— Сучки! — прокричал он. — Думаю, мне все же нужно выпить. Даже докторам не все известно.
Я подождал, пока он нальет себе, и сказал:
— Мне не хотелось бы тебя задерживать.
— Были какие-нибудь новости от президента? — посмотрел на меня Марсель.
— Нет. Пока тихо.
— Думаешь, ему удастся удержать ситуацию под своим контролем?
— Думаю, удастся. Особенно, если мы узнаем, откуда поступает оружие, и сможем остановить поставки. Марсель понял намек.
— У меня есть бумаги, которые тебе нужны.
Он вышел из-за стойки бара и подошел к письменному столу. Вытащив из ящика несколько листков, вручил их мне.
Я просмотрел их. Накладные были явно выписаны на какую-то фиктивную компанию и вряд ли могли помочь, но вот чек об оплате выглядел вполне правдоподобным. На его обратной стороне был указан номер, название счета и стоял штамп банка.
Название счета ничего мне не говорило, а вот банк оказался знакомым. У меня даже дыхание перехватило. Это было гораздо больше того, на что я рассчитывал. Это был один из банков де Койна.
— Тебе это что-нибудь дает? — с любопытством спросил Марсель.
— Не очень много, — невозмутимо ответил я, опуская документы в карман, — утром я посмотрю их повнимательнее. Может, додумаюсь до чего-нибудь.
— Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне. Я ничего не смог выяснить. Ты же знаешь, что значит иметь дело со швейцарскими банками.
— Я сообщу тебе. Полагаю, твои капитаны проверяют свой груз. Не уверен, что президенту понравится, если еще на каком-то твоем судне будет обнаружено оружие.
— Да, они предупреждены, — быстро ответил Марсель. — Но кто знает наверное? Каждому хочется заработать лишний доллар.
— Надеюсь, что ради твоей безопасности они удержатся от соблазна. Еще один сюрприз, и наш старик, боюсь, расторгнет соглашение с твоей компанией.
— Я стараюсь изо всех сил.
Я с интересом взглянул на Марселя. Похоже, моя угроза его ничуть не испугала, хотя перспектива расторжения договора означала бы для его судов невозможность ходить под кортегуанским флагом, а это, в свою очередь, было чревато тем, что Марселя вытеснят из бизнеса другие. Но я решил, что у него все крепко схвачено, так что беспокоиться ему нечего.
— Ну, я пошел. Если продержу тебя еще, твоя подружка заснет, чего доброго.
Когда я ставил стакан на стол, до меня вдруг дошло, кто был мужчина, вышедший из дома. Прието. Я увидел в пепельнице свою собственную наполовину выкуренную сигару и вспомнил, как несколько дней назад дал одну Прието, он еще хвалил ее аромат. Пожелав Марселю спокойной ночи, я вышел на улицу и поймал такси.
Откинувшись на спинку сиденья, я расслабился. Итак, Прието. Интересно, что у него за дела с Марселем? Вычислить это оказалось мне не по силам. Но одно, по крайней мере, стало ясным. Прието не ходил на доклад Гуайаноса.
Котяра ждал меня.
— Ну, как там все прошло? — спросил я его. Он протянул мне пачку отпечатанных листков.
— Здесь все, — исчерпывающе ответил он. — Это то, что он подготовил для печати. Я не стал смотреть бумаги.
— Кто еще там был?
— Прието я не видел. Я молчал.
— А! — добавил Котяра, как бы вспомнив. — Зато присутствовала его дочь.
— Она заметила тебя? Котяра кивнул.
— Что-нибудь сказала?
— Сказала. — Глаза его насмешливо улыбались. — Только я ничего не понял. Что-то вроде встречи у Ройбена (Персонаж сказки Л Кэррола «Алиса в стране чудес») завтра в полночь. Не знаю никого с таким именем, а ты?
17
— Дакс, познакомься с моим отцом.
Из-за ветхого деревянного столика поднялся мужчина с бледным тонким лицом, одетый в пальто из выцветшего серого драпа. Протянул мне руку. Ладонь его была худощавой и сухой, но пожатие твердым.
— Доктор Гуайанос, — поклонился я ему.
— Сеньор Ксенос.
Губы его едва шевельнулись, как бы сведенные судорогой. Он оглянулся на сидящих рядом двоих человек, молчаливо взиравших на нас.
— Вы встречались уже с моим братом, — сказал он. — Другой джентльмен — мой старый друг, которому я полностью доверяю.
Я кивнул. Мне было понятно, почему он не называет его имени. Но этого и не требовалось, поскольку я сразу узнал его.
Альберто Мендоса, бывший армейский офицер, я видел его как-то раз на приеме. Интересно, понял ли он, что я опознал его?
Несколько мгновений мы простояли в неловком молчании, затем Гуайанос повернулся к своим спутникам.
— Прошу извинить нас. Мне бы хотелось поговорить с сеньором Ксеносом с глазу на глаз.
Мендоса бросил на нас настороженный взгляд.
— Все в порядке, — сказал Гуайанос. — Я уверен, что сеньор Ксенос не замышляет вреда.
— Может, и нет, — произнес Мендоса странным голосом, — но за машиной мог увязаться хвост. Я не верю Прието.
— За автомобилем слежки не было, — вступил брат Гуайаноса. — Я убежден в этом.
— Откуда тебе знать? Ты же сидел за рулем.
Я молчал. Говорить не было смысла. По просьбе Беатрис я согласился, чтобы мне завязали глаза, так что теперь не имел ни малейшего представления о том, где мы находимся.
— За нами никто не следил, — ровным голосом сказала Беатрис. — Всю дорогу я смотрела в заднее стекло.
Мендоса еще раз стрельнул в меня взглядом и молча вышел из комнаты. За ним последовали Беатрис и брат Гуайаноса. Когда дверь за ними закрылась, отец Беатрис повернулся ко мне.
— Не присядете ли?
— Благодарю вас. — Я опустился на стул напротив него.
— Я был знаком с вашим отцом, — начал он. — Великий человек и настоящий патриот.
— Благодарю вас. Гуайанос сел.
— Подобно вашему отцу, я тоже сначала был очарован президентом. Однако позже все мои иллюзии пошли прахом. — Он посмотрел на свои тонкие белые руки. — Я так и не смог понять, почему ваш отец не присоединился к оппозиции.
Я взглянул ему прямо в глаза.
— Потому что он считал, что в Кортегуа уже пролилось достаточно крови. Ему не хотелось, чтобы все началось сначала. Он был убежден в том, что первым делом следует отстроить страну. Этому он и посвятил всю свою жизнь.
— Равно как и мы, — тут же отозвался Гуайанос. — Но с течением времени даже самым упрямым из нас стало ясно, что все наши усилия только укрепляют позиции президента. Он пользовался плодами нашего труда.
— Я не вижу в этом ничего дурного. Насколько я имел возможность заметить, так поступают главы государств во всем мире. И еще. Скажите мне, доктор, многого ли вы смогли бы добиться без президента?
Гуайанос ничего не ответил.
— Сегодня все наши дети до четырнадцатилетнего возраста ходят в школу. До прихода президента к власти такое было доступно только богатым. Сейчас у нас сорок процентов населения грамотны, а раньше — не более трех!
Гуайанос поднял руку, останавливая меня.
— Статистика мне известна, — устало сказал он. — Но она не отражает степень коррумпированности общества и то личное богатство, которое приобрел президент за счет народа.
— Согласен. Но по сравнению с прошлым, когда к этому народу вообще ничего не просачивалось, теперешнее положение дел можно считать скорее достижением.
Желая закурить, я опустил руку в карман за сигаретами. Это движение заставило Гуайаноса вздрогнуть.
— Вы позволите мне закурить?
— Конечно. — Мышцы его расслабились. Я вытащил сигарету, прикурил.
— Но этот наш спор о прошлом ничего не доказывает. Сейчас нам нужно заботиться о будущем. Думаю, что даже президент пришел к этому выводу.
— Почему же вдруг именно сейчас он это сделал, а не раньше? — спросил Гуайанос. — По-видимому, раньше его ничто не волновало, разве только упрочение собственной власти.
— На этот вопрос я не могу ответить. Для того, чтобы не ошибиться, мне потребовалось бы проникнуть в его мысли, понять, о чем он думает. Сам я считаю, что он начал осознавать, что тоже смертен. Ему хочется, чтобы потомки вспоминали о нем как о благодетеле.
Гуайанос на мгновение задумался.
— Я не верю в это, — проговорил он бесцветным голосом. — По-моему, он просто напуган. Напуган возбуждением масс, их симпатиями к партизанам. Он боится угрозы настоящей революции.
— Если вы и на самом деле так думаете, доктор Гуайанос, то вы совершаете ошибку. Президент — один из немногих известных мне людей, которым неведомо чувство страха. Более того, он умен и образован, и он думает, мыслит. Он отдает себе отчет в том, что те, кого вы называете партизанами, — те же самые люди, которых в течение многих лет называли бандитами, чье существование сводится только к грабежам, насилию и убийствам. Он прекрасно понимает, что их в политических целях используют коммунисты. Но ситуация слишком взрывоопасна, и в ней могут погибнуть многие ради того, что вполне достижимо мирными средствами.
Некоторое время Гуайанос не сводил с меня изучающего взгляда.
— Вы рассуждаете почти так же, как ваш отец.
— В противном случае я не был бы его сыном. — Я улыбнулся.
— Значит, вы считаете, что президент действует искренне, предлагая проведение выборов и объявляя амнистию?
— Да, считаю. С чего бы ему желать пролития новой крови? Он знает, что беспорядки только задерживают продвижение страны вперед. Если бы не бандиты, то один лишь туризм приносил бы казне не меньше пятидесяти миллионов долларов в год.
— А дата выборов назначена? Я покачал головой.
— Для чего? Пока от оппозиции не прозвучало ни одного предложения. Выборы с одним-единственным кандидатом неизбежно превратятся в фарс.
— Есть ли какие-нибудь гарантии безопасности для членов оппозиции?
— Какие бы вам хотелось иметь гарантии? Он посмотрел на меня.
— Свобода передвижения по стране, доступ к газетам и радио без всяких ограничений, право защищать себя с помощью людей по собственному выбору, хотя бы и иностранных подданных, проведение выборов под контролем независимого наблюдателя — ООН, например, или Организации Американских государств.
— Вполне резонно, — ответил я. — Я передам ваши пожелания президенту. Могу ли я, в