— Подполковник Вознесенский. Чем моя скромная персона заинтересовала столь… — Иван Васильевич замялся, подбирая слово, и не без иронии добавил: — Столь почтенное учреждение?
— Вы, видимо, получили телеграмму о безвременной кончине вашего батюшки? Примите мои соболезнования.
— Получил, но не буду скрывать, что сия новость для меня трагедией не стала, отнюдь даже не огорчила.
— Вот как!
— Именно так. Я своего родителя никогда в жизни не видел и не жаждал увидеть, но вот за помин его души пропустить чарку не прочь.
Вознесенский-младший налил коньяку в рюмки.
— Прошу.
— Благодарю, — Василий Иванович посмотрел на стол, — если только за помин души.
Иван Васильевич опрокинул рюмку в рот, хмыкнул и произнес изменившимся голосом:
— Вот как судьба распорядилась: не дала лицезреть ни матушку, ни батюшку. Так что задавайте свои вопросы, хотя, не скрою, вашего брата полицейского стараюсь обходить стороной. — Подполковник не церемонился.
— Я чисто по формальной части, тем более что вы отца не знали.
— Спрашивайте, раз уж пришли.
— Когда вы приехали?
— Вчера, — не моргнув глазом, слукавил подполковник.
— Тогда вы ничем помочь не сможете. Вы где остановились?
— Прямо с вокзала на квартиру батюшки, — последнее слово он произнес с особым выражением.
— У вас знакомые в столице имеются?
— Увы, нет. — Подполковник поднял бутылку: — Еще по одной?
— С удовольствием бы, но служба…
— Каковы результаты, Василий Иванович, по делу господина Вознесенского? — спросил агента Путилин.
Назоров доложил не только то, что удалось узнать, но и свои соображения по делу.
— Н-да, — произнес Иван Дмитриевич, выслушав. — Оказывается, господин Вознесенский был не так прост. Но вы правильно подметили: проигравшие тяжбу… как их? — начальник сыска щелкнул пальцами.
— Вавилов и Новосельцев.
— Да, Вавилов и Новосельцев не годятся в убийцы, а вот Корфом заняться надо основательно.
— Как Корфом? — удивился Назоров. — А Вознесенский-младший как же?
— Можете проверить, но, на мой взгляд, пустое. Посудите сами. Если бы он хотел отомстить за мать, то не стал бы ждать столько времени. Вы же проверили, он часто бывал в столице. Неужели вы думаете, что следил за отцом? Конечно же, нет, а причина более прозаическая — дама, притом замужняя, и они могли встречаться только здесь. Вы же говорите, что он не женат, а для мужчины честь дамы идет после дворянской, так что… Проверьте, но я думаю, обнаружите вещи, к делу не относящиеся.
— Почему же Корф?
— Не знаю, но мне кажется, что в тихом болоте черти водятся, а в голове приличного господина — неожиданные мысли с вытекающими из них последствиями.
— Но все-таки мне кажется, что подполковник имеет отношение к делу.
— Хорошо, завтра даю вам на проверку Вознесенского, но потом… — Путилин шутливо погрозил пальцем. — Потом займитесь бароном. Через два дня продолжим наш разговор.
Путилин оказался прав насчет Вознесенского. Во время учебы в Тверском кавалерийском училище он увлекся дочерью одного офицера. Но судьба развела влюбленных, а потом, спустя несколько лет, столкнула их на балу в-Офицерском собрании. Вот с тех пор и стали они тайно встречаться в столице… Так что не до мести было подполковнику, тем более в средствах он не нуждался.
И все-таки Назоров не считал напрасным знакомство с батальонным начальником. Все-таки приятно было убедиться, что подлинная любовь бывает не только в романах, но и в жизни обыкновенных людей, когда в силу сложившихся обстоятельств они вынуждены скрывать свои чувства от посторонних. Василий Иванович даже имел возможность познакомиться с дамой сердца подполковника, но не решился ее беспокоить, а только навел справки. Нашла объяснение и неожиданная отлучка Ивана Васильевича из гостиницы в ночь убийства. В пятом часу утра примчался из Москвы муж дамы сердца, давно подозревавший жену в адюльтере. Вот и пришлось подполковнику прыгнуть со второго этажа дома — и прямо в грязь. Все просто.
Легко приказать: займись бароном Корфом. Но как поведет себя мужчина, узнав, что его законная супруга имеет любовника, притом гораздо старше не только себя, но и мужа? Вопрос, на который не сможет ответить никто, даже самая способная предсказательница. А должен ответить сыскной агент.
Повторный разговор с Ираидой Карповной ничего не дал. Она твердила, что муж на убийство не способен, да и не в обычае людей благородной крови прийти к дому обидчика, скрытно выстрелить в него и удрать, как нашкодивший щенок. Вот дуэль — это другое дело, здесь нужны и выдержка, и хладнокровие. Добавила, что не там ищет полиция, идет по ложному следу.
А Еремей, корфовский слуга, заметно нервничал.
— Господин Назоров, не следует быть таким назойливым, — позволил себе слуга дерзость по отношению к полицейскому чину, притом дворянского звания. Но тот, не обращая внимания ни на тон, ни на слова слуги, спросил:
— Еремей, Павел Леопольдович бывает в раздраженном состоянии?
