– Так точно!
– Ну вот! – Он с силой хлопает меня по плечу. – Думай, что делаешь, сынок. И не рискуй всем ради какого-то пидорка, ибо оно того не стоит.
Я лишь киваю, не зная, что ответить.
– Кстати, заодно: я слышал, что жителей Кумиша нашли целыми и невредимыми на следующий день после случившегося с тобой. Похоже, у них была нечиста совесть, и они от нас попрятались. В окрестностях полно старых шахт и прочих дыр, оставшихся от рудников. Переждали, пока мы уйдем, а потом вылезли из нор, будто звери.
Когда мы заканчиваем разговор, в голове у меня полная сумятица. Мало того, я едва не сталкиваюсь с Оскаром Бенешем, который смотрит на меня с холодной ненавистью. Губы сами складываются в слово «стукач», но в последний момент я отворачиваюсь. Мне не хочется провоцировать драку, тем более что главным образом я сейчас думаю о том, насколько банальной оказалась причина исчезновения жителей селения.
Если, конечно, сержант Голя сказал мне правду.
Четверг, 5 мая, 20.00
Короткое собрание на задах здания для гражданских. Наплыв приказов и текущих заданий не позволил нам встретиться раньше. Слишком многое происходит в Хармане – постоянно взрываются бомбы, кто-то гибнет в стычках с партизанами или получает ранения. Но после разговора с сержантом два дня назад стало ясно, что нужно действовать.
Мы с Баллардом и Вернером ждем Неми, чтобы в точности выяснить, что она нашла в библиотеке в Портсаиле. Девушка спускается к нам с распечаткой и раздает каждому по экземпляру. Я горжусь ею – она все предусмотрела. Сейчас она выглядит еще привлекательнее, чем обычно, но я быстро об этом забываю.
Я пробегаю взглядом страницу с переводом интервью с ремаркским физиком Филипом Мейером. Парням я объясняю, что он работал в исследовательском институте на территории будущей базы Дисторсия и по просьбе геологов из Йона изучал происходящие в пустыне Саладх феномены. Кто-то стер из Сети бо́льшую часть его работ, но интервью каким-то чудом сохранилось в архивах, – может, потому, что оно вышло на страницах известного журнала «Rocket Science», попало ко многим адресатам и не переводилось в цифровую форму.
С каждой прочитанной фразой до меня все больше доходит, что я прав. То, что произошло в Кумише, и все случаи, о которых упоминала доктор Заубер, наверняка имеют общую причину. Адам и Крис тоже это чувствуют, хотя я уже успел рассказать им о «чудесном» возвращении жителей селения. Вряд ли сержант Голя сознательно пытался ввести меня в заблуждение, но кто-то мог сообщить ему липовую информацию.
– Нужно с этим что-то делать, – наконец говорит Вернер. – Попробую что-нибудь выяснить, у меня даже есть кое-какая идея. Но нужно также сообщить командиру батальона, что в пустыне наши отряды подстерегает опасность.
– Офицеры не станут тебя слушать, – возражает Баллард. – Не понимаешь? У них свои цели, и они не станут их менять из-за какого-то текста, написанного ремарцем. Доктрина видимости будет воплощаться вплоть до победы.
– Возможно также, что они давно знают об опасности и им на это наплевать, – печально улыбается Неми. – Учтите это.
– Либо они специально посылают нас в район аномалии, чтобы посмотреть, что будет.
– Успокойся, Маркус, не настолько же они кретины.
– Уверяю тебя, Адам, – еще какие. – Баллард сплевывает на бетон. – Из того, что говорил Маркус, следует, что лишь капитан Заубер осознает всю серьезность ситуации. Но она как раз мало что значит за пределами своей медсанчасти. В первую очередь она врач.
– Так или иначе, если нас снова пошлют в пустыню Саладх, мы и впрямь окажемся в полной заднице, – подытоживаю я.
По возвращении в казарму я еще раз заглядываю в интервью с кричащим заголовком:
«Имеем ли мы дело с переломным открытием в области физики? Потрясут ли последние исследования в пустыне Саладх научный мир и подвергнутся ли изменению учебники по физике, химии и математике?
Сегодня гость нашего журнала – профессор Филип Мейер, один из самых выдающихся физиков-теоретиков нашего времени, многократный лауреат премий в области физики и математики, автор свыше двухсот публикаций в самых престижных научных журналах, в том числе в „Physical Review“.
Томас Кох: Господин профессор, наши пути пересеклись много лет назад, когда мы оба учились на физфаке Университета Йона. В отличие от меня, вас всегда считали гениальным студентом. По завершении учебы вы остались в университете и продолжили научную деятельность на кафедре теоретической физики.
С тех пор прошло немало лет, но, пользуясь нашим старым знакомством, я попросил вас о встрече и коротком комментарии к событиям, имевшим место несколько недель назад в пустыне Саладх, в окрестностях холма Отортен.
Как так случилось, что в том месте, где ведутся рутинные геологические работы, как нам стало известно из рассказов свидетелей, наблюдались многочисленные и весьма сильные электромагнитные аномалии, а вскоре там появился один из самых выдающихся физиков мира?
Филип Мейер: Здравствуйте, господин редактор. Да, меня пригласили участвовать в исследованиях, как до сих пор казалось, невиданных аномалий распределения магнитного поля, следствием которого являются локальные электромагнитные разряды.
Т. К.: «Как казалось»? Значит ли это, что речь идет вовсе не об аномалиях распределения магнитного поля?
Ф. М.: Исследования еще продолжаются. На данный момент я с большой долей уверенности могу утверждать, что упомянутые аномалии реальны, но представляют собой следствие иного явления. Наблюдаемые электромагнитные разряды – лишь вершина айсберга.
Т. К.: Весьма интригующее заявление, господин профессор. Не могли бы вы подробнее описать, что это за явление?
Ф. М.: Как я уже говорил ранее, исследования продолжаются и мы пока точно не знаем, что является непосредственной причиной разрядов. Однако мы заметили крайне интересный факт – а именно: в некоторых местах спонтанно и локально проявляется диморфизм нейтринного излучения.
Т. К.: Не могли бы вы объяснить нашим читателям, что это означает?
Ф. М.: Как известно, нас постоянно бомбардируют элементарные частицы, именуемые нейтрино, – частицы из рода лептонов, излучаемые Солнцем и распространяющиеся в космическом пространстве. Достигают они и Земли. Излучение это весьма интенсивно – в течение секунды через квадратный сантиметр земной поверхности пролетает шесть с половиной миллиардов нейтрино. Данный тип излучения исследуют уже много лет; в пустыне же Саладх мы наблюдали, как я только что упоминал, диморфизм, то есть появление нейтрино с отличным – по отношению к излучаемым Солнцем частицам – квантовым числом.
Т. К.: Вы говорили, что это излучение весьма интенсивно. Представляет ли оно для нас в таком случае опасность? И второй вопрос: вам уже известно, с какими нейтрино мы имеем дело?
Ф. М.: Само излучение не опасно. Нейтрино принадлежат к числу лептонов, так что мы имеем дело с так называемым слабым гравитационным взаимодействием. Нейтрино попросту пролетают сквозь нас и всю Землю, оказывая минимальное и практически незаметное воздействие на другие частицы.
Однако возмущения в распределении магнитного поля и сопутствующие им разряды могут быть опасны для здоровья человека, вызывая обширные ожоги и оказывая крайне негативное влияние на нервную систему. Честно говоря, именно потому меня и позвали мои коллеги.
Что касается второго вопроса, то мы пока не знаем, с какими нейтрино имеем дело. Нам нужно доставить на место намного более мощные и чувствительные детекторы слабого взаимодействия или использовать находящийся возле холма Отортен естественный водоем, чтобы определить, о каком квантовом числе речь. Пока гипотеза такова, что эти нейтрино отличаются спином, то есть они левосторонние.
Т. К.: А откуда эти другие нейтрино там берутся? У вас уже есть какая-то теория на этот счет?
Ф. М.: Пока у нас не будет более качественных детекторов и мы не подтвердим, в самом ли деле это левосторонние нейтрино, трудно говорить о какой-либо теории. Но если мои предположения окажутся справедливы, потребуется рассмотреть возможность влияния некоего до сих пор неизвестного взаимодействия.
Т. К.: Что вы понимаете под «неизвестным взаимодействием», господин профессор?
Ф. М.: Как известно, в физике, которую мы в настоящее время изучаем, имеются четыре типа взаимодействий: электромагнитное, слабое, сильное и гравитационное. Каждое из них возникает между разными элементарными частицами, и каждое из них имеет свой носитель. Например, бозоны подвергаются сильному взаимодействию, носителями которого являются глюоны. Благодаря им существуют атомные ядра.
Известно, что ядро атома состоит из нейтронов и протонов. Нейтроны электрически нейтральны, но протоны имеют положительный заряд. Известно также, что частицы с одним и тем же зарядом отталкиваются друг от друга, но, несмотря на это, атомное ядро остается единым целым. Так происходит именно благодаря сильному взаимодействию, носителем которого являются глюоны.
Никакие частицы не могут спонтанно менять свои квантовые числа, неспособно на это и ни одно из вышеупомянутых взаимодействий. Именно потому потребуется рассмотреть возможность существования иного взаимодействия, которому подвергаются элементарные частицы, такие, как нейтрино. Но, как я уже сказал, это даже не гипотеза – лишь допущение.
Т. К.: Но если бы, однако, оно оказалось верным, это была бы настоящая сенсация и революция в физике.
Ф. М.: Конечно, господин редактор. Если бы предположения подтвердились, у нас появилось бы поле для новых исследований полностью неизвестных до сих пор реакций между элементарными частицами. Если бы нам удалось изучить характеристики этого взаимодействия и найти его носитель, мы могли бы создавать новые элементарные частицы и менять характеристики уже существующих, манипулируя их квантовыми числами.
Например, меняя один „верхний“ кварк в протонах на „нижний“, мы превратили бы их в нейтроны, получив таким образом неустойчивые атомные ядра. Меняя протоны в атомном ядре на нейтроны, мы могли бы получать неустойчивые атомы. Можно было бы таким образом разрывать структуры химических соединений. Так что не стану скрывать – это была бы революция в современной науке. Не только в физике, но и в других областях, например в химии.