Дети слушали как зачарованные. Подумать только, папиными числами пользуется сама природа!
Леонардо задумчиво покусывал палец. Поверил ли он предсказаниям Мате? Трудно сказать. Но рассказ о свойствах чисел Фибоначчи подхлестнул его воображение.
— Кто ведает, сколько еще неизвестного и неожиданного таится в этом удивительном числовом ряду! — произнес он.
— Много, дорогой маэстро, — заверил Мате. — Так много, что когда-нибудь о нем будут написаны целые книги.
Леонардо вздохнул. Хотел бы он прочитать хотя бы одну! Мате с досадой подумал о брошюре, которую по забывчивости оставил на подоконнике московской квартиры. Как бы она сейчас пригодилась! Чтобы заглушить угрызения совести, он решил познакомить мессера Леонардо с шуточной задачкой, основанной на одном любопытном свойстве чисел Фибоначчи.
Мате попросил влажную тряпку, вытер стол и принялся чертить квадрат, разделенный на множество клеток. Но только он приступил к объяснениям, как в дверь дома постучали.
— Магистр Доменик, магистр Доменик! — защебетали дети и бросились открывать.
Магистр Доменик производил впечатление человека умного и доброжелательного. У него были толстые насмешливые губы и проницательные черные глаза, которые с любопытством уставились на незнакомцев. Узнав, что в гостях у мессера Леонардо математик, он был приятно удивлен, но тут же посетовал, что побеседовать сейчас не придется: в Пизу неожиданно прибыл император Фридрих Второй и ему, Доменику Испанскому, поручено срочно привести Леонардо во дворец.
Невероятная новость переполошила всех, кроме того, кого более всего касалась. Леонардо встал и заявил, что готов идти хоть сейчас.
— Как?! — остолбенел магистр. — В таком-то виде?
Спохватившись, Фибоначчи оглядел свою блузу. Да, да, ему, вероятно, следует переодеться…
— И как можно скорее, мой друг, — внушительно добавил Доменик, выпроваживая его из комнаты. — А вы что стойте? — обернулся он к детям. — Ступайте помогите отцу. Да последите, чтобы он не надел чего-нибудь наизнанку.
В следующее мгновение все в доме были заняты делом. Леонардо одевался. Дети метались по комнатам, открывая сундуки и подавая отцу то одно, то другое. Доменик нетерпеливо барабанил пальцами по столу, повторяя про себя заготовленную для императора латинскую речь. А Фило и Мате мучительно ломали головы, как бы им тоже попасть во дворец, чтобы взглянуть хоть одним глазком на редкую разновидность императора-филоматика и услышать, как он предложит мессеру Леонардо должность в Неаполитанском университете. Ибо теперь они уже не сомневались, что пригласили его именно для этого.
Смятение друзей не укрылось от наблюдательного магистра. Узнав, в чем дело, он предложил свою помощь. Император, насколько ему, Доменику, известно, прибыл в Пизу инко́гнито, стало быть, прием будет неофициальный, скорее всего, в кабинете. Камердинер Фридриха — знакомый Доменику араб — проведет их на балкон, выходящий в кабинет из другой комнаты, а там… Словом, жаловаться на судьбу им не придется.
В приливе благодарности Мате и Фило едва не оторвали ему руки. Но тут появился Леонардо в чем-то синем, бархатном, перечеркнутом тяжелой цепью, которую оттягивал золотой медальон величиной с доброе блюдце.
Теперь Фибоначчи уже не походил на садовника, но видно было, что он давненько не надевал своего парадного костюма и порядком отвык от него. Фило даже подумал, что блуза, пожалуй, ему больше к лицу. Зато дети смотрели на отца с восхищением. Он крепко обнял их, по очереди нагибаясь к каждому, наказал не ждать себя скоро и вышел. Остальные последовали за ним.
В тайнике
По дороге магистр Доменик деликатно подготовил Леонардо к тому, что аудиенция состоится в присутствии известных ученых. Наверняка будет философ императора, достопочтенный магистр Иоанн из Пале́рмо, а также придворные астрологи Микаэль Теодо́р и шотландец Микаэль Скотт. Кроме того, император желает познакомиться не только с самим Леонардо, но и с его математическим искусством. Так что пусть маэстро не удивляется, если ему предложат несколько задач.
Подобное сообщение хоть кого озаботит, но Фибоначчи, напротив, облегченно вздохнул.
— Благодарю вас, дорогой магистр! — сказал он. — Всегда от вас услышишь что-нибудь ободряющее. Признаться, я давненько не упражнялся в придворной беседе. То ли дело математика…
Скоро они подошли ко дворцу, который Фило упорно именовал на итальянский лад — пала́ццо.
По правде говоря, филоматикам не очень-то верилось, что великолепный план магистра удастся. Доменик, однако, сказал несколько слов часовому, и тот беспрепятственно пропустил их. А скоро перед ними возник человек в белоснежном арабском одеянии, с тяжелыми веками и лицом до того бесстрастным, что при взгляде на него становилось не по себе.
«Прямо истукан какой-то», — подумал Мате.
Доменик шепнул что-то истукану на ухо. Тот движением руки пригласил путешественников следовать за собой, и на время они оказались разлученными и с Фибоначчи, и со своим покровителем.
Они шли по дворцовому лабиринту, скользя по гладко отполированным каменным плитам, где, как в темной воде, двигались их опрокинутые отражения. Любопытные филоматики нет-нет да останавливались, чтобы рассмотреть высокий мавританский светильник или громадный, во всю стену, гобелен, на котором грозно скалились разъяренные львы и круто изгибали породистые крупы вздыбленные арабские скакуны. Но истукан, не оборачиваясь, жестом приказывал им идти дальше.
Наконец они поднялись по узкой витой лестнице и очутились в закутке, завешенном плотными занавесками. Это и был обещанный Домеником балкон. Истукан указал им на две прорези в драпировках, приложил на прощание палец к губам и бесшумно удалился, а Фило и Мате занялись наблюдениями.
Кабинет императора, пока еще безлюдный, был обставлен в восточном вкусе, и Фило подумалось, что молва неспроста обвиняет Фридриха в тайном магометанстве…
Но вот двери в противоположных концах зала одновременно распахнулись и впустили с одной стороны Леонардо, Доменика и еще нескольких людей в магистерских мантиях и шапочках, с другой — человека лет тридцати в светло-коричневом замшевом костюме и замшевых же, высоких, до бедер, сапогах.
Светлолицый, с длинными, белокурыми, преждевременно поредевшими волосами, император сразу же уставился на Фибоначчи, нетерпеливо внимая высокопарной латыни Доменика. Леонардо же, казалось, и вовсе не слушал, и, пока Фридрих изучал его, он в свою очередь сосредоточенно рассматривал стоявший на треножнике серебряный сосуд, над которым изгибалась струйка сладковатого дыма.
— Кажется, вам понравилась эта курильница, — с улыбкой обратился Фридрих к Леонардо, едва Доменик умолк. — Редкая вещь, не правда ли?
— Замечательная, ваше величество, — отвечал Леонардо. — Но дома у меня есть другая, так та, пожалуй, еще лучше.
Фило просто в ужас пришел от его бесцеремонности. К счастью, Фридрих оказался терпимее.
— Приятно слышать, — сказал он, — что красота чисел не мешает вам, мессер Леонардо, ценить красоту вещей. Мне говорили, у вас замечательная коллекция восточных редкостей. Но… откровенность за откровенность. Я прибыл в Пизу, чтобы познакомиться с редкостью по имени Фибоначчи.
— Ваше величество дает мне понять, что пора начать испытание? — спросил Леонардо.
Фридрих слегка поморщился.
— Скорее урок, — возразил он. — Урок, преподанный императором математики императору-математику.
Леонардо молча наклонил голову. Фридрих любезно осведомился, на чем он предпочитает производить вычисления: на доске или на пергаменте? Тот нерешительно огляделся.
— Дома я пишу мелом на столе. Но здесь…
Фридрих указал на длинный стол черного дерева.
— Устраивает вас этот?
— Вполне, ваше величество.
— Прекрасно! Остается условиться о порядке нашего собеседования. Кто будет задавать вопросы мессеру Леонардо? Вы, магистр Иоанн?
Магистр Иоанн, низкорослый, щуплый, с глубоко запавшими беспокойными глазами, высоко вздернул широкие, сросшиеся, похожие на черную бархатную птицу брови. Его величество, сказал он, не раз оказывал ему честь своим доверием. Но вправе ли он, магистр Иоанн, принять столь высокие полномочия на сей раз? Не лучше ли, чтобы вопросы по очереди задавали все?
Фридрих беззвучно ему поаплодировал.
— Браво! Этак и на мою долю кое-что останется, — добавил он шутливо и жестом пригласил всех садиться. — Итак, с чего начнем? — спросил он, откинувшись в кресле и удобно скрестив свои длинные замшевые ноги. — Я полагаю, с самой древней и самой заслуженной из наук — арифметики. Кому угодно задать вопрос?
— Позвольте мне, ваше величество, — сказал Доменик, вставая. — Попрошу мессера Леонардо представить число 10 в виде суммы четырех слагаемых так, чтобы каждое из них, начиная со второго, было в два раза больше предыдущего.
В глазах у Леонардо появилось знакомое уже филоматикам отсутствующее выражение, пальцы его рассеянно теребили тяжелые звенья нагрудной цепи. Но не прошло и полминуты, как четыре слагаемых — 2/3, 4/3, 8/3, 16/3 — были названы, и присутствующие благосклонно зашептались.
— Правильность ответа очевидна, — сказал Фридрих, — но, дорогой маэстро, нам хотелось бы знать, как вы нашли его столь быстро?
— Очень просто, ваше величество. Для начала я произвольно выбрал четыре числа: каждое — вдвое больше предыдущего. И так как всегда удобнее начинать с единицы, остановился на числах 1, 2, 4, 8.
— Однако сумма этих чисел равна не десяти, а пятнадцати, — флегматично заметил громоздкий рыжеволосый человек. Чем-то он походил на бульдога и потому вызывал безотчетную симпатию Мате.
— Магистр Скотт совершенно прав, — подхватил Леонардо. — Потому-то я называю этот способ методом ложного предположения. А так как 10 составляет две трети 15 мне остается умножить каждое из выбранных мною чисел на 2-3 и ответ готов.
— Вот так способ! — зашипел Фило. — Эдак и я могу предположить все, что угодно. Но всегда ли это приведет к правильному ответу?