— Для чего вам понадобилось, чтобы топор купила Ирина?
— Какая Ирина? — искренне удивился Хлестаков. — Я просил, чтобы топор приобрела жена Сорокина. Она должна была сыграть роль убийцы.
— Топор купила подруга нынешней вдовы, у нее же похищены юбка и блузка, в которые были завернуты части тела Сорокина.
— Иван Дмитриевич, я запаниковал после того, как несколько раз стукнул его по голове. Схватил первые попавшиеся вещи, завернул его — и к воде. Я сделал глупость, что спустил Сорокина в канал, надо было оставить в квартире.
— Я думаю, Сорокин готовил ваше убийство, и не последнюю роль должны были сыграть в этом деле нынешняя вдова и ее подруга. По его замыслу выходило, что из ревности или по иной причине Кузьмина убивает Альбину и вас. Топор покупала она. вещи в крови найдены у нее, и она должна была — Иван бы ей помог— покончить с собой, терзаясь муками совести из-за свершенного злодейства. Я думаю, вы его опередили всего на один шаг. А вот тело, сброшенное в канал, — действительно одна из ваших ошибок.
— Одна из? — удивился Хлестаков. — Нет, Иван Дмитриевич, одна.
— Нет, смею вас заверить, господин Хлестаков, что не одна. Вы имя неподходящее назвали своим бандитам, хоть они и не знакомы с произведениями литератора Гоголя, но на память не жалуются.
Дмитрий Львович вытащил платок и вытер дрожащей рукой потный лоб.
— Неудачная шутка с птицей, — продолжал Путилин. — Все ограбленные посещали либо купеческий, либо Английский клуб. Затем неумелая попытка подсунуть в качестве преступника своего однофамильца. Записка, признаюсь, написана очень умело, но вами. Это доказали в лаборатории. — Путилин помахал листочком. — Потом, как вы ни старались, но на затылке повешенного, под волосами, остался след от дубинки. Да, и не успели опередить Сорокина, просмотрели слежку. Достаточно или еще перечислять?
Хлестаков сидел, не поднимая глаз. Но Иван Дмитриевич выглядел не победителем, поставившим точку в нескольких делах, а уставшим от людской подлости человеком.
ПРИСЯЖНЫЙ ПОВЕРЕННЫЙ
Чиновник по поручениям сыскного отделения Санкт-Петербургской полиции титулярный советник Назоров перекладывал бумаги в папку, на которой каллиграфическим почерком было выведено: «Дело № 698. Убийство Василия Венедиктовича Вознесенского».
Василию Ивановичу Назорову вручил папку Иван Дмитриевич Путилин, непосредственный начальник. Бумаг в ней было три. Одна от судебного следователя — о поручении дознания по поводу безвременной смерти присяжного поверенного Вознесенского, вторая — допрос, снятый с Вознесенского в больнице, и третья — осмотр места преступления.
Протокол допроса
1873 года Октября 15 дня, г. Санкт-Петербург
Пристав Суворова участка Васильевской части г. Санкт-Петербург Богданов, за отсутствием судебного следователя, на основании ст. 268 уст. уг. суд. при допросе в качестве потерпевшего допрашивал под присягою нижепоименованного, находящегося в тяжко-болезненном состоянии, который показал: зовут меня Василий Венедиктович Вознесенский, 56 лет, присяжный поверенный, не судим, вероисповедания православного, вдов. Косая линия, дом Брусницыной.
При допросе пострадавший показал: 15 октября около часу ночи Вознесенский возвращался из клуба в свою квартиру по Косой линии в доме Брусницыной. Сошел с тротуара и расплачивался с извозчиком, из-за угла дома показались два человека. Они подошли на близкое расстояние и произвели из пистолетов несколько выстрелов. Затем они скрылись. Вознесенский объяснил, что стрелявших не опознал, но имеет догадку, что подстрекателями к покушениям на его убийство могут быть старшина из Парголова Вавилов и член городской управы Новосельцев, против которых он вел гражданское дело.
Более показать ничего не имею.
Назоров закрыл папку. Что ж, не в первый раз начинать с нуля, имея только раненого, умершего в тот же день, и смутные подозрения насчет указанных персонажей.
Начинать надо, как гласит народная мудрость, от печки, а печкой в данном случае является участок Суворова Васильевской части. Именно оттуда на место преступления прибыли полицейские во главе с приставом. И надо их расспросить про главное: почему не взяты показания у извозчика, городового и тех свидетелей, что могли оказаться поблизости?
— Василий Иваныч, — покачал головой помощник пристава поручик Максимович, — начальник в отъезде, а я на ваши вопросы ответить не могу, потому как там не присутствовал и сути дела не знаю.
— Но вы же…
— Не было меня в городе. Первым на место прибыл городовой Амосов. Он сегодня на посту, спросите его.
— Благодарю.
Василий Иванович поднялся со стула, поняв, что более ничего путного узнать не удастся.
Городовой, ражий мужчина лет сорока, с казацкими усами, оказался более осведомленным, чем помощник пристава.
— Да как дело было? — Амосов шмыгнул носом. — Стою я, значит, на этом самом месте.
— Всегда тут стоишь?
— Так точно, определено мне находиться здесь. Передо мной, как на ладони, и Большой, и Косая линия. В тот день…
— Времени было сколько?
