Во дворе, опираясь о колодец, стоит рослый мужчина в майке на лямках. В руках он держит длинные вилы, направляя их по очереди на наших солдат. Его окружают люди из второго отделения третьего взвода. У мужчины окровавлена голова. В дверях хлева я вижу его жену с ребенком на руках и еще одним, цепляющимся за юбку. Женщина что-то гортанно кричит. Пес на цепи попеременно рычит и лает.
Эрик Масталик орет еще громче, что сейчас к хуям ухерачит всех этих пидорасов. Рядовой Элдон держится за плечо, которое кровоточит намного сильнее, чем голова хозяина. Остальные парни целятся в мужчину, причем Горан Лукас – явно прямо между глаз. Этот сукин сын стреляет не хуже, чем Водяная Блоха.
– Мужику повезло, что тут нет Олега, – замечает сержант.
Олег Элдон, капрал из второго взвода, – старший брат раненого Алана. Мы знаем, что Олег страшно за него беспокоится, и их часто можно видеть вместе в столовой. Он пытался договориться, чтобы его младшего брата назначили к нему в отделение, но не вышло. И теперь я понимаю, что, может, оно и к лучшему.
– В чем дело, капрал? – спрашивает Голя.
– Этому паршивцу не понравилось, что мы открыли какой-то сундук, – докладывает Масталик. – Он начал с нами драться, ударил Кранеца табуреткой и получил прикладом по башке. Потом выскочил в окно, схватил вилы и пырнул Элдона в руку. Я выстрелил в воздух, но этот урод не желает сдаваться.
– Пусть кто-нибудь заберет раненого, – говорит сержант. – И приведите мне сюда переводчика.
Масталик отдает приказ. Рядовой Паттель подхватывает под руку окровавленного товарища и буксирует его в сторону штаба. Ситуация не меняется – хозяин продолжает размахивать вилами, а женщина вопит так, что вот-вот охрипнет. Мы окружаем мужика, чтобы он не сбежал, но не приближаемся к нему.
Я знаю, что, если он попытается на нас напасть или побежит к жене, для него это может означать конец.
Голя смотрит на блестящие острия вил, словно заклинатель змей. Он о чем-то напряженно размышляет, затем наклоняется ко мне и вполголоса спрашивает:
– Если потребуется, застрелишь штатского?
– Так точно, господин сержант.
– Уверен, Маркус? – Он кладет оружие на землю и снимает тяжелый жилет. – Тебе я больше всего доверяю. Будешь меня страховать.
– На этой войне нет штатских, – отвечаю я.
Голя лишь кивает в ответ и зигзагом направляется в сторону мужчины.
Черные куры, клюющие выжженную траву, разбегаются перед ним. Он идет медленно, на полусогнутых ногах, балансируя телом, будто снова танцуя на ринге.
– Ввалите ему как следует, сержант! – слышатся возгласы за спиной. Поднимается также шум и гам по-ремаркски или, может, по-армайски – мне насрать, эти примитивные языки я не различаю. Впрочем, я не смотрю на людей за оградой – жителей селения и сбившихся в толпу солдат. Прищурившись, слежу за каждым движением сержанта и его противника.
Мужик в майке тем временем отступил еще дальше назад, упершись спиной в бетонный круг колодца, и, уперев вилы в землю, направил их на сержанта. Видно, что он боится. Похоже, понял, что ему это так просто не сойдет и он не получит по-геройски пулю в пустой череп. С расстояния в полтора десятка шагов я вижу, что у него дрожат руки, а по лбу стекают капли крови. Я стараюсь целиться точно в его могучую грудную клетку. Когда сержант заслоняет цель, я меняю позицию, чтобы иметь возможность в любой момент нажать на спуск.
Я не настолько меткий стрелок, как Лукас, но выстрелю не колеблясь. Меня не волнует, что у этого типа есть жена и дети. Я не сочувствую ни его тяжкой доле, ни оскорбляющей его чувства ситуации, когда пятеро оккупантов ломятся в его дом. Я вовсе не бессердечная сволочь, но об этом буду думать позже, если найдется время. Сейчас же не свожу взгляда с пританцовывающей походки старого боксера и трясущихся вил. Противники сближаются. Два гладиатора из Балеха – один вооруженный и огромный как слон, второй приземистый и страшно разъяренный.
Но ярость сержанта вполне управляема. Ни на мгновение не спуская глаз с вил, он машинально поднимает забрало шлема и ждет нападения, до которого остается лишь секунда. Первая попытка промахивается на добрый метр. Когда ремарец завершает замах, Голя уже в нескольких шагах правее него, без труда уйдя с линии удара.
Противник возобновляет атаку, потом еще раз. Каждый раз он промахивается, и каждый раз не в силах скрыть удивления, что этот коренастый старый солдат оказывается в другом месте. При каждом ударе за забором раздаются крики, а потом смолкают.
– Стрелять? – дрожащим голосом спрашивает Лукас.
– Горан, блядь, погоди! – шипит Эрик Масталик.
– Спокойно, – цедя слова говорю я. – Стрелять только по моему приказу.
Танцы во дворе продолжаются. Кажется, они будут кружить так без конца, но внезапно в движениях сержанта что-то меняется. В первое мгновение я почти уверен, что он собирается атаковать, напрягшись словно готовая лопнуть пружина. Когда вилы в очередной раз устремляются в его сторону, он уворачивается не столь далеко, как прежде. Отклонившись назад, хватается за древко и без труда вырывает вилы из рук мужчины. Ремарец теряет равновесие и падает лицом вниз.
