Куда выше.
— Идемте посидим, — притворно кряхтел старый якудза, поднимаясь по всхолмию к разбитому лагерю, — Мяса поедим, поболтаем. Жирный, ты только не пей. Как Акира вернется, повезешь молодежь в город.
Горо показался аж через четыре с половиной часа. Уставший, исцарапанный и грязный, великан шел, отчаянно сверкая своей лысиной. Хиро, невозмутимо сидящий с Огавой на циновке, изо всех сил постарался сдержать ухмылку, но получилось, видимо, паршиво. Мастер додзё, хмуро покосившись на потомка, принял у сятэйгаширы полотенце, начав обтираться. Проделывал он это с сопением, выражающим глубочайшую степень его негодования.
Еще бы, оценил Конго стати своего родителя. Кажется, Акира «сдул» с него вообще все волосы. Для японцев волосы очень больная тема, а уж лишиться такой гривы в сто тридцать лет…
— Смешно тебе, сволочь⁈ — рык Кирью был страшен, но старый бандит и бровью не повел.
— Так я тут из-за тебя уже часа два один сижу, — не смутился Хиро, — скучаю. Кто виноват?
— Этот…!! — тут же нашел виноватого старик, с шумом плюхнувшийся рядом с сыном, — Завел меня демоны знают куда!
— А чего ему тебя старого убивать надо было? — безразлично хмыкнул оябун, протягивая отцу токкури с сакэ, — Как мог, так и выкрутился.
— Позащищай его, позащищай… — угрюмо пробормотали ему в ответ, прикладываясь к бутылочке.
— А надо ли? — приняв от Огавы поднос с жареным мясом, Конго аккуратно утвердил его на столике между ними двоими. «Надевший черное» тут же принялся набивать опустевший желудок. Молча.
Так прошло еще пятнадцать минут. Хиро блаженствовал на солнце, попивал сакэ, Огава возился у машины вместе с привезшем еще одну внушительную порцию мяса Жирным, а вот Горо…
…тот очень хотел выговориться.
— Он украл мою технику! — наконец рявкнул Горо, — Выставил меня дураком! Сделал лысым! Нахамил! Бросил в лесу! А ты его защищаешь⁈
— Было бы от чего, — расслабленно махнул рукой Конго, — Кто во всем виноват? Ты виноват.
— Что⁈ — раненная гордость в вопле удалась хорошо, а вот оскорбленная невинность сфальшивила.
— Ну, во-первых, — рассуждал якудза, — Ты его сюда приволок. Причем не одного, а с младшими, с твоими же родственниками, внуками. Уделил ты им время, старый дурак? Нет. Тебе жглось и не терпелось узнать, кем стал Акира, почти сумевший уделать твоего лучшего ученика. Да что уж там, уделавший. Джотаро не дурак, он понял, как и зачем дрался твой внук. И благодарен ему.
— Я его дед!
— И я его дед, старик. Но даже несмотря на то, что пацан отвечает мне взаимностью, я никогда не позволю себе позвать его ради собственного увеселения. От некоторых моментов его жизни ты бы и сам облысел, без чужих техник. А обращаешься с ним, как с ребенком. После того, как он почти разбил твоего лучшего ученика…
— Ему семнадцать! — не сдавался Горо, — Как мне еще обращаться с семнадцатилетним⁈
— Тем семнадцатилетним, который, как я вижу, украл и видоизменил твою лучшую технику, ояджи? — ударил в самое больное место слегка потерявший терпение оябун, — Наверное, на коленях, не иначе. Но, скажи, разве он от тебя этого ожидает?
— К-со…
— Да и к тому же, если меня не обманывают уши, то внучок прямо сказал, что просто приспособил её для того, чтобы выбивать двери. Тобой-то он в футбол не играл, а мы знаем, что мог. Неповоротливый ты старый лось…
— Я не этого ожидал! — сдался Горо, опустошивший подряд пять бутылочек из белой глины, одну за другой, — Я хотел увидеть его прогресс! Его величие!
— А увидел свой позор, — хмыкнули ему в ответ, — Ему семнадцать. Он гений, а не сверхчеловек. Что он мог? Украл твой прием, позаимствовал технику, которую учили они с Асуми… ну и эта дурацкая техника облысения. Не думаю, что она сложная или важная. Похожа на баловство.
— Баловство?!! – а вот это был настоящий рев боли, — Как мне теперь ученикам в глаза смотреть?!!
— Скажешь, что просветился, пока их не было. Смотрел на гору, гора смотрела на тебя, ну и снизошло сатори, аж волосы облетели. Я буду молчать и кивать, — предложил Хиро, — А насчет внука подумай лучше так — он от тебя, обуянного бешенством, бегал больше часа. Вот где настоящая техника. Ты вон, пол-леса разнес, Громовой Дурак. Так что успокойся. Выпей сакэ, да поешь мяса. А как успокоишься, подумай над тем, как будешь извиняться перед другими внуками.
— Да я…
— Когда они придут в додзё. С полным правом, придут, ояджи. Тебя никто за язык не тянул. Даже твоя лысина… — Хиро усмехнулся, — … возникла потому, что ты как баран уперся и требовал всего. Вот и получил всё. Получай теперь остальное. Пиво, мясо, сатори. Панамку дать? У меня есть в машине.
— Да… скажи, пусть принесут.
Глава 8Стена молчания
Окинава — это всегда проблемы. Она никому не дает забыть о том, что она — Окинава, а не что-то иное, например, простая часть Японии, как Муцу, Саппоро или какая-то там Фукуока. С настойчивостью, игнорирующей любой здравый смысл. Глупо, нагло, с напором, но продолжая продавливать свою точку зрения, даже если аргументов нет, в карманах свистит ветер, а необходимость принять решение чуть ли не стучится в лицо.
Почему?
Потому что это Окинава. Во всяком случае, именно так мне объяснил Тануки Ойя. Жаль, что это случилось слишком поздно.
В данном конкретном случае, представители этого острова, ведущие переговоры с менеджером Коджима, присланным на смену Мичико, и Тануки Ойей, желали получить свои, эксклюзивные фоны сайта и фотографии для медийных целей, но их требования по отношению к материалам звучали однозначно — на них, этих материалах, главная модель, то есть я, должен пребывать в состоянии проигрывающего. Бойца, способного обеспечить мне это состояние, у окинавцев в наличие не было. По крайней мере, согласного на фотосессию. Вместо того, чтобы искать, комитетчики, подзуживаемые окинавцами, приехавшими с ними, решили, что проще будет уговорить школьника на подставной бой.
Настойчиво уговорить. Возможно даже припугнуть.
Вышло наоборот, спасибо Хигу Годаэмону и его науке о «жажде крови».
— Кирью, мальчик мой, ты бы хоть немного сдерживался… — вздохнул невысокий японец в деловом костюме за пару миллионов йен, — Нельзя просто брать и давить всех на переговорах, это очень грубо.
Лоб у него был покрыт испариной.
— Я вообще не должен был участвовать в этих переговорах. Это не моё дело, — отрезал я.
— Ты совершенно прав! — горячо согласился со мной маэстро арен преступного мира, — Но, пойми, ты — школьник…
— А еще, вашими стараниями, не случившийся чемпион Ямикена. Они не могли не знать.
— Но школьник…
Намеки Тануки на то, что даже чемпион не должен пугать взрослых солидных людей до мокрых штанов, были мной проигнорированы. У нас тут некоммерческая деятельность, как-то выделять представителей небольшого острова смысла просто нет. А еще у меня, как всегда, нет времени.
— Помнишь наш уговор? — кисло продолжил Ойя, — Вот они могут вставить проблем с твоим продвижением. У меня уже всё готово, но если комитетчики подадут жалобу…
— … то это будет внутриведомственное дело, на котором я предоставлю аудиозапись, — достал я из кармана телефон с работающим диктофоном.
— Ох, Кирью… впрочем, о чем это я? Ты даже собственного деда не пожалел.
Надо же, и суток не прошло, а этот человек уже знает о том, что мастер Джигокукен обзавелся роскошной лысиной. Токио — это очень маленькое место. Говорю это как тот, кто, уйдя с работы, пытается скрыться в электричке от… довольно раздраженной панды.
Я прекрасно осознаю то, что иногда поступаю не совсем разумно, когда резко обращаюсь с людьми, пытающимися продемонстрировать необоснованно более высокий статус в отношение меня, но это просчитываемый риск. А вот ответить на вопрос, с какого демона по Токио свободно гуляет крупный самец китайского медведя, совершенно невозбранно делающий всё, что придёт ему в голову… думаю, надо, всё-таки, выяснить, что это за тварь.
Вместо того, чтобы ехать домой (и быть пойманным в процессе), я выскочил на одной остановке, кивнул обиженно-расстроенной морде Пангао, уносимой в даль поездом, а сам поспешил пересесть, отправившись в гости к Ивао Хаттори. В данный момент детектив должен был быть дома, отслеживая, как проходит захват найденного нами тремя человека, который, по всем предпосылкам, должен был стать ключом к токийской системе распространения наркотиков. Вот и загляну к нему… на чай. А то нет никакой уверенности в том, что эта панда успокоится сама по себе.
Дверь мне открыла Мика в парике. Молча. Зайдя в убежище Спящего Лиса, я отстраненно подумал, что резкая реакция на некоторые раздражители вполне окупает риск неблагоприятных последствий. Вот посмотрите, была девочка-хамка, а теперь и одета совсем иначе и не разговаривает. А всего-то чуточка Ки, примененная к месту и по серьезному поводу.
— Пангао? — рассеянно пробормотал киборг, отслеживающий что-то на своих мониторах, и даже не обернувшийся к зашедшему мне, — Кирью, тебе говорит что-то такой термин, как «маскот»?
— Да, — найдя, куда присесть в бардаке этой мастерской, я расположился, рассчитывая на долгий разговор. Это заставило киборга беспокойно завозиться.
— Ты пришел ко мне, чтобы услышать байку о панде⁈
— О преследующей меня панде, — уточнение было необходимым, — Он расталкивал людей в метро, гоняясь за мной, а те воспринимали это без особого негатива.
— Видимо, ты не придаешь вообще никакого значения слухам и городской культуре. Пангао-сан уже более пятнадцати лет является одним из маскотов Акихабары, — пробубнил Лис, начиная что-то быстро набирать на клавиатуре, — Меня в своё время интересовало, как этот зверь, принявший Снадобье, вообще способен существовать. Ты же в курсе диеты панд? Да, сам говорил, что покупал ему бамбук… он должен есть двадцать четыре часа в сутки… в теории. Но этого не наблюдаем. Большая загадка.
— То есть, он ходит, где хочет и делает, что хочет, потому что его все знают? — удивился я.