в руках нес портфель.
— Это интересно. Завтра пообедаю в ресторации Палкина и посмотрю на нашего подозреваемого.
Когда Хлестаков вошел в залу палкинской ресторации, Иван Дмитриевич уже занял удобное место — лицом ко входу. Он видел, как тот вальяжно прошествовал к столу. Вышколенный официант в белоснежной рубашке склонился перед постоянным посетителем, излучая радость. Потом, словно за спиною выросли крылья, прямо-таки полетел выполнять заказ.
К Путилину подскочил с полупоклоном Жуков, переодетый официантом, прошептал что-то на ухо. Иван Дмитриевич отмахнулся от него и продолжил трапезу.
Через полчаса Дмитрий Львович Хлестаков поднялся из-за стола, скользнул взглядом по залу. Начальнику сыска показалось, что глаза его недобро загорелись, случайно встретившись с путилинским взглядом. Взяв коричневый кожаный портфель, Хлестаков пошел по направлению к туалетной комнате. Иван Дмитриевич напрягся и показал глазами Жукову: смотри в оба.
Через пять минут подозреваемый возвратился за стол. Путилину показалось, что портфель стал как будто тоньше.
Остаток дня прошел по заведенному Дмитрием Львовичем распорядку: послеобеденный отдых, переодевание — и в клуб.
Иван же Дмитриевич, покинув ресторацию, осмотрел, куда выходят окна туалетной комнаты, где находятся двери, за коими открывается задний двор.
На следующий день, когда господин Хлестаков пришел обедать к Палкину. Иван Дмитриевич занял наблюдательный пост во внутреннем дворе ресторации. Через некоторое время из дверей черного хода вышел старичок в поношенном пиджаке с нечесаной бородой и в картузе. Путилин приказал его задержать.
— Приветствую вас, Дмитрий Львович, — с улыбкой произнес начальник сыскной полиции.
— Ась, — приложил ладонь к уху старичок. — Не слышу, мил человек, глуховат я.
— Может, не надо притворства? — спокойно сказал Иван Дмитриевич. — Я знаю, лицедействовать вы умеете не хуже иного артиста. Приоделись вы хорошо, но туфельки новые в портфель, видно, не вошли. Слишком они выделяются из вашего гардероба.
— Надо бы вчера уехать, — процедил Хлестаков, срывая бороду. — Да что говорить — скупой платит дважды.
— Давно хотел с вами познакомиться, — произнес Путилин, удобно устроившись за своим столом.
— Вот я перед вами. Могли бы в клубе встретиться, хотя… — Серые глаза буравили начальника сыска. — Вы же не поклонник азартных игр, как ваш покорный слуга, — Хлестаков приложил руку к сердцу и наклонил голову.