Голя сокращает дистанцию, позволяет ему подняться, а потом хуком справа снова отправляет его наземь. Огромное тело с грохотом падает. Классический нокаут.
– Блядь, ну и мастер, – шепчет стоящий за моей спиной Северин.
Конец поединка. Хватило одного попадания.
Лукас, Кранец и Масталик подбегают к сержанту Голе, поздравляя его. Оттолкнув жену бесчувственного ремарца, они тащат его обратно в хижину. Только теперь я опускаю МСК и ставлю оружие на предохранитель. Командир смотрит в мою сторону и поднимает руку.
Я с облегчением возвращаюсь к своим парням.
Ближе к вечеру лейтенант Остин организует совещание, чтобы подвести итоги первого дня наших действий. Кроме него и мрачного радиста старшины Пастера, в помещении находятся два сержанта и шесть капралов – все, кто не несет сейчас службу за пределами селения. Недостает только Зана Талько и Эрика Соттера.
Лейтенант подчеркивает, насколько важен «Пустынный кулак» для ситуации в Ремарке, и выдает нам порцию положенной чуши, но потом слегка расслабляется. Он хвалит всех за самообладание, а особенно Голю, разоружившего противника без единого выстрела. Неожиданно достает из ранца маленькую бутылку бурбона с криво повязанным бантиком и вручает ее сержанту, поздравляя того с днем рождения.
Поднимается всеобщий шум. Застигнутый врасплох Голя говорит, что это лишнее и что он ненавидит праздновать день рождения. Мы добиваем его платком, который он получает от всего ВБР. Юбиляр столь крепко стискивает в объятиях Ларса Нормана, который вручает подарок, что у того глаза вылезают из орбит.
Остин с некоторым трудом наводит порядок в зале и коротко объясняет, как будет выглядеть дальнейшая часть нашей операции. По его мнению, есть шанс, что никто не ждет нас в Дорме, следующем селении, расположенном в пятнадцати километрах к югу. В пустыне Саладх нет телефонных линий и не работает мобильная связь. И мы тщательно следили, чтобы никто не покинул Балех с момента нашего появления.
Так что в Харман мы сразу не возвращаемся – кто-то в последний момент изменил приказ. Мы должны проверить несколько населенных пунктов и через пять дней добраться до предместий Тригеля, где к нам присоединится остальная девятая рота. Вертолеты доставят машины и пополнят припасы, а потом в течение последующих трех дней нам предстоит дислоцироваться в здании тригельской мэрии. Если мы не наткнемся на сопротивление противника – вернемся на базу Эрде на заслуженный отдых, то есть ежедневное патрулирование города.
– При всем уважении, господин лейтенант, – замечает Борис Северин, – все это наше блуждание по пустыне напоминает приглашение на танец. Если партизаны еще не знают, что мы здесь, то узнают завтра, когда мы покинем Балех.
– Именно так, господин лейтенант, – как всегда, нервно ерзает на стуле капрал Лист. – Если мы наткнемся на крупный отряд, будет страшная резня.
– А нельзя провести разведку с помощью дронов, а нас перебросить вертолетами прямо в Тригель? – спрашивает капрал Бернштейн.
– Нет, нельзя! – неожиданно резко отвечает Марсель Остин. – Не сейте мне тут панику, солдаты, просто примите к сведению, что нас послали на разведывательную операцию. Мы должны продемонстрировать противнику наше присутствие на данной территории, а заодно проверить, как будут реагировать местные. Командование МСАРР решило, что это не менее важно, чем обеспечение порядка в Хармане. Приказ пришел с самого верха.
– Но, господин лейтенант… – не унимается Бернштейн.
– Хенрик, блядь, заткнись! – рявкает сержант Северин.
Лейтенант обводит взглядом наши лица.
– Господа, миссия нелегка, и все мы об этом знаем. В любой момент мы можем ожидать боевого столкновения, и в случае встречи с преобладающими силами противника наша задача – удержать позицию в течение примерно двух часов. Таков приказ. – Он отпивает воды из жестяной кружки. – Нашей численности хватит против среднего отряда повстанцев – они перемещаются группами не больше чем в полтора десятка человек. Больше вас утешить ничем не могу.
– Кому-то приходится выполнять черную работу, – подытоживает сержант Голя.
Затем лейтенант показывает нам на карте планируемый маршрут и раздает задания подразделениям. Моему отделению выпадает патрулирование селения с двадцати до двадцати четырех, а потом мы можем идти спать, и в шесть утра выступаем в Дорм. Все бы хорошо, вот только я чертовски вспотел. И меня преследует тошнотворное чувство, что мы стоим над пропастью. Один лишь шаг – и нас поглотит свет.
Воскресенье, 3 апреля, 14.05
Палат-Горга, пустыня Саладх, Южный Ремарк
Операция «Пустынный кулак»
Смена караула. Отделение Ларса Нормана покидает пост у дороги на Кумиш, а мои солдаты занимают места у «кераста». Пурич беззвучно перебирает четки, у Ротта такой вид, будто ему глубоко насрать на «Пустынный кулак» и половину Вселенной, а Гаус и Водяная Блоха поглощены установкой пулемета на прицепе машины.