рассказывал он.
Позже был предъявлен документ, в коем значилось, что упомянутые господа, проигравшие свое дело, вынуждены были деньги в сумме пять тысяч триста двадцать два рубля шесть копеек и земли сколько-то десятин вернуть некоему господину Федяйкину.
Переговорил Назоров и с Федяйкиным.
— О! — улыбался пышущий довольством Егор Ефимович.. — Конечно, жаль господина Вознесенского, но — «се ля ви», как говорят лягушатники.
— Все-таки убит человек, — вставил Василий Иванович.
— Что с того? — пожал плечами Федяйкин. — Что же, я должен переживать по поводу каждой кончины?
— Но он же…
— Господи, Василий Иванович, избавьте меня от лишних слов. Вознесенский сделал свое дело, за которое получил немалые деньги, так что наши отношения этим исчерпаны. Вот если бы новая тяжба, то тогда бы я вновь обратился к Вознесенскому, но не более того.
— Ладно, пусть будет так. А лично вам угрожали Новосельцев и Вавилов?
— Господи, чего не скажешь в сердцах? Иной раз говоришь: «Убил бы тебя!» — но никто ведь это не воспринимает всерьез.
— Вы правы.
— Так что, господин сыскной агент, ищите убийцу в частной жизни присяжного поверенного, тем более что он был вдов.
— Годы…
— Бросьте вы! — Егор Ефимович хмыкнул. — Мой родитель народил меня в шестьдесят три.
Федяйкин был в чем-то прав. Но и предсмертные слова присяжного поверенного о Вавилове и Новосельцеве отбрасывать нельзя.
Сыскные мероприятия — это не ежедневное следствие по одному делу, а постоянный розыск по многим преступлениям. Вот и в этот раз к покушению на Вознесенского Василий Иванович вернулся только через три дня.
О статском советнике Корфе, председателе губернской Земской управы, все отзывались в превосходной степени: и умен, и добропорядочен, и заботлив, и, ко всему прочему, честен, чего не скажешь про всех иных чиновников. Оказалось, что именно с легкой руки Павла Леопольдовича Федяйкин ввязался в тяжбу с Вавиловым и Новосельцевым, которые, как добавляли шепотом, предлагали барону немалые деньги, чтобы тот закрыл глаза на беззаконие.
Назоров решил съездить в Парголово и на месте порасспрашивать о Вавилове. Коляску брать не стал, тем более что переоделся в крестьянское платье. Посчитал, что не следует появляться в вотчине Вавилова городским щеголем. У Казанского собора сел в двенадцатиместный дилижанс, заплатил четвертак мелкими медными монетами и через час вышел на пыльную площадь возле почтовой Парголовской станции. Первым делом зашел в трактир Егузинского, чтобы там расспросить местных о Вавилове. Охочи иной раз селяне на откровения с незнакомцами, с которыми никогда больше не встретятся.
Проведенное в трактире время зря не пропало. О Вавилове отзывались как о человеке, который за грош мать родную продаст, купит, а потом снова выставит на продажу, но уже втридорога. Кроме вышеуказанного качества, сельский старшина обладал железной хваткой. Прикупил все мелочные лавки Пар-голова, что давало ему возможность драть три шкуры с крестьян, которые брали товары в долг. А когда человек попадал в кабалу, долг только возрастал. Одно время подбирался староста и к трактиру, но его постигла неудача: обломал зубы о господина Егузинского. Однако не успокоился и открыл портерную. А тут подоспела тяжба с наследником Федяйкина. Старший-то Федяйкин помер, а сын его нанял такого шустрого господина, что тот не только земли, незаконно купленные Вавиловым, вернул, но и такие деньжищи истребовал, что сельский старшина до сих пор злобствует. Кричал, что со свету сведет обидчика, Божьим судом грозил.
Теперь лучше к Вавилову не подходить. Потерять такие деньги! Ежели ты, говорили Назорову, хочешь наняться к сельскому старшине, то сейчас неподходящее время. Лучше вон к управляющему Федяйкина иди, тот расширяет хозяйство, и работники ему надобны.
Выяснилось, что Вавилов похвалялся большими связями в уезде и столице, а на деле и обратиться ему было не к кому, кроме Новосельцева. А у того господина кишка тонка, чтобы пойти не то что на убийство, а даже и на простое нападение. Подтверждение нашлось там, где сыскной агент и не ожидал, — в городской управе. Начал наводить справки про господина Новосельцева и установил, что является тот не «человеком со связями», а трусливым чиновником, вцепившимся в кресло. В момент отрекся от своего компаньона, с которым когда-то путем махинаций отобрали земли у Федяйкина. Да и, к слову сказать, не так-то просто найти двух душегубов и нанять их для гнусного дела. Их надо знать или хотя бы знать тех, кто имеет приятелей, готовых ради денег на всё. Только откуда возьмется такой знакомец у чиновника городской управы? Вокруг сельского старшины, конечно, разные людишки ходят, но свяжешься с иным, так и попадешь на крючок: постоянно будут деньги требовать за молчание. Овчинка выделки не стоит.
Таким образом, получалось, что присяжный поверенный принял простую браваду проигравших тяжбу людей за чистую монету. Надо было прокладывать новые пути следствия и искать того, кому выгодна была смерть Вознесенского.
