У русских, некоторым фанатом которых я являюсь, есть устойчивая, хоть и крайне вульгарная мудрость, которую можно перевести на японский так: «не издевайся над своей задницей, если не хочешь сходить по большому». Попытка за несколько минут наладить взаимодействие с боевой группой не выльется ни во что хорошее, так как я понятия не имею, как с ними взаимодействовать в качестве союзников. Сюрприз-атака в одного, выполненная при полном подавлении с помощью одновременного использования огневой мощи и «жажды смерти» обладает куда большими шансами на успех.
— Три метки покинули зону К6! — гаркнул пилот, — Удаляются! Группой!
— На перехват! — сориентировался я, — И отдай чертов пистолет!
Неловко выковырявшему оружие из кобуры пилоту пришлось обернуться, чтобы сунуть мне ствол, после чего он испуганно выдавил:
— У тебя глаза горят!
— Знаю, — буркнул я, — Где обоймы?
Если обычного человека, с грехом пополам, я могу пристрелить без особых для себя последствий, то вот «надевшего черное», без подготовки, не получится. Такой уровень отрешенности я бы мог себе позволить года три назад, но не сейчас, поэтому был вынужден еще сильнее повлиять на собственные глаза, превратив для себя каждое живое существо в сияющий оранжевым светом силуэт. У нас тут ночь, так что довольно полезно.
— Еще я возьму это, — снял я с приборной доски широкие солнцезащитные очки, — Снизься метров до пятнадцати как выйдешь на перехват.
— Ты как моя жена… — недовольно буркнул пилот, а затем спохватился, — Что значит «снизься»⁈
— Это значит «зависни на одном месте, чтобы я мог спрыгнуть и убить их всех, пока они стреляют в вертолет», — убедившись, что очки делают свет из глаз менее заметным, я предложил пилоту сделку, — Если сделаешь, то я попробую захлопнуть дверь при высадке. Тебе не придётся вставать.
— Ты… точно, как моя бывшая жена!
Интерлюдия
— Вот и всё… — очень невысокий, можно сказать, компактный человек, одетый в пушистый банный халат белого цвета, отсалютовал ростовому зеркалу бокалом с шампанским, — Вот и всё.
Усмешка на его выразительном лице была усталой и грустной.
— Ну ты еще заплачь, — прогудело за его спиной, — Как же ты любишь драму, Наоки.
— Драма, Рюта, это всё, что у меня есть, — кивнув самому себе, человек опустошил бокал, и развернулся к столу, на котором стояло ведерко с бутылкой шампанского.
— Меня это всегда удивляло, — Рюта, мощный мужчина в таком же, как и у его собутыльника, халате, не утруждал себя бокалами, в его руке покоилась почти приконченная бутылка хорошего коньяка, — Ты стал причиной смерти и увечья сотен людей, друг, но трагедию видишь в том, что это твое шоу закончено. Да тебе и десять лет назад хватило бы денег на две-три жизни!
— Не тебе об этом говорить, — величаво и артистично взмахнув свободной рукой, тот, кого назвали Наоки, принялся наливать алкоголь себе в бокал, — Сам-то. Сколько раз ты выходил на ринг? И ведь по своей воле!
— Да, я работал, — названный Рютой с усмешкой качнул головой, — Становился лучше. Побеждал. Даже радовался тому, что очередной тип, вышедший против меня, больше не встанет на ноги. Меня можно считать зверем, дружище. Но кем считать тебя? Ты в жизни мухи не обидел, но…
— Не продолжай! — досадливо отмахнулись от него, — Сколько я не пытался тебе показать, чем я занимаюсь или кому другому… Даже Кирью, реально гений, и то смотрит на меня бараньим взглядом, не понимая того, что искусство важнее всего! Каким бы оно ни было! Каждый из нас рождается, живет и умирает, а после себя почти все… слышишь, Рюта! Почти все оставляют разве что детей, которые также рождаются, живут и умирают. То, что оставил я, то, что оставил, с моей помощью, ты — это искусство! Оно не умрет никогда. Это наше наследие, наши стежки в истории, наш след!
— Этого я наслушался еще в молодости… — вздохнул человек в кресле, забирая себе новую бутылку вместо прежней, — … наверное, именно благодаря этим твоим бредням я и остался в кровавом спорте. Ну да, что может создать «надевший черное»? Ничего. Мы просто деремся.
— Ты и будешь продолжать, просто не на ринге, — вздохнул невысокий, — А вот я… со мной всё кончено. Легенда Тануки Ойи подошла к своему полнейшему завершению. Я на пенсии, друг.
Так оно и было. Незримые, но почти всемогущие покровители подпольных боев, внимательно прислушивавшиеся к тем людям, кто поручил легендарному престидижитатору его последнюю работу, решили, что невысокий человечек привлек слишком много внимания к своей персоне. Специальный Комитет, правительство, представители ММА, спецслужбы… Тануки Ойя, чрезмерно увлекшись перспективами, забыл, что вечно его скрывали тени, не любящие подобного внимания.
Поэтому сегодня его очень убедительно попросили уйти на покой. Совсем. С одним выходным призом — его другом, чемпионом Северного Канто, известным всей Японии по имени Хигу Годаэмон. Именно с ним Ивамото Наоки, уже забывший, как звучит его настоящее имя, и «праздновал» свою отставку.
Медленно напивающийся бывший шоумэн сейчас не видел ни единого проблеска в своей жизни, а его приятель, потягивающий коньяк как газировку, грубовато «пинал» бывшего гения сцены, чтобы тот не скатился в черную меланхолию.
Звонок мобильного раздался крайне неожиданно, всё-таки на часах уже было половина третьего глубокой ночи.
— Это что, американцы? — пробурчал отринувший шампанское ради родного сакэ Ойя.
— Нет, — бросивший ленивый взгляд на стол Коджима Рюта углядел адресата, — Это Харима.
— Харима? Моя Харима, что ли⁈ — удивился Тануки, имея в виду свою бывшую ассистентку, — Так я ж её месяц назад устроил… Может, в беду попала?
Он взял телефон и, приложив его к уху, ответил на звонок. В трубке защебетал женский голосок, причем настолько громко, что даже Коджима услышал извинения девушки, связанные с беспардонно поздним звонком. Осведомившись, всё ли у девушки в порядке, Тануки Ойя замер, вслушиваясь в то, что она говорит в ответ. Речь Харимы, его давней и бывшей помощницы, длилась приблизительно с минуту, после чего он, бросив искоса взгляд на друга, сообщил ей адрес отеля, в котором они сняли номер. Буркнув «ждём», Наоки нажал клавишу отбоя.
— Ты что, старый дурак, решил сдохнуть⁈ — тут же зарычал чемпион Северного Канто, — Тебе ясно дали понять, что ты — на отдыхе! На полном отдыхе! Что она тебе там наобещала?!!
— Да ничего! Ничего! — почти виновато отвел глаза неугомонный престидижитатор, — Просто выслушаем её, почитаю бумажки и всё! Может, подскажу чего! Я сам всё понимаю, Рюта! Успокойся!
— Ты безумец, друг, — посверлив минуту взглядом приятеля, шумно выдохнул Коджима, — Ну, по крайней мере, я тут, поэтому если ты хоть на что-то попробуешь подписаться — следующий год проведешь в больнице!
— Я…
— Зато живой!!
Кто как не старый чемпион знал, насколько король смертельных боев, Тануки Ойя, плотно сидит на игле адреналина и «искусства»? Наверное, если бы этот юный гений, Кирью, пообещал бы Тануки полное содействие в чем-либо, то за такую помощь мелкий негодяй мог бы отравить и его самого, Хигу Годаэмона, человека, что с десяток раз вытаскивал низенького маньяка из смертельных передряг! Этот человечек попросту не мог жить иначе.
И это в нем импонировало старому бойцу.
Звонок в дверь, Тануки, бурча, сползает с дивана и идет открывать. Он, слегка расслабившийся в ожидании, уже трижды пожалел о том, что купился на возбужденный голос индианки, но при этом признается себе, что по старой памяти все равно бы выслушал свою верную помощницу, даже если бы она подняла его с кровати. Что поделать, он умеет ценить тех, кто помогал ему творить!
Открыв дверь, он видит Хариму в её деловом костюме и это, по сути, последнее, что видит Тануки Ойя — девушка коротким и невероятно точным пинком вгоняет свой длинный и острый каблук ему в глаз, а затем, слегка провернув обутую ступню, спокойно освобождает ногу, тут же заходя внутрь номера. Её правая рука, скрытая то этого висевшей на плече сумочкой, поднимается с каждым шагом. В ней — пистолет с глушителем.
У Коджима Рюты попросту не было времени среагировать. Харима вошла в залу номера-люкс до того, как тело Тануки осело на пол, её не выдали ни шум, ни задержка, ничего, кроме двух секунд тишины после звука открываемой двери, которые успели лишь слегка насторожить чемпиона. А затем в него, не успевшего оторвать губы от горлышка бутылки, понеслись девятимиллиметровые пули. Одна за другой.
Четырнадцать девятимиллиметровых пуль модели «люгер парабеллум» были выпущены в «надевшего черное» за пять секунд. Опустошив магазин, индианка, сохраняющаяся совершенно равнодушное выражение лица, молниеносно перезарядила пистолет, и, не обращая ни малейшего внимания на то, что изрешеченное тело гиганта, подрагивая, беспомощно опало в кресле, выпустила по нему еще четырнадцать пуль, не промахнувшись ни разу. Лишь затем, сменив магазин в третий раз, она сделала три шага вперед, чтобы прострелить Коджима Рюте голову.
Четырежды.
После этого, развернувшись, девушка устремилась на выход, лишь задержавшись возле тела своего бывшего босса.
Еще четыре выстрела. В голову.
Она прикрыла за собой дверь, повесив на ручку табличку «Не беспокоить».
Глава 18Ночь кровавых истин
Чем местное человечество больше всего заслужило мое уважение — это реализацией модульного подхода. Он гениален, прост и абсолютно необходим, когда речь идёт о войне.
Во все времена моей первой жизни солдат, воевавший за государство, после войны оставался тем же солдатом. Ему легко было достать новое оружие, как и найти, где применять свои навыки. Из ценной боевой единицы он становился потенциально опасным ресурсом, поэтому некоторые из владык моего мира (или местного, как я знал из истории) иногда вели войны лишь потому, что боялись распускать армии.
Сейчас же солдат, лишенный оружия, информационной и тактической поддержки, остается немногим опаснее обыкновенного гражданина. Он уже не может воевать без поддержки, контроля и управления государства. И это я говорю о пехотинце, а не о ком-то, выученном пускать ракеты или управлять станцией радиоэлектронной борьбы. Война стала принадлежать странам, именно они могут поднять потенциал обычного смертного (у которого даже крестьянских вил нет) до мощи среднего мага, несколько лет практиковавшегося в боевых заклинаниях. Разумеется, я говорю о совокупной силе, достигаемой за счет совместных действий отряда, поддержки с воздуха, разведки…