— После полуночи — точно. Так вот, подходит ко мне незнакомец и говорит, что в доме Джунковского…
— Это в каком? — перебил городового Назоров.
— Видите: каменный, в два этажа, так это он.
— Далее.
— Да. Подходит незнакомец и говорит, что в доме Джунковского, значит, идет запрещенная игра в карты, и хозяина с гостями можно взять с поличным. Ну, я противиться не стал, часто поздний, народу на улицах нет, происшествий быть не может. Я туда, а там, значит, тишина, сонное царство. Я уж будить никого не стал, а вернулся на пост.
— Запомнил незнакомца?
— В тужурке, сапогах, картузе — как мастеровые ходят.
— Лицо видел?
— Вот лицо-то и не видел, здесь лампа горит, да свету от нее, как кот наплакал.
— С усами он был? С бородой?
— Не, — городовой покачал головой. — Бороды точно не было, а вот усы вроде были.
— Так были или нет?
— Были, — выдохнул Амосов.
— Какого цвета тужурка и картуз?
— Черные.
— Говор какой у незнакомца был? — Увидев недоуменный взгляд, пояснил: — Окал, акал, с акцентом говорил, какие-нибудь особенности?
— Нет, мне показалось, что из местных он.
— Из Василеостровских?
— Из столичных.
— Куда ж тот незнакомец подевался?
— Сперва поотстал от меня, а потом я его больше не видел.
— Что дальше было?
— Вернулся на пост.
— Если здесь все как на ладони, так ты должен был видеть, как в Вознесенского стреляли?
— В том и дело, что мне показалось, как в дом Григорьевой, который за Джунковским идет, кто-то прошмыгнул, а я знаю, что хозяйки нет, за город уехала. Ну, я бегом туда, вот в это время хлопки послышались, будто кто в ладоши стукнул. Это потом сообразил, что из револьвера стреляли, вот я бегом назад, а там…
— Рассказывай.
— Василий Венедиктович на дороге лежит, а рядом с ним испуганный извозчик. Толком ничего сказать не может, только мычит и в сторону кивает. Я туда, а там никого нет. Извозчика сразу к врачу отрядил, а потом в участок.
— Вознесенский тебе что-нибудь сказал?
— Нет, только стонал, я уж испугался, что он на руках у меня помрет. Потом прибыл врач, господин Готлиб, ну а вслед за ним пристав и судебный следователь.
— Они тебя опрашивали, допросный лист составляли?
— Расспрашивать-то расспрашивали, но бумагу не составляли.
— Понятно. Ты извозчика помнишь?
— А как же! Он Василия Венедиктовича частенько привозил.
— Где его найти?
— На Михайловской площади, у Дворянского собрания.
— Как его зовут?
— Вот звать… — Городовой задумался. — То ли Петр, то ли Сидор… Скажу прямо, не припоминаю, а номер жетона пожалте: пять тысяч тринадцать.
«Если уж я оказался рядом с домом убиенного, — рассуждал сыскной агент, — то стоит побеседовать со слугами или кто там есть в квартире».
Дверь квартиры Вознесенского открыл гладко выбритый мужчина с аккуратно зачесанными назад волосами, в отутюженной рубахе. Он больше походил на хозяина, нежели на слугу.
— Чем обязаны?
— Титулярный советник Назоров, сыскная полиция, — представился Василий Иванович. — Хотелось бы поговорить о твоем хозяине.
— Прошу, — мужчина отступил в сторону, приглашая государственного чиновника в небольшую прихожую.
— Как понимаешь, мне надо задать несколько вопросов, — пояснил сыскной агент. — Не здесь же нам разговаривать.
— Извиняюсь, но я готовлюсь к приезду наследника.
В гостиной вся мебель была под белыми чехлами.
— С тобой следователь или пристав беседовали?
— Нет.
— Н-да, — покачал головой Назоров, осматривая комнату. Судебные власти даже не соизволили опечатать квартиру. Уничтожай документы, уноси что заблагорассудится. — Скажи, у господина Вознесенского враги были?
— Не имею возможности знать, господин Назоров, хозяин своими мыслями со мной не делился.
— Хотя бы слышал о каких-нибудь угрозах ему? Высказывал ли он какие-нибудь подозрения? Может, письма приходили?
— Извиняюсь, господин Назоров, но ничем помочь не могу. — Мужчина развел руками.
— К Вознесенскому приходили дамы?
— Это…
— Хозяину твои откровения не повредят, а вот убийц найти помогут, так что я слушаю.
Слуга поджал губы и вымолвил:
— Дама мужа имеет, и в память Василия Венедиктовича не хотелось бы, чтобы ее благоверный узнал.
— Не узнает. Есть у нас в сыскной полиции один секрет, тайна следствия называется. Но если благоверный этой дамы замаран убийством, то тайна выйдет наружу.
— Зовут барыню Ираида Карповна.
— А фамилия?
— Корф.
— Может быть, знаешь, где проживает?
— Господин Назоров, избавьте меня…
— Как говорится, назвался груздем… Так где проживает госпожа Корф? Неужто думаешь, что, имея в распоряжении Адресную экспедицию, я сам не дознаюсь? Только время лишнее потрачу.