— У Василия Венедиктовича остался сын Иван, единственный наследник, — слуга присяжного поверенного был немногословен, сидел перед Назоровым с непроницаемым лицом.
— Вот что, голубчик, — навис над ним сыскной агент. — Я не собираюсь тащить из тебя клещами сведения о новом хозяине. Ей-богу, я могу узнать это и без тебя, только уйдет немало времени. Мало ли что тогда узнаю! Поэтому рассказывай сам. Кто такой этот Иван? Где проживает? Сколько лет? Отношения с отцом? В общем, всё, что знаешь.
— Василий Иванович, — взмолился слуга, — не мое это дело…
— Пока ты утаиваешь сведения, убийца следы заметает.
— Их же двое было! — изумился слуга.
— Ты откуда знаешь?
— Говорили.
— Итак, я слушаю.
Назоров узнал, что Вознесенский был родом из Тверской губернии, воспитывался в семье вдовой тетки Мари и Степановны. Ее муж когда-то управлял большим имением, жил роскошно, открыто. Оставил после себя двух сыновей и дочь Надю — миленькую девочку, не очень умную, но бесконечно добрую. Она уродилась в мать — с густыми черными волосами, приветливой улыбкой на пухлых губах и ясными глазами. Спустя некоторое время маменька заметила, что Надя, сама еще дитя, в скором времени родит. Произошел семейный скандал. Чтобы как-то замять его, Василий Венедиктович вынужден был жениться на двоюродной сестре. Наденька при родах умерла, оставив сына, которого нарекли Иваном. Тогда же господину Вознесенскому было отказано от дома, а воспитанием мальчика занялась глава семейства.
— Когда-нибудь Иван приезжал к отцу?
— Ни разу, — покачал головой слуга, — только вот теперь едет вступать в наследство.
— Значит, говоришь, Василий Венедиктович ни разу не видел сына?
— Именно так.
— И узнать не мог бы?
— Не знаю. Мне неведомо, что господин Вознесенский интересовался судьбой сына. Только деньги слал.
— Значит, и ты никогда не видел Ивана?
— Не видел.
— Тогда Ивану лет тридцать или около того?
— Тридцать четыре.
— Служит?
— В кавалерийском полку батальонным начальником.
— Когда, говоришь, он приезжает?
— Завтра.
— Иван имеет средства?
— Да. Мария Степановна недавно умерла и завещала свой капитал и имение внуку. Поэтому он выходит в отставку.
— Братья Надежды были старше ее?
— Да. Лет на десять.
— Какую фамилию он носит: отца или матери?
— Отцовую.
— Способны они на убийство?
— Бог с вами, — перекрестился слуга. — Не то давно бы господину Вознесенскому несдобровать, лет-то сколько прошло.
Кажется, довольно простое дело на поверку оказалось запутанным. И покойный присяжный поверенный оказался не так чист, как хотелось его представить. Хотя юношеские ошибки дальнейшей жизни нс определяют, но все-таки не следует отбрасывать. Этому учил и Иван Дмитриевич: нельзя, говорил он, отмахнуться от мелочей, ведь каждая из них составляет свой штришок, свой мазок на обшей картине. По службе присяжный поверенный всегда имеет недоброжелателей. Ведь он отстаивает интересы одной стороны, тем самым загоняя другую в угол. Но чтобы за это убивать? Сомнительно. Не припоминались такие случаи.
Вавилов и Новосельцев, судя по всему, ни при чем. Надлежало возвращаться назад, в тот пункт, откуда начал движение.
Говорят, что барон Корф, приобретший рога благодаря стараниям присяжного поверенного Вознесенского, — человек мягкий и не способен на столь дерзкий поступок. Да только никто не может знать, как поведет себя мужчина, узнав, что жена его стала любовницей другого…
Теперь сын. Отец никогда в глаза не видел собственное дитя. Может быть, запоздалая месть за мать? Странно это, надо сказать. Это на Кавказе ходят с кинжалами и по всякому поводу объявляют месть обидчику.
На следующий день Василий Иванович так и не смог встретиться с сыном присяжного поверенного, отвлекли другие заботы. Пришлось заниматься кражей на Большом проспекте Васильевского острова. Хоть это и было рядом с квартирой убитого, но зайти не решился. Под вечер заглянул в Адресную экспедицию — разузнать на всякий случай, не пребывал ли вдень покушения сын означенного господина в столице. Результат оказался неожиданным: Иван Васильевич Вознесенский, подполковник и кавалер нескольких боевых наград, в день убийства находился в Петербурге — и не где-нибудь, а в гостинице «Излера», что на 13-й линии, близ устья Невы. Сие обстоятельство требовало расследования.
Через негласных агентов Василий Иванович узнал, что в ночь покушения господин подполковник в гостинице не ночевал, пришел под утро злой и перепачканный в грязи. Становилось любопытно.
А вслед сыскной агент получил сведения, что Иван Васильевич Вознесенский в столице бывает не часто, но с определенной периодичностью и останавливается всегда в гостинице «Демуг», что в Большой Конюшенной.
— Разрешите представиться, — Василий Иванович наклонил голову. — Чиновник по поручениям при начальнике сыскной полиции титулярный советник Назоров.