– Ага, – подтверждает Кел. – У тебя в семье нету, что ли?
– Не.
– Как так? Живи я на такой верхотуре, да еще нет никого вокруг, я б хотел, чтоб было чем защищаться.
– У отца было. Продал, перед тем как уехать. Что-нибудь нашли?
– Говорил тебе. Дай время. – Кел заходит внутрь, ставит ружье в угол. Не хочется ему показывать Трею, где у него сейф для ружья.
Трей входит следом.
– Понятно, да. Что сегодня нашли, по-любому?
– Будешь доставать меня с этим, я тебя выпру и чтоб не приходил неделю вообще.
Трей запихивает остаток пончика в рот и, пока жует, осмысляет сказанное. Судя по всему, приходит к выводу, что Кел не шутит.
– Вы сказали, что научите меня, – говорит, кивая на ружье.
– Я сказал “может быть”.
– Мне годов хватит. Отец показывал Брену, когда ему двенадцать было.
Что не имеет значения, поскольку ружья того не стало прежде, чем Брендана, но Кел все равно мысленно подшивает это в папку.
– У тебя дело есть, – напоминает он малому. Открывает ящик с инструментами и кидает Трею старую зубную щетку. – Теплая вода и жидкость для посуды.
Трей ловит зубную щетку, сбрасывает парку на стул, набирает кружку посудного мыла и воды, осторожно укладывает бюро на пол, чтоб устроиться рядом на коленях. Кел стелет брезент и отжимает крышку на банке с краской, косится на малого. Тот берется за работу в таком темпе, за каким Келу не угнаться, – хочет заново показать себя с лучшей стороны после того, как взбрыкнул. Кел льет краску в поддон и предоставляет малому работать.
– Удалось проверить вещи Брена, – не отрываясь, говорит Трей.
– И?
– Зарядка от телефона на месте. И бритва, и пена для бритья, и дезодорант. И сумка школьная – у него только она и есть.
– Одежда?
– Ничего не пропало, как я вижу. Только то, в чем он был. У него немного.
– У него есть что-нибудь, что он бы не оставил? Что-нибудь ценное?
– Часы, от дедушки. Мамка подарила ему на восемнадцать лет. Их нету. Носит их все время, по-любому.
– Хм. Ты молодец, – говорит Кел, обмакивая валик.
Трей говорит в ответ, погромче, с отзвуком торжества и страха:
– Видите!
– Это не особо много значит, малой, – осторожно говорит Кел. – Небось сообразил, что заметят, если он вещички заберет. Наличные у него были, все недостающее мог добыть.
Трей закусывает щеку изнутри и вновь склоняет голову над бюро, но собирается что-то сказать, и Келу это видно. Он принимается класть второй слой краски на стену и ждет.
Так продолжается некоторое время. Между тем Кел обнаруживает, что его рабочий ритм ему нравится больше, когда малой рядом. Пока возился один последние несколько дней, работа шла неровно – то быстрее, то медленнее; разницы по результатам никакой, а вот на нервы действует. Малому же надо показывать, как все делается правильно, и Кел работает ладно да гладко. Лютый темп Трея постепенно замедляется до более размеренного.
Наконец он произносит:
– Вы заходили к нам домой.
– Ага, – отзывается Кел. – А ты, вероятно, в кои-то веки был в школе.
– Что мамка сказала?
– То, что ты и думал.
– Это не значит, что она права. Мамка наша, она не замечает. Иногда.
– Ну, мы все так, – говорит Кел. – Что она тебе рассказала?
– Она про вас не заикалась. Это Аланна. Сказала, заходил бородатый дядька в мокром ботинке, дал им “Кит Каты”.
– Угу. Вышел прогуляться, на беду, влез в болото аккурат возле твоего дома. Прикинь?
Трей не улыбается. Через секунду говорит:
– Мамка не малахольная.
– Я и не говорил такого никогда.
– Люди говорят.
– Люди, молясь, говорят много лишнего[28].
Трей явно понятия не имеет, к чему это.
– Вы считаете, она малахольная?
Кел обдумывает вопрос, попутно отмечая, что ему бы очень не хотелось врать Трею, если есть такая возможность.
– Нет, – наконец говорит он, – я б не сказал, что малахольная. Она мне кажется такой дамой, кому очень не повредило бы везение.
По тому, как дернулись у Трея брови, Кел догадывается, что в таком свете малой на это еще не смотрел. Через минуту он говорит:
– Так найдите Брендана.
Кел отзывается:
– Приятели Брендана, о которых ты упоминал. Кто из них самый надежный?
Очевидно, Трей об этом не думал.
– Нинаю. Падди жуткое трепло, вывалит что угодно. А Алан, тот ротозей, жопу с пальцем перепутает. Может, Фергал.
– Где Фергал живет?
– На другой стороне деревни, полмили вниз по дороге. Овечья ферма, белый дом. Допро́сите его?
– Который из них самый смышленый?
Трей кривится.
– Юджин Мойнихан считает, что он такой. На курсы ходит в Слайго Тех[29], по бизнесу или типа того. Считает, что один он весь гениальный.
– Вот и молодец, – говорит Кел. – В Слайго переехал или все еще тут?
– Ему неохота по съемным хатам толкаться. Точняк катается туда каждый день. У него мотоцикл.
– Где Юджин живет?
– В деревне. Здоровенный желтый дом с оранжереей сбоку.
– Какие они, эти ребята?
Трей насмешливо фыркает уголком рта.
– Юджин задрот. Фергал тупарь.
Кел хмыкает. Понятно, что это примерно все подробности, на какие остается надеяться.
– Похоже, Брендан приятелей себе выбирает не шибко талантливо.
За это получает злой взгляд.
– Не очень-то есть из чего выбрать, тут-то. Что делать, ну?
– Я не критикую, малой, – говорит Кел, вскидывая руки. – Пусть тусуется с кем хочет.
– Допро́сите их?
– Побеседую. Я тебе объяснял уже. Со знакомыми пропавших людей мы беседуем.
Трей кивает, его это устраивает.
– А я что делаю?
– Ты не делаешь ничего, – отвечает Кел. – Держишься подальше от Юджина, держишься подальше от Фергала, не отсвечиваешь. – У Трея делается бунтарская мина. – Малой.
Трей закатывает глаза и возвращается к работе. Кел решает не дожимать: малой смекает, что к чему, он не бестолочь. Пока, во всяком случае, скорее всего, станет поступать, как велено.
Когда небо в окне загорается за деревьями оранжевым, Кел говорит:
– Который сейчас час, по твоим соображениям?
Трей смотрит на него с подозрением.
– У вас в телефоне есть.
– Я знаю. Мне нужна твоя прикидка.
Недоверие во взгляде остается, но Трей пожимает плечами.
– Может, семь.
Кел проверяет. Восемь минут восьмого.
– Близко, – говорит. Если Трей прикидывает, что Брендан вышел в пять, вероятно, ошибается не слишком. – И довольно поздно, давай-ка домой. В ближайшие дни надо, чтоб тебя тут не было, когда темнеет.
– Почему?
– Из-за моего соседа Марта – кто-то убил у него овцу. Он сейчас не самый счастливый мужик.
Трей осмысляет.
– У Бобби Фини овцу убили, – говорит.
– Угу. Знаешь, кто в округе вот так овец может убивать?
– Собака, наверно. Такое уже бывало. Сенан Магуайр ее пристрелил.
– Наверно, – говорит Кел, вспоминая четкий вырезанный кусок у овцы на ребрах. – Ты тут в ночи не видал собаку, какая бегает сама по себе? Или любого другого зверя, чтоб такое мог сотворить?
– Темно, – замечает Трей. – Не всегда знаешь, что́ видишь.
– То есть ты что-то видел.
Малой дергает плечом, взгляд следует за четкими взад-вперед зубной щетки.
– Люди заходили в дома, где им не место, – пару раз.
– И?
– И ничего. Топаешь дальше.
– Правильно, – говорит Кел. – А теперь брысь. Завтра можешь прийти. После обеда.
Трей встает, вытирает руки о джинсы, кивает на бюро. Кел осматривает.
– С виду неплохо, – замечает. – Еще часок-два работы, и будет как новенькое.
– Как доделаю, – говорит Трей, суя руку в рукав парки, – научи́те меня вон тому. – Дергает подбородком на ружье и устремляется к двери, прежде чем Кел успевает ответить.
Кел встает у двери и смотрит, как малой, держась у изгороди, топает прочь. В высокой траве на поле у Кела приметны мелкие движения – кролики выбираются к вечерней трапезе, – но на уме у Кела не “хенри” и не рагу. Как только Трей сворачивает к горам, Кел выжидает минуту и направляется к калитке. Смотрит в тощую спину малому, пока тот бредет между кустами ежевики в густеющих сумерках вверх по дороге, руки в карманах. Даже после того, как Трея уже не видать, Кел продолжает стоять, уложив руки на калитку и прислушиваясь.
9
Келу всегда нравились утра. Для него это не то же самое, что быть утренним человеком, сам он не жаворонок: чтобы клетки у него в мозге наладили связь друг с другом, Келу нужны время, дневной свет и кофе. Утро он любит не за то, как оно воздействует на него, а просто так. Даже посреди буйного чикагского района рассветные звуки рождались с ошеломительной изысканностью, а в воздухе витал лимонный, вычищенный запах, каким дышишь глубже и шире. В этих же местах первый свет растекается по полям, словно творится нечто священное, зажигает искры на миллионах росинок и превращает паутины на изгородях в радуги; туман вьется над травами, а первые кличи птиц и овец, кажется, легко преодолевают многие мили. Когда только удается себя заставить, Кел старается встать пораньше и съесть завтрак на заднем крыльце, упиваясь холодом и ароматом земли. Пончик, который Трей притащил ему вчера, все еще в приличной форме.
Вай-фай сегодня покладист, Кел открывает в телефоне Фейс-бук и разыскивает Юджина Мойнихана и Фергала О’Коннора. Юджин черняв и продолговат, в профиле выложил некую полубогемную фотографию – где-то на мосту, вроде как в Восточной Европе, судя по виду. У Фергала широкая улыбка, он лунолик, с глянцевитыми, как у ребенка, красными щеками, в поднятой руке пинта.
У Брендана тоже есть страничка в Фейсбуке, хотя последний пост годичной давности – “ставь лайк, делись”, некая попытка выиграть билеты на какой-то музыкальный фестиваль. На фотографии он на мотоцикле, улыбается через плечо. Тощий, каштановые волосы, лицо остистое и, что ли, чувствительное – такие в некоторых настроениях пригожи, а в некоторых нет и подразумевают быстрые перемены. Кел видит в нем Шилу – в скулах и в очертаниях рта, а вот Трея не видит совсем.