— Как и любой человек.
— На что способен в таком состоянии господин Корф?
— Господин Назоров, ежели вы говорите об убийстве, то Павел Леопольдович никогда не опустится до того, чтобы с приятелем подстеречь кого-то и убить.
— Значит, быстро остывает?
— Именно так.
— Что бы сделал барон, если бы узнал об измене жены?
— Защитил бы свою честь.
— Понятно, тогда спрошу об этом самого барона.
— Лучше было бы вам не беспокоить Павла Леопольдовича, тем более что соперник мертв. Не надо вбивать клин между супругами.
— Но должна же истина восторжествовать.
— Должна, — согласился Еремей, — но хозяина лучше не тревожить. Он один раз от простого подозрения впал в ипохондрическое состояние духа. — Слуга без запинки произнес мудреные слова. — Неужели нет иного способа докопаться до истины, не выплескивая такую правду наружу?
— Думаю, есть. Почему, голубчик, ты так ретиво отстаиваешь покой барона?
— Я с детства при нем состою.
— А своих детей нет?
— Отчего же? Бог не обидел, сына послал.
— Погодки с бароном?
— Нет, мой помоложе будет.
— Такой же, наверное, высокий, как ты?
— Куда там! — усмехнулся Еремей. — Он, видно, в деда пошел — малорослый, зато крепко сбитый.
— Он тоже в Петербурге?
Слуга пожевал губу, прежде чем ответить.
— Здесь он, при конюшне.
— Могу с ним поговорить?
— О чем? — поинтересовался Еремей.
— О жизни.
— Только не надо о Павле Леопольдовиче.
— Хорошо.
— И потом…
— Что?
— Немного не в себе мой Андрюша. Как его мамаша в гроб сошла, так он умом и повредился чуток.
— Здравствуй, Андрей, — произнес Василий Иванович.
— Здравия желаю, — улыбнулся молодой человек, которому можно было дать и шестнадцать лет от роду, и пятьдесят. Росточка небольшого, детское личико с редкими волосами и серые глаза, взирающие на мир с какой-то беззащитной откровенностью.
— Вот, Андрюша, этот господин хочет с тобой поговорить, — сказал Еремей. И красноречиво посмотрел на сына, поджав губы.
— Ты позволишь нам поговорить наедине?
Еремей постоял, переминаясь с ноги на ногу, и, сгорбившись, словно от непосильной ноши, возвратился в дом.
— Как лошадки? Не беспокоят?
— Это самые смирные и доверчивые существа, — обнажил в улыбке Андрей желтые зубы. — Люди злые, а они добрые.
— Почему это люди злые? Не все же одинаковы?
Андрей с любопытством посмотрел на сыскного агента.
— Зло творят многие.
После этих слов ушел в себя, как улитка в раковину, не ответил ни на один вопрос.
Вечером Назоров сделал доклад начальнику сыскной полиции.
— Вы оказались правы, — признал он. — Подполковник Вознесенский приезжал в столицу на встречу с дамой и никогда не пытался встретиться с отцом, тот для него попросту не существовал. Но вот слуга барона Корфа Еремей, воспитывавший с детских лет Павла Леопольдовича, так привязан к нему, что решил оградить хозяина от неприятностей, которые грозили в случае, если измена Ираиды Карповны выплывет наружу. Поэтому он с сыном Андреем, который помешался рассудком после смерти матери, совершил покушение на присяжного поверенного. Покушение неумелое, иначе он скончался бы на месте.
— Есть ли доказательства, что это именно они?
— Я могу найти оружейный магазин, в котором, думаю, опознают Еремея. Покупку пистолета он бы не стал никому доверять. Хотя свидетели видели убегающих со спины, но с городовым кто-то же разговаривал, наверняка он узнает Андрея.
— Достаточно, — сказал Путилин. — Значит, слуга оберегал семейный покой барона?
— Именно так, — удрученно произнес Назоров. — На суде всё всплывет.
— Это верно. Но от пункта третьего тысячи четыреста пятьдесят третьей статьи Уложения, говорящей о нанесении смертельных ран, просто так не отмахнуться.
— Видимо.
— Ступайте.
— Брать под арест отца с сыном?
— Пока не надо.
Путилин долго ходил по кабинету, заложив руки за спину. Выражение его лица постоянно менялось, губы шевелились, словно он разговаривал сам с собой, что-то доказывая и что-то отвергая. Потом сел за стол, макнул перо в чернила, снял каплю и написал: «В связи с недостаточностью собранных сведений и непричастностью указанных господином Вознесенским лиц производство расследования покушения отложить до новых обстоятельств, позволяющих продолжить следствие».
Марина НЕЖЕЛЬСКАЯ
ПРЕДДВЕРИЕ
— Встать, суд идёт!
Зал вздыбился всякими-разными похожими на людей роботами-андроидами. Белые, цветные, красавцы, уродцы, в очках, инвалиды, специально наделённые каким-нибудь увечьем, чтобы люди не чувствовали себя ущемлёнными в правах. «Комплексная забота о человеке — наша главная задача и основное предназначение» — установка, которую мы получаем при рождении, впитываем, если можно так выразиться, с молоком матери. Слаб, люблю говорить красиво. Все знают, что в действительности мать — это отец Айзек, а молоко — выведенные им Три закона робототехники: