— А с кем разговор? — хмуро поинтересовался Каминский. Он болезненно переживал вчерашнюю неудачу своих работников. Беккер еще не вышел из здания, когда с Каминским связался Гарднер и приказал немедленно установить охрану Беккеру. Скрытую. Гарднер не очень верил в несчастные случаи. В то, что существует некая организация, занимающаяся истреблением людей, поверить было тоже трудно, но в этом хоть был какой-то элемент здравого смысла.
Глубокой ночью Гарднера разбудил видеофонный звонок. Пряча глаза, Каминский траурным голосом сказал, что Беккер исчез. Растворился. Сел в птерокар, а выйти не вышел, потому что птерокар оказался пуст. Как в цирке.
Каминский молча выслушал все, что мог сказать Гарднер, и не возразил. Впервые вместо «исчез» прозвучало «похитили», Каминский не возразил и против этого. А что тут возразишь? Ничего не возразишь, так оно и есть — ему поручили охранять человека, а охраняемого похитили из-под самого носа. Намек на необходимость реабилитации явно задел Каминского, но Гарднер и не собирался щадить его самолюбие. На глазах, можно сказать, человек исчез, так что, по головке теперь Каминского гладить?
— А с кем разговор? — сварливо повторил Каминский.
— А с Беккером, — злорадно сказал Гарднер и отключился.
Экран опять был таким же плоским, как и десять минут назад. Но Беккер выглядел не столь смущенным и унылым.
— Поль, ты, наверное, принял меры, чтобы разыскать меня. Например, проследить, откуда я звоню. Напрасно, это не удастся. Пока. Во всяком случае, потребует времени. Поль, я боюсь. Боюсь, что со мной тоже произойдет несчастный случай. Вчера я обнаружил за собой слежку. Я еле ушел от них…
«Та-ак, — подумал Гарднер. — Вот тебе и разгадка… Ну, Каминский, ты у меня дождешься! Да и я-то хорош! Нет, чтобы сказать Беккеру: так, мол, и так, мы тебя прикроем на всякий случай». Он страдальчески сказал:
— Беккер, это были наши люди. Они прикрывали тебя, Беккер…
Беккер кивнул:
— Я в конце концов пришел к такому же выводу. Ведь не может же быть какой-то мощной преступной организации, как триста лет назад. А за мной следило человек десять. Они менялись, но я их засек. Но это я сейчас сообразил, а вчера был готов поверить во что угодно, вплоть до заговора с целью захвата власти над Землей!
Беккер помолчал и сказал:
— Но опасность все же есть, и реальная. Поль, я наверняка следующий кандидат в пострадавшие, двести девятнадцатый. Так что я пока останусь здесь. Ты уж прости, что я не говорю, где именно. Все равно это ненадолго — меня вычислят и постараются до меня добраться. Правда, сделать это не так-то легко, но я не хочу облегчать им задачу…
— Ты говоришь «им» — значит, у тебя есть что-то конкретное? — жадно спросил Гарднер.
— Нет, — виновато поежился Беккер. — Просто так сказалось. Может, мои телохранители меня с толку сбили, а может, потому, что один человек организовать все эти случайности, да чтобы следов практически не осталось, не в силах…
— Да, кстати, ты просмотрел материалы по всем этим… случаям?
Беккер утвердительно кивнул:
— Просмотрел. И у меня сложилось впечатление, что если рассматривать все эти происшествия по отдельности, приходится признать их самоубийствами — без побудительных мотивов, без причин, необъяснимыми. Убийствами они быть не могут — никаких следов, вообще ничего. Так что надо искать общее. У меня тут под рукой есть очень неплохой компьютер, — тут чей-то мужской голос прервал Беккера: «Не компьютер, а робот», — и Беккер с готовностью поправился: — Да, не компьютер, а робот, позитронный… Так вот, мы с ним все это просчитали и пришли к выводу…
Беккер на мгновение запнулся, и Гарднер тут же вклинился:
— Беккер, кто там у тебя? — Ему почему-то вдруг представилась дикая картина: кто-то держит Беккера под прицелом бластера и заставляет говорить по шпаргалке.
Беккер слабо улыбнулся:
— Да это он самый и есть — мой робот.
— Твой робот?
— Ну да. Не совсем мой, мой он только на время… Так вот, Поль, необходимо узнать, с кем все эти двести восемнадцать самоубийц разговаривали по видеофону в последние сутки перед смертью. Заодно уж установи контроль за видеофоном на моей квартире — не исключено, что мне тоже будут звонить. Короче говоря, надо искать общего абонента.
— Значит, ты считаешь, что звонил убийца? — Вид у Гарднера был слегка ошарашенный.
— Нет, Поль, — извиняющимся тоном сказал Беккер, — это ведь только предположение, не больше того. Поэтому я пока, не обессудь, ничего не скажу, И еще одно. Как там у тебя поживает Вульфсен?
— Как, как… Скоро лопнет от самодовольства… Зистема унд порядок… Никто не замечал, абер ихь пришель унд заметиль… Я его завтра же отошлю. Напишу хорошую характеристику и отошлю…
— Ни в коем разе! Дай-ка ему еще одно задание. Похвали и дай задание — пусть ищет еще закономерности, но привязывает их к моменту гибели каждого из двухсот восемнадцати. Я не знаю, что искать, — извержение вулканов, разлив стали, аварии парусных яхт, прохождение спутников связи, старт дальних звездолетов… В общем, сам придумай, но не ограничивай его, пусть перебирает все подряд.
— Подожди, подожди, — пробормотал Гарднер. — Что же, я так ему и скажу, мол, на яхтах…
— Ну-у, Поль, — укоризненно протянул Беккер, — зачем же так-то уж, в лоб, говорить. Найдешь, что сказать. Просто надо допускать, что все вызывается естественными причинами, вроде вспышек на Солнце. Тогда эти причины, кроме самоубийств, должны вызывать и другие следствия, скажем, перебои в радиосвязи и так далее. Я, конечно, понимаю, что вероятность напасть на такое совпадение ничтожна, но чем черт не шутит. А Вульфсен у нас везунчик, может, повезет ему еще раз… Ну ладно, у меня пока все. Я буду выходить на связь каждые четыре часа, не чаще. Так что пока, до связи!
И он отключился. Гарднер вздохнул и объявил по интерфону общий сбор. Не нравилась ему таинственность, которой окружил себя Беккер. Да и не верил он в эти его идеи. Ну что, поговорю, значит, я с кем-то по видео и тут же вешаться побегу, да? Чушь какая-то! Но другого пока не предвиделось, и он собрался добросовестно заняться хотя бы этой призрачной зацепочкой. Одно только хорошо — Мише Вульфсену обеспечено ценное задание. Задания этого ему на всю оставшуюся жизнь хватит — если проверять заодно динамику выпуска детской обуви, выпадение осадков в Ростове-на-Дону, и прочая, й прочая…
Первым на совещание явился Каминский и мрачно сообщил: Беккер звонил со своей квартиры. Он, Каминский, связался с тамошней Службой здоровья, они послали человека на квартиру, и что же?
Гарднер заинтересовался — что же? А то, что в квартире не оказалось никого и, судя по всему, никого не было по меньшей мере несколько суток…
Глава 7
Гарднер огляделся, покачал головой и протянул:
— Н-н-да-а… Ну и каземат! Беккер хмыкнул:
— Подумаешь! Это Урал орудовал. А у нас с ним блок эстетики не предусмотрен.
Действительно, постороннему взгляду обширный низкий холл показался бы, мягко выражаясь, странным. Давно не метенный и не мытый мозаичный пол, сваленные в груду у стены поломанные и целые стулья, садовые скамейки, доски от диагравов — так назывались бывшие в моде лет пятьдесят назад столики. На пол укладывался стальной, сантиметров сорока в диаметре, блин, к нему подводился замаскированный кабель питания, а над ним, на высоте чуть меньше метра, в воздухе парила массивная столешница. Все в мире преходяще, прошла и эта мода, как прошла мода на диагравитационные пояса, туфли-антигравы, бытовые синтезаторы металлов и многое другое. Беккер отвел взгляд от кучи старого хлама и посмотрел на Гарднера. Сквозь заделанные пластиком окна не пробивалось ни единого лучика. Общее освещение не работало, и мрак рассеивала одна-единственная люминесцентная панель, вытащенная Уралом из какого-то брошенного прежними хозяевами прибора и подвешенная Беккером прямо за выводы у встроенного в стену электрощитка. Щиток располагался не выше полутора метров от пола, и свет, холодный и резкий, падал на лицо Гарднера снизу, придавая ему жесткую решимость. Своего лица Беккер не видел, и потому не мог решить, причуды ли это здешнего освещения или Гарднер так и приехал сюда, с таким вот настроением; и не означает ли это, что ему стало известно еще что-то, чего он пока Беккеру не сказал; неизвестно еще, скажет ли, а если и скажет, то не появится ли и на лице Беккера похожая хмурая озлобленность.
— Да-а, каземат… — снова протянул Гарднер, и Беккер увидел, что никакая не озлобленность написана на его лице, а озабоченность и усталость.
Они спустились вниз, и Беккер успел заметить, что Гарднер с удивлением и некоторой опаской поглядывает на неотступно следующего за ними робота. Урал задраил тяжелую бронированную дверь и легко скользнул вперед, остановившись между холодильником и диваном. Теперь, когда он замер у стены, ничто не выдавало бьющейся в нем электронной жизни. Он походил на предмет обихода, мебель, непонятную установку, поставленную здесь для неясной, может быть, имеющей отношение к науке, цели. Гарднер, неодобрительно оглядевший и толстенную стальную дверь, и манипулировавшего с задвижками робота, инстинктивно посторонился, когда тот с дробным металлическим топотком пробегал мимо, но робот затих, и Гарднер так ничего и не сказал, хотя у него явно просился на язык вопрос, и не один.
Здесь, внизу, было светло, тепло, сухо и уютно. Здесь жили, это видно было по множеству мелочей, и Гарднер невольно расслабился. Он сел в кресло, и Беккер, как хозяин, дожидавшийся, пока усядется гость, тоже опустился на диван.
— Урал, тебя не оскорбит просьба приготовить нам по чашечке кофе? — осведомился Беккер.
— Нет, не оскорбит, — глубоким баритоном отозвался робот, и Гарднер узнал голос, слышанный им во время видеоразговора с Беккером. Робот тут же принялся манипулировать с кофейником, и Гарднер удивленно поднял брови — обычный кибер и не пошевелился бы, не получив прямое приказание. Беккер, заметив удивление Гарднера, улыбнулся: