— Хорошо. Мой брат — настоящий вождь… Паук будет ждать его.
Офицер отправился во дворец, а Паук, так звали воина, воткнув острие своего длинного копья в землю и, устремив пристальный взгляд на дверь, стал терпеливо дожидаться возвращения офицера.
Новым губернатор Санта-Фе был генерал по имени дон Бенито Вентура.
Он был невежествен, как рыба, глуп и чванлив, как тетерев и, как и большинство его офицеров-сослуживцев в этой необыкновенной стране, получил генеральские эполеты с помощью пронунсиаментос, ухитряясь повышаться каждый раз, как возникала революция. Он не видел другого огня кроме искорок, отлетавших от тонкой маисовой сигареты, которую он не выпускал изо рта. Кроме того, он был очень богат, считался большим трусом и больше всего на свете боялся огнестрельного оружия.
Вот его нравственный облик.
По наружности это был небольшого роста толстяк, круглый как винная бочка, с чрезвычайно большим животом; красное лицо его освещалось двумя маленькими серенькими глазками, точно просверленными буравчиком. Багровое лицо генерала обливалось потом, когда ему по службе приходилось облачаться в залитый золотом мундир; вся грудь этого храброго воина была увешена множеством орденов, которыми его награждали каждый раз вновь вступавшие президенты.
В общем, генерал Вентура был самым заурядным человеком и настолько же способен был быть солдатом, как и кардиналом. А между тем в душе он мечтал сделаться со временем президентом республики и всеми силами стремился к этой цели, не отступая ни перед чем.
Он принял место губернатора Санта-Фе главным образом на том основании, что этот город удален от Мехико и здесь ему легче всего было бы устроить при случае пронунсиаменто в свою пользу и сделаться президентом республики автоматически.
Отправляясь в Санта-Фе, он даже не знал, что подвластная ему провинция постоянно подвергается нападению индейцев, иначе, несмотря на все удобства, какие представлял для осуществления его планов пост губернатора Санта-Фе, во что бы то ни стало уклонился бы от такого опасного назначения.
С величайшим страхом узнал он о занятии команчами города. Когда офицер, взявший на себя обязанность исполнить поручение Паука, предстал перед ним, генерал положительно не знал, что ему делать.
Больших трудов стоило офицеру доказать ему, что индейцы пришли вовсе не с враждебными намерениями, а только для переговоров и что с момента своего появления в городе они вели себя самым безупречным образом.
К счастью, в эту минуту в комнату, где находился губернатор, вошли и остальные офицеры, привлеченные во дворец новостью, которая с быстротой молнии распространилась по всему городу.
При виде офицеров генерал очень скоро пришел в себя, страх его исчез, и он почти уже спокойно принялся обсуждать вопрос, следует ли ему принимать индейскую депутацию или нет, и каким образом устроить это.
Остальные офицеры, которым во время службы часто приходилось иметь дело с краснокожими, никоим образом не хотели сердить индейцев.
Они поддерживали свое мнение так решительно, что генерал Вентура, побежденный их доводами, отдал приказание офицеру, который первым принес ему весть о краснокожих, ввести трех главных вождей индейского отряда во дворец.
Офицер поклонился и вышел.
ГЛАВА Х. Депутация
Индейцы должны были прекрасно знать, какой ужас внушают они мексиканцам, если они осмелились таким маленьким отрядом явиться в такой город, как Санта-Фе, где в момент их прибытия мог находиться довольно сильный гарнизон.
Офицер, посланный генералом Вентурой, исполнил данное ему поручение.
Единорог, а с ним и еще два вождя спрыгнули с лошадей и вошли во дворец. Индейские воины, несмотря на страшный зной палящих солнечных лучей, падавших почти отвесно им на головы, неподвижно стояли на том месте, где их покинул вождь.
Генерал хотел обмануть краснокожих послов численностью состоявшего под его командой войска. К несчастью, как это, впрочем, почти всегда и бывает в Мексике, гарнизон, который на бумаге значился в восемьсот человек, в действительности состоял самое большее из шестидесяти, а этого было, конечно, слишком мало для пограничного города, особенно же в такие тревожные минуты.
Солдат было мало, но зато офицеров — хоть отбавляй. К губернатору во дворец их собралось около тридцати человек, а это на такой ничтожный гарнизон было даже больше, чем нужно: на два солдата приходилось по одному офицеру. Человеку, не знающему Мексики, это может показаться невероятным, а между тем это — святая истина и показывает только, в каком состоянии анархии находилась в то время эта несчастная страна.
Тридцать человек офицеров в богатых, расшитых золотом мундирах и в орденах тесной группой окружили генерала, а в приемной для устрашения индейцев было поставлено три взвода солдат, по десяти человек каждый, то есть как раз половина всего войска, состоявшего в это время под командой генерала.
Когда все приготовления были окончены, ввели депутатов.
Индейские вожди давно уже привыкли к испанской роскоши и поэтому, не обнаруживая ни малейших признаков удивления, вошли в залу, с достоинством поклонились присутствующим и, скрестив руки на груди, стали ждать, пока с ними заговорят.
Генерал с минуту смотрел на них с удивлением. Он в первый раз видел так близко свирепых краснокожих, рассказы о кровавых подвигах которых не раз приводили его в трепет.
— Какая причина заставила моих сыновей явиться ко мне? — спросил генерал добродушным и вкрадчивым голосом. — Пусть они объяснят мне свою просьбу и, если это зависит от меня, я непременно исполню ее.
Такое вступление, которое генерал считал необыкновенно политичным, было, напротив, крайне неудачно: оно задевало гордость тех, к кому генерал обращался с речью и к которым он в своих же интересах должен был бы отнестись совершенно иначе.
Единорог сделал шаг вперед, сардоническая улыбка искривила его губы, и на речь генерала он ответил с легкой насмешкой в голосе:
— Я сейчас слышал попугая. Или, может быть, эти слова относятся не ко мне?
Генерал покраснел до белков глаз при этом оскорблении, за которое он, однако же, не имел возможности наказать виновного.
— Вождь плохо понял мои слова, — сказа он, — я вовсе не желал его оскорбить, а, наоборот, хотел сделать ему приятное.
— Команчи приходят сюда не за тем, чтобы просить милости, — гордо продолжал Единорог, — они сами сумеют отомстить за обиду.
— В таком случае, скажите мне, что нужно моему сыну?
— Поговорить с моим отцом о выкупе белых вождей, находящихся у меня в плену. Пять бледнолицых живут в вигвамах команчей. Мои воины требуют их казни. Кровь бледнолицых приятна вождю племени… Мои пленники умрут завтра же, если мой отец не выкупит их теперь.
За этими словами, произнесенными твердым и решительным голосом, наступило глубокое молчание.
Мексиканские офицеры грустно размышляли об ужасной судьбе своих товарищей.
Единорог продолжал:
— Что скажет мой отец? Привязать ли наших пленников к столбам пыток или вернуть им свободу?
— А какой выкуп назначаете вы за них? — спросил генерал.
— Слушайте меня все находящиеся здесь бледнолицые вожди и судите о милосердии и великодушии команчей: за жизнь этих пятерых вождей они требуют только жизнь двух людей.
— В самом деле, это очень немного, — заметил генерал, — а кто такие эти два человека, которых вы требуете?
— Бледнолицые зовут их: первого — дон Мигель Сарате, а второго — генерал Ибаньес.
Губернатор вздрогнул.
— Эти два человека не могут быть выданы вам, — отвечал он, -они приговорены к смерти и завтра они умрут.
— Хорошо, пленников начнут пытать сегодня вечером, — невозмутимо отвечал вождь.
— Но, — вскричал генерал, — нельзя ли будет устроить дело как-нибудь иначе?! Пусть мои братья просят у меня то, что я могу им дать, и…
— Я хочу этих двух человек, — перебил губернатора вождь, — иначе мои воины сами освободят их.
Одного из присутствовавших при этом свидании офицеров страшно возмущал напыщенный тон Единорога, и он сказал индейцу, что они не боятся угроз.
Индейский вождь обернулся к офицеру, речь которого вызвала сочувственное одобрение со стороны всех мексиканцев, находившихся в приемной, и сказал:
— Мои слова — слова человека, который ничего не боится и держит в своих руках жизни пяти человек.
— Э! — вскричал офицер. — Какое нам дело до этих людей? Мы не обязаны платить за них выкуп и, кроме того, вам уже сказали, что те, кого вы желаете взять вместо выкупа, осуждены на смерть.
— Хорошо, мы уйдем! — гордо поднимая голову, сказал Единорог. — Больше нам не о чем говорить, наши дела сами будут говорить за нас.
— Одну минуту! — вскричал генерал. — Переговоры еще не окончены!.. Мой сын — сам вождь, он человек умный и понимает, что нам необходимо время, чтобы дать ему окончательный ответ.
— Мой отец сказал мудро, — отвечал индеец после минутного размышления, — завтра в двенадцатом часу я приду за окончательным ответом бледнолицых.
— Хорошо, — отвечал губернатор. — Ну, а что будут делать до тех пор команчи?
— Они выйдут из города и расположатся лагерем в долине.
— Согласен!
— Владыка жизни слышал обещание моего отца. Если он не сдержит своего слова, если у него лживый язык, пролитая кровь падет на его голову.
Через час команчи покинули город и расположились лагерем на берегу реки, на расстоянии двух ружейных выстрелов от городской стены.
Когда мексиканские офицеры остались одни с генералом, мужество сразу вернулось к ним, и они принялись упрекать один другого за уступчивость в разговоре с индейцами и, в особенности, за данное им обещание.
Генерал с улыбкой на губах спокойно слушал их, а затем, все так же улыбаясь, сказал им:
— Обещание, за которое вы так упрекаете меня, ровно ни к чему не обязывает… До завтра еще далеко, и кто знает, может быть, завтра же мы избавимся от команчей, и нам совсем не нужно будет отдавать пленников, которых они так нагло требуют от нас.