Самозванцы будто лишились воли, послушно брели за лучами, как скот на убой. Вскоре они скрылись в пылающем черном жерле. Дух, снова став полупрозрачным, сделал шаг к пламени.
— Погоди! — выкрикнул Лэй. — Скажи хотя бы, кого благодарить за спасение? Ты Лак’ха?
Ольда обернулась к нему, улыбнулась печально:
— Нет, сын леса. Ни у одного артефакта в мире не хватит сил, чтобы вызвать Лак’ху из безвременья. Я всего лишь ее Первая жрица.
— Все равно, — настаивал ушастик. — Не уходи. Расскажи…
Некоторое время дух задумчиво рассматривал нас, потом произнес:
— Я покажу.
Повинуясь взмаху призрачной руки, кристаллы на стенах зала засветились серебром. Этот свет покрыл поверхность амальгамой, превращая в одно огромное зеркало.
— Было так, — печально уронила жрица.
В зеркале появился остров Лак’хи. Огромный нарядный город полнился жизнью. По ухоженным улицам ходили ольды в нарядных плащах. Повсюду слышался смех, громкие веселые разговоры. Мастерские и лавки гостеприимно распахивали двери для гостей.
Посреди города возвышался храм богини. Вход и ведущие к нему ступени утопали в цветах. Внутри, посреди того зала, где мы сейчас находились, стояло изваяние богини Лак’хи. Скульптор изобразил ее в виде молодой ольды. Вокруг постамента курились кадильницы, пели жрицы, среди которых была и Первая. Ольды возлагали к ногам статуи цветы. Зеркальные стены многократно отражали эту мирную картину.
Призрак снова повел рукой, изображение сменилось. Теперь мы видели остров как бы издали. Ночное небо над ним наливалось тревожным багрянцем и словно опускалось на город, угрожая раздавить его. Вдруг кровавые небеса прочертила черная молния. За нею — еще одна и еще. Они раскололи небо, разломили на части. Из этих прорех хлынул поток ярких звезд. Они сияли, проливая на землю белые, желтые, голубые лучи. Хаотично носились над островом, сталкивались, издавая жуткий грохот. Разваливались на куски, которые рушились на город, превращали в пыль дома и целые улицы…
— Война богов, — произнес Лэй, не сводя с панорамы зачарованного взгляда.
Там снова происходило странное. Над островом взошли две огромные звезды — белая и синяя. Они загородили собою половину багряного неба и стали медленно сходиться. Свет их лучей был таким ярким, что причинял боль. Звезды соприкоснулись, раздался оглушительный взрыв. Потом все вокруг затянуло непроглядной черной мглой, в которой сверкнул и погас тонкий белый лучик.
— Лак’ха, умирая, уронила зеркало судьбы, — пояснила ольда.
Картина опять изменилась. Теперь мы видели полуразрушенный, покрытый пеплом город, по которому медленно вереницей двигались жрицы. Впереди шла Первая, несла знакомое нам зеркало богини.
Печальная процессия достигла храма, вокруг которого собрались все выжившие ольды. Они держали в руках зеркала. Большие и маленькие, квадратные и круглые, гладкие и покрытые трещинами… Серебряная амальгама наполнялась чернотой неба, в ней кружился пепел, отражались скорбные лица с красными глазами без радужки и зрачков.
Первая жрица вошла в храм, остановилась подле статуи Лак’хи. Изваяние медленно осыпалось, превратившись в груду пепла. Ольда благоговейно поклонилась, поставила в него зеркало. Прах тут же превратился в твердую поверхность, намертво закрепив артефакт.
По знаку Первой в зал потянулись остальные ольды. Они кланялись волшебному предмету, оставляя вокруг него свои зеркала — последнее подношение мертвой богине. Одни зеркала ложились на пол, другие становились на ребро, третьи повисали в воздухе.
Ольды затянули тихую унылую песню. По их бледным щекам текли слезы. Наконец прощание подошло к концу. Первая повелительно указала на выход. Дождавшись, когда ольды покинут храм, жрица взмахнула когтистыми руками, выкрикнула заклинание. Зеркальные стены взорвались фонтанами осколков. Сверкающая амальгама зависла в воздухе, заполнила все пространство зала. Первая осмотрелась, удовлетворенно кивнула, замерла неподалеку от артефакта.
— Так умерла и я, — сказал призрак.
Картины на стенах потухли. Мы как будто очнулись от страшного, но прекрасного сна. Лэй потряс головой и спросил:
— А где ты умерла?
— Вот, — усмехнулась жрица, указывая на огромный кристалл. — Я превратилась в это.
— Я о тебя чуть не убился. — Эльф потер поясницу. — Что было дальше?
— Ольды ушли с острова, расселились по всему Вирлу. Они по-прежнему поклонялись Лак’хе. Позже родилась легенда о ее возвращении. Зеркало позаботилось о себе само, создав вокруг острова пространственно-временную ловушку. Много поколений сменилось, прежде чем мой народ забыл о смерти богини.
— А кто была… она? — Я кивнула на шар черного огня.
На стене снова загорелась картина. Теперь мы видели одинокую белую искорку, которая неслась над темной землей.
— Частица силы богини, не ушедшая в мир иной, — пояснила Первая. — Много веков она летала по Вирлу. А потом…
Небо опять светилось зарницами. Опять рушились огненные звезды, по земле текла раскаленная лава, и реки оборачивались вспять. Мы увидели, как из горящего леса в панике убегают люди, орки, эльфы, ольды…
— Про это мне рассказывал Эр, — тихо сказал Лэй. — Катаклизм, из-за которого изменилась магия и стали враждовать расы.
— Это было неизбежно, — пояснила жрица. — Богов не стало, их сила больше не уравновешивала волшебство смертных. Магической энергии накопилось в мире слишком много, что привело к природной катастрофе. Смотрите…
Одна из ольд споткнулась и упала. Тут же на нее опустилась белая искорка…
— Так родилась самозванка, — сказал призрак.
— И так Валдхейм стал Ятунхеймом, — прошептала я.
— Ее сил хватило, чтобы являться в зеркалах ольдам. Кочевой народ поверил в то, что сама богиня приходит и отдает приказы. Дальше вы знаете сами.
— Но почему эта… тварь не сказала нам, что ищет именно зеркало Лак’хи? — спросил Лэй. — Это бы значительно облегчило ей задачу.
— Она не знала или не помнила. Это была очень маленькая частица сущности богини. Почти неразумная.
— А таких дел наворотила. — Ал поскреб в затылке.
— Благодарим тебя. — Лэй церемонно поклонился призраку.
— Я виновата, — проговорила ольда. — Нельзя было оставлять в мире такой могущественный артефакт. Но я исправила свою ошибку. А теперь мне пора. И вы уходите отсюда. Это мертвое место…
Она шагнула в черное пламя. Шар содрогнулся, сыто заурчал, на прощание взметнул жадные языки и стал постепенно уменьшаться. Наконец он превратился в крохотную точку, потом и вовсе исчез.
— Ну дела! — восхитился Ал. — Кому скажи — не поверят.
— Я ведь говорил, нет никакой Лак’хи! — воскликнул Лэй. — Каждый сам хозяин своей судьбы!
— Точно! — подтвердил знакомый голос. — И пока вы тут воевали, я обеспечивал вам счастливую судьбу.
Мы обернулись: у входа, сгибаясь под тяжестью большого мешка, стоял Роману. Второй мешок Лис держал прислоненным к ноге.
— Ну чего застыли? — нахмурился он. — Помогайте! Я вор, а не тяжеловоз, между прочим. И давайте уже отсюда выбираться.
Эпилог
— Шевелись, муреньи выродки! — покрикивал Клешня на команду.
В голосе капитана слышалось нескрываемое довольство. Да и с чего ему было злиться? Корабль готовился к отходу из порта. Чудесный красавец галеон — с пятью мачтами, семью палубами, пятью десятками пушек. И вся эта благодать принадлежала капитану Бобо Клешне.
Старый моряк не ошибся в нелюдях — они оказались ребятами не только честными, но и щедрыми. По прибытии в Юмерион заплатили полную цену со всеми оговоренными добавками, да еще сверху положили пять сотен леонов — мол, премия за хорошую службу. Мало того, морякам раздали по десять золотых каждому. Когда необычные пассажиры, попрощавшись, двинулись к трапу, их провожала вся команда, а Бобо чуть не прослезился: когда еще доведется таких денежных заказчиков найти? Да и орка больно уж была похожа на Большую Берти, а эльф магичил отлично и лекарем был хоть куда.
— Клянусь русалкиным хвостом, кто скажет хоть словечко плохое про орков или эльфов, того я этими вот руками под пирс спущу! — орал Клешня на другой день в портовом кабаке. — Все народы рождены равными, пусть хоть зеленые, хоть с ушами, что у твоего осла!
Желающих возражать не нашлось: все угощались за счет Бобо.
Казалось бы, запить Клешне с большого заработка, пока зеленые морты мерещиться не начнут. Но у капитана были другие планы. Поутру, стряхнув с себя похмелье и двух портовых шлюх, он поднялся и отправился на верфь. Потом вернулся в порт, оттуда пошел в банк, куда перед этим благоразумно положил на хранение заработанные денежки.
В результате всех хождений Бобо стал владельцем гордого красавца-галеона. Старый потрепанный флейт капитан продал, причем выторговал хорошие деньги. А на борту нового судна приказал вывести название «Хромая Мери».
— Счастливое имечко, — пояснил он удивленному корабелу. — Удачу приносит.
Теперь, с таким-то судном, можно было пускаться в любое, самое сложное путешествие. Клешня внес корабль в портовые списки и стал поджидать заказчиков: купцов, а может быть, ученых или богатых путешественников.
Долго томиться не пришлось: на следующий же день его наняли для большого, сложного похода. Галеон отправился в порт Трейон, что на границе Зириуса с Даллирией. Там стоял на рейде целых два месяца. Теперь же, приняв на борт пассажиров и груз, готовился к отходу в дальнее плавание — сначала к берегам Чайного архипелага, потом — Дикого, затем через Серый океан к малоизученному материку, который в народе звали Мортовой землей, а люди ученые именовали Бигвестом.
И вот теперь команду с пассажирами от начала опасного приключения отделяли какие-то минуты. Клешня прохаживался по верхней палубе, покрикивал на матросов и гадал, как отнесутся наниматели к одному маленькому сюрпризу…
— Бобо прямо помолодел, — с улыбкой сказал Лэй. — Смотри, сменил свое тряпье на приличный камзол, даже крошки из бороды вычесал.