раз, чтобы решить вопрос. А в отчёте указываешь, что упал. Для тех, кто понимает, — просто и со вкусом. Вот Боб и намекнул однокурснику, дескать, приезжай, поделюсь опытом. Недреманная технология блок-чейн, взяв на вооружение старую добрую перлюстрацию корреспонденции, пресекала в сети даже намёки — на следующий день неприступная, как закон, лейтенантша, чеканя слова в такт колыханиям необъятного бюста, без объяснения причины объявила Бобу об увольнении. Ошарашенный Боб на какое-то время оторвался от пола и начал перемещение в другую галактику, прикидывая в полёте, свои у лейтенантши сиськи восьмого размера или импланты, и если свои, то сколько младенцев ими можно выкормить. Сделав круг по внеземной орбите, вернулся в кабинет, после чего, чеканя шаг, как лейтенантша слова, отправился в администрацию на церемонию прощания с формой, бластером и ракетой. Однокурсник больше на связь не выходил.
Безработный Боб оказался в реале таким же изгоем, каким оказывается пользователь, исключённый из сети. Очень мало осталось мест, где могут приткнуться люди. Открыть своё дело — раз, но желателен талант предпринимателя, да и свободных ниш почти не осталось. Заняться научной работой — два, но желательно, чтоб мозги были по-особому устроены, да и в научной среде идут повальные сокращения. Полицейский отпадает, менеджер среднего звена, не говоря о высшем, тоже, шоу-бизнес не про него, криминал тем более. Похоже, обчёлся, остальное занято роботами. Ничего, надо успокоиться, порыться в сайтах, созвониться со службами психологической поддержки, всё потихоньку наладится, «не дрейфь, боец, ты лучший». Потихоньку не наладилось, пришлось встать на биржу труда. Главное, когда получаешь пособие, — не принюхаться, не сдаться, рук не опустить и не наложить, как те слабаки. Он таких с десяток знает. А сколько всего? Удача улыбнулась через год, летом, в шесть утра. Совершая традиционную пробежку по выученному наизусть маршруту, Боб увидел, как робот-уборщик из ресторана «Кот и клизма» вешает на дверь объявление «Требуется швейцар с артистическими данными». Прибежав домой и приняв душ, он рванул к ресторану, опасаясь, что соискатели наткнутся на объяву в интернете и опередят. В своих артистических данных он не сомневался.
Везунчик Боб, промяукав швейцаром полгода, в ноябре, под вечер, в свой законный выходной, возвращался от знакомой проститутки на каре и заметил у пешеходного перехода девчонку — жёлтая куртка, жёлтые ботинки с торчащими из них тёмными джинсами, светлые короткие волосы. Намокла под крупитчатым снегом, съёжилась, чисто озябшая канарейка, на перчинку Санни смахивает и одну артистку из древнего фильма про каникулы, кажется, в Древнем Риме. Он её подвёз, она дала телефон, они стали встречаться. Какая удача, что у неё робота не было.
Амбал Боб наряду с брутальной внешностью плохого парня из сериалов — сизо-серый, отдающий перламутром бобрик, перебитый нос, тяжёлый подбородок — обладал тонкой душевной организацией, которая отражалась в глазах — «небольших, неопределённого цвета, жалостливых. Наследственным был такой взгляд или благоприобретённым, сказать трудно, потому что из инкубатора Боба забрала лесбийская семья. Две мамы, называвшие себя Розочкой и Мимозочкой, пять лет приёмного сыночка баловали-миловали, планировали вырастить из него настоящего мужчину и лишь по праздникам наряжали в девчачьи платьица. В пятилетием сознании вспышкой зафиксировалось, что Розочка полюбила другую, а Мимозочка ни в коем случае не хотела препятствовать их счастью, «жаль, с Боренькой придётся расстаться, мы так к нему привязались». В приюте, куда Боря попал со своей нянькой-роботицей и двойной фамилией Иванофф-Иванофф, его приняли хорошо и в дальнейшем старались, чтобы у ребёнка не осталось негативных воспоминаний, могущих вызвать посттравматический синдром. К вящему удовольствию всех, синдрома удалось избежать, и Боренька, Борис, Боб, переходя из приюта в школу, из класса в класс, накрепко усвоил, что станет настоящим мужчиной, борцом со злом ради настоящей семьи с папой, сиречь им, мамой и детьми. Добро пока не восторжествовало? Ничего, можно перебиться на другом поприще, слава небесам, он теперь при работе, не фонтан, зато есть с кем создать семью — перчинка Джи вполне подходящая кандидатура. Глупенькая? Так ведь и он не семи пядей во лбу. Маленькая? Так ведь и он не старый, оба в подобающем детородном возрасте.
Встречались в его выходные днём у Джи, к себе Боб её ни разу не позвал. Как можно? Заплёванная однушка, совершенная безбытность, даже кухни нет. В комнате широченная продавленная кровать, которую одна приблуда метко окрестила сексодромом, да на стене порванный от времени постер голой бабы. Ему зачем больше? Он и раньше отдавал предпочтение общественному питанию, а теперь как сотрудник ресторана получил право на обед со скидкой, что же до сна, то спать мужик должен с женщиной, хоть бы и проституткой. Огорчало, Джи никак не беременела.
Она и не собиралась. Тоже удумал, дебил, им… бенцил. Ну запал на неё, и чего? Ну сильный, смелый, но ведь бедный. С ним салон не купишь. Ему детей подавай, готовить учись. Как-то: «Что это за клёклые ляпышки?» — «Пельмени, сам же принёс». — «Пельмени, перчинка, надо, как и хрен, вовремя сунуть и вовремя вынуть». Закукарекал заместо спасиба: одними питательными таблетками сыт не будешь, детям нужна нормальная еда, иначе зубы вообще не вырастут… Достал. Подумаешь, зубы. У всех с малолетства вставные, и у них будут. Но то всё печальки по сравнению с горем горьким — физической близостью с первым состоявшимся мужчиной. Она думала, будет как с Фрейдом Сигизмундовичем, ласковые прикосновения, а так гадко, грубо, каждый раз — тошнит и рвёт. Когда первый состоявшийся мужчина, матерясь от неожиданного подарка, сорвал заветный аленький цветочек, Джи, открыв глаза вслед уплывающей боли, увидела над собой вместо лица прекрасного принца харю отвратительного чудовища. Тогда же в потайной комнатке канареечной головки поселилось звериное желание впиться зубами в огромный мясистый член. Иногда накатывало.
В первый месяц с беременностью пронесло. Дальше спасали противозачаточные препараты, от звериного наката — травка, облака. Жесткая обыденности стал чаше требовать расслабухи — паук выручил, таблетками подсобил. Тут птичку накрыло. Придя в себя, задёргалась: как, что, куда… Маман ничего не должна знать, Лот не одобряет наркотики… Лиза! Возвратившись из Парижа, Джи сомнения Боба — «что это за друг такой, надо бы его прощупать», «что это за мамзель такая, где-то я её видел» — рассеяла коротко, но ёмко и стала часто разговаривать с Лизой наедине. О чём? Понятно — что мечтала о папе, ждала принца, получила чудовище и странного друга, который к ней равнодушен. Когда, желая вызвать ревность Лота, она рассказала ему, какой у них с Бобом улётный секс, в ответ услышала искреннее: «Я очень за тебя рад». «Представляешь, — плакалась Лизе, — я за ним скучаю, а он за меня рад». Загадочная фея из параллельного мира выслушивала девичьи тайны, высушивала девичьи слёзы, но помочь не спешила. Наверное, полномочий не имела. Параллельно в облаке возник другой знакомец.
Перед погружением Джи приняла дозу, совсем крохотную, для остроты ощущений. Вальс. Сонм кавалеров, среди них Лот. Вздымается воздушное серебристое платье, вращается паркет под хрустальными туфельками на шпильках, её подхватывают чьи-то руки, глаза подняла — ёпрст, чмо из парикмахерской. Нос-пятачок, глаза-щёлочки, красный рот улыбается, Джокер, ёпрст. Или он гробовщик? Длинный, сутулый, в чёрном костюме по фигуре, в чёрных лаковых ботинках. «Не трогай меня, не хочу…» Облапил, завихлял в непристойном танце, то задом прижмётся, то передом, то змеиным кольцом обовьёт, на голове рыжий кок огнём горит, а по бокам две шишки выпирают, врезал ему, что ли, кто… «Чёрт, отвали, убери от меня свои вонючие губы…»
— Джи, очнись.
— Мамочка…
— Чем ты там занимаешься? Посмотри на себя: взгляд бешеный, зрачки расширенные. Вы все скоро чокнетесь от этих игр. Ты за часами следишь?
— А сколько время?
— Времени. Чему вас только в школе учат. Ты уроки сделала?
— Сделала. Мам, ты меня любишь?
— Что за вопрос? Разумеется. Кто тебя, девочка моя, полюбит, кроме родной матери?
Неужели никто?
Московский индюк
Он был из нормальной, полноценной семьи. По отцовской линии все первенцы получали королевское имя Ричард. Раньше поколение включало два, а то и три ребёнка, девочки тоже случались; дед воспроизвёл одного отпрыска, в наше время, считай, и это подвиг. В глубоко чтимых семейных анналах не сохранилось точных сведений, откуда возникла фамилия Лайон, но здесь не так точность важна, как идея приведения рода к единому знаменателю.
По материнской линии наблюдался кавардак. Уж если рыжеватый, картофеленосый, лопоухий увалень Ричард в своей национальности не был уверен, то зеленоглазая статуэтка-мулатка Лола ею вообще не интересовалась. Недоразумение досадное, но устранимое, ибо все женщины, выходя замуж за королей и становясь королевами, обязаны подчиняться королевскому уставу, который предписывает прежде всего нескончаемую благодарность мужу за привилегию оказаться в высших кругах общества. А там статус сам решит, кого под какую гребёнку стричь.
Папа Ричард был ненавистным Шу олигархом, биомедицинским магнатом, владел производством и распространением бионических протезов и искусственной кожи. Как роботы ни старались, люди по-прежнему, хоть и в меньших масштабах, старели, болели и умирали. Борьба с природой была неравной, однако Ричард Лайон способствовал тому, чтобы для потребителей его продукции она стала максимально азартной, а для него — максимально доходной. Бигфарма, с самого начала эпохи потребления заняв лидирующие позиции в экономике, оставалась наиболее прибыльным сектором. Женщина, не истязайте себя уколами — натяните омолаживающую кожу, и вы снова та неподражаемая, которая поёт на своём последнем, не поддающимся счёту концерте. Мужчина, не насилуйте себя антидепрессантами — замените пальцы с подагрическими суставами вечными протезами, и вы снова тот неустрашимый, который покоряет противоположный пол силой эрекции и самооценки. Биотрансформеры заполонили Землю, однако их время подходит к концу, следом никого нет, дальше тишина. Бьётся, наряду с научной, предпринимательская мысль, что бы такого изобрести, чтобы пришла смена и сд