ков.
Кел надеялся, что Брендан, может, выложил Каролайн свои грандиозные планы по добыче денег. У пацанов рот не закрывается, когда они пытаются произвести впечатление на девушек. Каролайн не из тех, кого можно впечатлить противозаконными затеями, но Брендан слишком юн, слишком поспешен и слишком отчаян, а потому, наверное, этого не замечал. Но Кел доверяет Каролайн. Что б там ни назревало, Брендан держал это при себе.
Однако ж не с пустыми руками Кел вышел из лавки. Самоубийство вычеркиваем – ну или будем так считать. Не потому что Каролайн уверена, будто Брендан не из таких, а потому что Каролайн – Кел видит в ней покамест лучшего свидетеля из всех, с кем успел потолковать, – утверждает, что Брендану очень важно держать слово. Брендан сказал, что к дню рождения раздобудет Трею велосипед, а Фергалу вернет сто дубов – деньги, которые ему были б ни к чему, если б он собирался влезть на горку и там повеситься. Если Брендан намеревался куда-то уехать, намеревался он и вернуться.
И Каролайн полагает, что ничего плохого с головой у Брендана не происходило. Кел этому рад. Если Брендана спугнули, если он сбежал, если прячется в горах, получается, у него имелись причины, существовавшие вне ума. А значит, попутно он должен оставить осязаемый след.
Может, у Каролайн есть догадки, чем Брендан занимался, и она не хочет это обсуждать – во всяком случае, не с пришлым и не с бывшим легавым. Вместе с тем Кел, возможно, не единственный, кого предостерегли.
Больших надежд на то, что полицейский участок окажется открыт в воскресенье, Кел не питает, но гарда О’Малли за своим столом, читает газету и ест здоровенный кусок шоколадного торта, зажав его в руке.
– Ох батюшки, офицер Хупер, – говорит он, сияя и пытаясь сообразить, вставать ли. – Руку подать не могу, видите… – показывает липкие пальцы. – Моему пацаненку сегодня восемь, и уж такой торт моя хозяйка забабахала, мы до девятилетия его доедать будем.
– Не беда, – улыбаясь, говорит Кел. – Отличный торт, судя по виду.
– Ой, роскошный. Она у меня все кондитерские телепрограммы смотрит. Знай я, что вы зайдете, принес бы и вам кусок.
– На будущий год заскочу, – заверяет его Кел. – Зашел сообщить, что ружье-то я получил. Спасибо вам большущее за помощь.
– Никаких хлопот вообще, – говорит О’Малли, расслабляясь в кресле и облизывая глазурь с большого пальца. – Уже опробовали?
– Стрелял по жестянкам пока, глазомер восстанавливаю. Хорошее ружье. У меня на земле кролики водятся, собираюсь настрелять себе чуток.
– Коварная они мелюзга, – сообщает О’Малли с меланхолической многозначительностью. – Удачи вам.
– Ну, – говорит Кел, – на выбор еще есть целое дерево грачей, они у меня на лужайке хулиганят. Может, подскажете – как они в пищу?
Вид у О’Малли изумленный, но гарда из вежливости осмысляет вопрос.
– Сам я грачей не йил ни разу, – отвечает. – Но отец говаривал, что его мать готовила грачиное рагу, когда больше есть нечего было, он тогда сам был мальчонкой. С картошкой типа и с чуточкой лука. Думаю, в интернете рецепт найдется уж всяко, там же вообще все есть.
– Стоит попробовать, – говорит Кел. Не собирается он стрелять по своим грачам. У него подозрение, что выжившие станут ему заклятыми врагами.
– Вряд ли оно вкусно, – замечает О’Малли, еще раз подумав. – Жуть какой резкий вкус, наверное.
– Сберегу вам пайку, – ухмыляясь, обещает Кел.
– Ой нет, всё шик, – говорит О’Малли, немного напрягшись. – Уж всяко я буду все еще с тортом с этим занят.
Кел смеется, хлопает по стойке ладонью и уже направляется к двери, как вдруг его осеняет:
– Чуть не забыл. Кто-то мне тут говорил, что пару служивых из Гарды вызывали в этом году в марте в Арднакелти. Не вас ли?
О’Малли задумывается.
– Не, не меня. Я там всего раз бывал в этом году – в горках, когда пытался ребятню эту, Редди, загнать на учебу. Арднакелти не очень-то нуждается в наших услугах.
– Ну, так я и думал, – говорит Кел, слегка нахмурившись. – А вы не в курсе, что там такое в марте приключилось?
– Да ничего серьезного не могло быть, – заверяет его О’Малли. – Уж всяко если б иначе, я б о том узнал.
– Мне б хотелось понимать все равно, – настаивает Кел, хмурясь все больше. – Нет мне покоя, пока не разберусь, с чем рядом живу. Побочка от службы – ну, в смысле, кому я объясняю, да?
По лицу О’Малли не скажешь, что он хоть раз смотрел на это под таким углом, но кивает рьяно.
– Сделаем вот как, – говорит он, сообразив. – Погодите тут минутку, я гляну по базе.
– Ой, как любезно с вашей стороны, – говорит Кел, приятно удивившись. – Ценю. Грачиное рагу теперь уж точно за мной.
О’Малли смеется, с громким скрипом выбирается из кресла и скрывается в недрах участка. Кел ждет и смотрит в окно на небо, где тучи густеют, темнеют и делаются все более зловещими. Вряд ли он когда-нибудь освоится с непринужденными крутыми поворотами здешней погоды. Привык к тому, что жаркий летний день – это жаркий летний день, холодный дождливый день – холодный дождливый день и так далее. Здесь же бывают дни, когда погода крутит людям мозги чисто из принципа.
– Так, – говорит О’Малли, возвращаясь, довольный результатами. – Я ж сказал, вообще ничегошеньки серьезного. Шестнадцатое марта, фермер сообщил о признаках вторжения на его землю и возможную кражу сельхозинвентаря, но когда ребята приехали, заявил им, что это недоразумение. – О’Малли усаживается в кресло и закидывает кусок торта в рот. – Видать, выяснил, что это какая-нибудь местная молодая шелупонь безобразит. Скучно им, это да. Иногда самый борзый спрячет что-нибудь чисто ради ржаки – поглядеть, как фермер бесится, пока ищет. А может, все же украли что-то, но фермер выяснил, кто это, и вернул себе свое да и решил на том закончить. Они тут такие, в этих краях. Им сподручнее держать нас от себя подальше, пока совсем не припрет.
– Ну, так или иначе, – говорит Кел, – у меня от души отлегло. Никакого сельхозинвентаря у меня нету, воровать нечего. Старая тачка есть, досталась мне вместе с землей, но если кому-то она уж так нужна, пусть забирают.
– Да они скорее ее вам на крышу втащат, – снисходительно говорит О’Малли.
– Это может украсить мне дом, – отзывается Кел. – Эти ребята дизайнеры берут с яппи тысячи дубов за такие идеи. Кто был тот фермер?
– Мужик по имени Патрик Фаллон. Я его не знаю. Не из постоянных он, значит, никакой у него вражды нету ни с кем, ничего такого.
Патрик Фаллон – судя по всему, Пи-Джей.
– Хм. Это сосед мой, – замечает Кел. – Не заикался он при мне ни о чем таком, пока я тут. Видать, что-то разовое тогда приключилось.
– Пацанва дурит, – убежденно заключает О’Малли, отламывая очередной здоровенный кусок торта.
От вида торта у Кела пробуждается голод. Отыскивает кафе, берет себе кусок яблочного пирога и кофе, коротает время до окончания стирки. Достает из кармана куртки блокнот и открывает чистую страничку.
Обмозговывает вероятность того, что Брендан оборудовал себе точку приема ворованного сельхозинвентаря, стырил что-то у Пи-Джея, его спугнули, он вернул, когда выяснилось, что вызвали легавых, и удрал из города, чтоб не нарываться, или его выгнали, как того парня Манниона, угробившего кота. Не клеится оно: кто угодно хоть с каким-то мозгом учитывал бы полицию, а Брендан не дурак, ну или не был им; однако, возможно, не рассчитывал, что пропажу так быстро обнаружат. Каролайн сказала, что реакции других людей Брендан в расчет не принимал.
Записывает: “Сельхозинвентарь 16/03. Что украдено? Вернули?”
И вот еще какая мысль болтается у него на краю сознания: те убитые овцы. Март не наудачу сидит в лесочке. У него есть основания думать, что следующей будет овца Пи-Джея.
Кел зарисовывает план окрестностей Арднакелти, подглядывая в интернет-карты. Отмечает землю Марта, Пи-Джея и Бобби Фини; где именно расположен участок Франси Ганнона, он не знает, но “рядом с деревней” – это приблизительно понятно. Затем обозначает все остальные известные ему овцеводческие хозяйства.
Географически эти четыре участка никак не выделяются среди остальных. Не ближайшие к горам или к какому-нибудь лесу, где может прятаться какой-нибудь зверь, и не рядом друг с другом, да и не примыкают к основной дороге, чтобы можно было быстро скрыться. Нет причин – или, во всяком случае, нет причин, очевидных Келу, – с чего б этим хозяйствам стать мишенями хоть для человека, хоть для зверя.
Пишет: “Франси/Бобби/Март/Пи-Джей. Связи? Родство? Терки с Бренданом? С кем-то еще?”
В голову приходит всего один человек, у которого могли быть терки с Мартом, и, похоже, незадолго до того, как убили Мартову овцу. Пишет: “С Дони Макг?”
Остаток кофе остыл. Кел закупается всякой всячиной, включая Мартово печенье и упаковку из трех носков, забирает стирку и уезжает из города.
Дорога в горы на машине ощущается иначе – каменистее и недружелюбнее, словно ждет своего часа, чтоб пробить Келу покрышку или сбросить его на болотистом участке. Он останавливается у ворот дома Редди. Обочины тут нет, но потенциальная необходимость другой машине проехать волнует Кела не слишком.
На этот раз двор Редди пуст. Холод покусывает Кела за шею. Веревки, свисающие с игровой конструкции, болтаются на ветру. Окна, смотрящие на дорогу, пусты и темны, но, пересекая двор, Кел чует, что за ним наблюдают. Шагает медленнее, позволяет себя рассмотреть.
К двери Шила не подходит долго. Открывает ее на ширину ступни и смотрит на Кела в щель. Узнает его или нет, непонятно. Откуда-то изнутри едва доносится веселый мультяшный смех.
– Добрый день, миз Редди, – говорит он, держась на приличном расстоянии. – Кел Хупер, вы на днях выручили меня сухими носками, помните?
Она все смотрит на него. Настороженность не растворяется.
– Я вам привез вот, – говорит он, протягивая носки. – С признательностью.
От этого у Шилы в глазах вспыхивает огонек.
– Не надо мне. Не такая уж я нищая, что не могу пару старых носков отдать.