— Не надо нам полиции, — резко прервал Тредгольд: — если вы боитесь, Чок, оставайтесь с дамами, покуда мы не уладим дела.
М-р Чок вспыхнул и, выпрямившись, замолчал. Питер Деккет с другим гребцом ожидали их у пристани и, едва дав им время спрыгнуть в лодку, быстро принялись грести по направлению в шхуне. Сердце у м-ра Чока упало при виде толпившихся на палубе людей; когда он поднимался на борт, его последнею мыслью была мысль о его жене.
В счастливом неведении событий, м-сс Чок, надев тем временем шапочку и натянув перчатки, терпеливо ждала возвращения мужчин. Она даже провела параллель между выбором шляпок и сигар, заметив благодушным тоном, что то и другое требует немало времени.
— Еще успеем, — ответила она встревожившейся м-сс Стобелль: — теперь всего три часа, а мы снимаемся с якоря в четыре. Но что это за несносный шум и лязг?
— Какая-нибудь яхта поднимает якорь, — сказал Эдуард, подходя к окну и высовываясь из него. — Стой! Что это такое?.. Эй!
— Что случилось? — разом воскликнули дамы.
Эдуард в полном недоумении обернулся к ним.
— Это "Красавица Эмилия", — медленно проговорил он: — она распускает паруса!
— Вероятно, хочет испробовать, как действует машина? Муж говорил, что капитан Брискет — очень предусмотрительный человек, — предположила м-сс Чок.
Эдуард Тредгольд не отвечал. Он поглядел на три, стоявших рядом, шляпы, затем — на подошедших к окну и доверчиво смотревших из него дам. На их глазах шхуна сделала медленный оборот, открыв таким образом нагруженную багажом лодку, которую она до сих пор заслоняла собою. М-сс Чок, пораженная, глядела на нее.
— Не может быть, чтобы это была наша! — воскликнула она, задыхаясь: — они, они никогда не… Они, они…
С секунду она стояла, глядя на шляпы, а затем сбежала вниз с быстротой, изумительной для дамы ее лет и ее фигуры. М-сс Стобелль, поддерживаемая Эдуардом, старалась, как могла, поспевать за нею, но м-сс Чок, опередив ее, тяжело спрыгнула в лодку, приказывая перевозчику догнать, во что бы то ни стало, быстро удалявшуюся шхуну.
— Невозможно, сударыня, — ответил тот, — у нас нет крыльев.
— Гребите сильней! — энергично воскликнула м-сс Чок.
Гребец, не любивший лишних слов, указал большим пальцем на "Красавицу Эмилию", уже выходившую в открытое море.
— Влезьте вот на ту скалу и помахайте им! — проговорил он неспешно: — махайте сильней!
М-сс Чок с секунду колебалась, но затем, выйдя из лодки, продолжала преследование сухим путем. Минут через десять, она, запыхавшись, достигла скал, и там, смело стоя на краю утеса, она, к большому удовольствию небольшой толпы, — разыграла роль живого семафора.
Шкуна, все увеличивавшая свою скорость, не подавала вначале признаков жизни, но затем собравшаяся у руля группа людей замахала ей шляпами и платками на прощанье.
М-сс Чок следила за шхуною, покуда та не стала белым пятнышком на горизонте; ее удерживала здесь слабая надежда на то, что за ними вернутся. Принужденная, однако, примириться с неизбежным, она с пылающим лицом поднялась с травы, на которой сидела, и принялась громить мужей вообще и своего собственного — в особенности.
— Это все устроил мой муж, — сказала м-сс Стобелль, бросив на костюм своей приятельницы взгляд, не чуждый, легкого злорадства: — теперь я понимаю, почему он не желал, чтобы я сделала себе яхтный костюм…
М-сс Чок поглядела на нее презрительно-гневными глазами.
— И вот почему он велел мне взять с собою всего один сундук и не позволил запереть дом, — продолжала м-сс Стобелль с видом человека, которому внезапно открылась истина. — Подумайте, что было бы со мною! Я должна сказать, что он выказал в этом случае заботливость…
— Заботливость! — воскликнула м-сс Чок, задыхаясь.
— И как это я ничего не подозревала? А он еще поцеловал меня сегодня поутру! На прощание, конечно… Я должна была бы знать, что Роберт всегда настоит на своем.
— Если бы вы не убедили меня отправиться на этот злосчастный завтрак, ничего бы не случилось, — проговорила м-сс Чок глухим голосом.
— Почем же я знала? Помните, Роберт еще сказал, что он, главным образом, хлопотал для вас? Мне показалось, что вы были немножечко польщены, но я, по правде говоря, удивилась.
Дрожавшая от гнева, м-сс Чок не находила ответа.
— Ну, нечего тут сидеть, — философски продолжала м-сс Стобелль, — лучше нам отправиться домой.
— Домой! — воскликнула м-сс Чок, вспомнив о своих комнатах без ковров и драпировок: — как только я подумаю об этих людях, угощавших нас шампанским и говоривших о долгих вечерах на море, — я не знаю, что я готова сделать! И ваш отец был одним из них!.. — набросилась, она на Эдуарда, который даже не попытался защитить своего заблуждающегося родителя.
Когда они вернулись в гостиницу, где лакей вручил м-сс Чок письмо, лицо ее и осанка были так выразительны, что податель письма поспешил ретироваться.
Оно было от м-ра Стобелля и заключало в себе лишь несколько строк. М-р Стобелль извещал, что м-р Чок был заманен на судно обманом, и заканчивал замечанием, что женщинам, вообще, не место на корабле. Эту фразу, по мнению м-сс Стобелль, следовало считать за нечто вроде извинения.
М-сс Чок прочла извещение, погруженная в каменное молчание; она отказалась от чая и прямо отправилась со своим багажом на станцию; во время переезда до Винчестера, она продолжала безмолвствовать и, по прибытия туда, поехала домой в кэбе, несмотря на убедительные просьбы м-сс Стобелль погостить у нее, покуда ее собственный дом не будет приведен в порядок.
М-р Тредгольд почувствовал истинное облегчение, расставшись с дамами. Все это путешествие казалось ему загадочным, а сегодняшние события еще усилили его таинственность. Он слегка закусил, но тишина в доме угнетала его, и он решил прогуляться. Лавки уже были закрыты, на улицах — пусто, и он задал себе вопрос: не слишком ли поздно зайти к капитану, чтобы потолковать с ним о случившемся? Занятый решением этого вопроса, он, незаметно для самого себя, очутился близ коттеджа.
Соседние дома были погружены во мрак, но в окне гостиной капитана светился сквозь драпировку гостеприимный огонек. После некоторого колебания, Тредгольд постучал. Дверь отворилась, и он увидел приветливое лицо м-ра Таскера.
— Капитан Бауэрс уехал в Лондон, сэр.
Тредгольд, уже занесший было ногу за порог, отступил, но в то же время попытался заглянуть внутрь дома.
— Мы ожидаем его с минуты на минуту, — сказал ободряющим тоном м-р Таскер.
Эдуард снова занес ногу за порог. Конечно, уже поздно, но ему очень необходимо повидать сегодня капитана:
— Мисс Дрюит в саду, — объявил Таскер.
М-р Тредгольд подозрительно взглянул на него, но черты Таскера выражали свойственное им простодушие, и он успокоился.
— Не пройти ли и мне в сад? — проговорил он.
— Я прошел бы туда, будь я на вашем месте, сэр. В саду прохладнее.
Луны не было, небо закрылось тучами, и м-р Тредгольд очутился в полной темноте, чем можно было объяснить его непостижимую вежливость по отношению в стройному молодому кипарису, находившемуся в углу лужайки. Он поспешил надеть шляпу, и его извинение по поводу позднего визита — так и осталось недоконченным. Несколько сконфуженный, он прошел по саду раза два, не находя того, чего искал, как вдруг раздавшийся над его головою легкий шум — открыл ему истинное положение дел. Благоразумие и чувство приличия подсказали ему, что он должен уйти домой, но сердечное влечение склоняло его к тому, чтобы сесть на скамью у подножия мачты и подождать дальнейших событий.
Прислонившись к спинке, он закурил сигару, чутко прислушиваясь в малейшему шуму. Но пленница на вышке не подавала признаков жизни. В теплом воздухе чувствовалось благоухание цветов, и ничто не шевелилось, за исключением тени м-ра Таскера на кухонной шторе.
Часы соседней церкви пробили три четверти, а затем — и десять часов. Сигара была докурена, и м-р Тредгольд принялся серьезно обдумывать свое положение:
— М-р Тредгольд! — послышался сверху резкий голос.
М-р Тредгольд поспешно вскочил и устремил глаза вверх.
— Мисс Дрюит! — воскликнул он тоном невыразимого изумления.
— Я спускаюсь, — послышался голос.
— Пожалуйста, будьте осторожнее. Очень темно… Могу я помочь вам?
— Можете — войдя в дом.
Тон ее был так решителен и резок, что ему оставалось лишь повиноваться. Он сконфуженно шагал по гостиной, когда вошла мисс Дрюит с раскрасневшимся лицом.
— Я зашел к капитану — начал он поспешно, — Джозеф сказал мне, что вы в саду, но я не нашел вас, а потому взял на себя смелость посидеть и подождать капитана…
— Вы знали, что я на вышке? — нетерпеливо спросила мисс Дрюит.
— Джозеф ничего мне об этом не сказал, а, не видя вас в темноте, я подумал, что он ошибся.
— Вы знали, что я на вышке? — повторила она с грозною настойчивостью.
— Я… такая мысль приходила мне в голову, — сознался обвиняемый.
— Знали вы, что я там?
— Да, — проговорил он медленно, видя невозможность дальнейшего отпирательства.
— Благодарю вас, — проговорила она презрительно, — вы знали, что я там, и держали меня в плену. Истинно джентльменский поступок. Я вижу, что я верно оценила ваш характер.
— Это — чистейшая случайность, — попытался он оправдаться: — я провел очень неприятный день в Бидлькомбе, зашел сюда, и услышав, что вы сидите там наверху, не устоял против искушения. Но если бы я мог подозревать, как вы меня отчитаете, я, конечно, не позволил бы себе…
Мисс Дрюит, уже положившая руку на ручку двери в знак того, что аудиенция окончена, не смогла удержать взрыв негодования.
— Ваш отец и друзья его отправились за кладом, принадлежащим моему дяде, а вы, проводив их, являетесь сюда! Или вы думаете, что его долготерпению не будет конца?
— Клад? — воскликнул со смехом Тредгольд: — но ведь все их планы рушились, как только капитан сжег карту.
— Нечего смеяться, — прервала она: — дядя, действительно, собирался сжечь карту, и был очень поражен, удостоверившись, что она исчезла.