Рассказ настолько меня выматывает, что я тяжело падаю на подушку, но чувствую при этом нечто вроде подавленного облегчения. Госпожа капитан записала несколько фраз в блокнот и задумчиво кивает.
– Весьма тяжелое бредовое расстройство, – наконец говорит она.
– Простите, не понимаю.
– Думаю, ты болен, Маркус. Таков мой диагноз. Естественно, я передам все, что ты рассказал, командиру роты, но я наблюдаю классические черты данного расстройства – уверенность в собственной исключительной роли, тяжелая мания преследования и религиозные галлюцинации. Похоже, ты почерпнул из древних верований описание принесения кровавых жертв богам, с той лишь разницей, что твои боги современны и весьма технологичны.
– Госпожа капитан, умоляю вас! Отнеситесь к тому, что я рассказал, всерьез. Хотя бы рассмотрите другой вариант! – Ощутив внезапный прилив сил, я сажусь на койке. – Я всегда вам доверял. Вы понимали, что я любой ценой хочу добраться до истины. Почему же теперь, когда мы так близко, вы отказываете мне в помощи?!
– Я не отказываю тебе в помощи, Маркус, даже наоборот. Я вижу, насколько ты в ней нуждаешься и насколько ты погряз в своем собственном мире, – грустно улыбается госпожа доктор. – Многое из того, о чем ты мне рассказывал, имело смысл, так что я всегда тебя поддерживала. Но, как я уже говорила, на третий раз не пройдет – в конце концов ты не выдержал напряжения. Мне очень жаль.
Внезапно дверь открывается, и на пороге появляется капитан Бек, бледный и небритый, а за ним лейтенант Остин. Я вижу в руке лейтенанта рацию и только теперь замечаю, что у капитана Заубер на коленях лежит другая. Похоже, командир роты хотел услышать вживую мой рассказ и потому послал офицера, которому я больше всего доверял. Вряд ли я был бы столь откровенным с кем-то, кроме начальницы медсанчасти.
– Это никакие не галлюцинации, Линда, – громко говорит Бек. – В восемь ноль-ноль я послал солдат на разведку во все туннели и получил сообщение о маленьком гроте, в стенах которого обнаружились наши люди. Они выглядят словно камень, могу показать тебе фото. А один из отрядов наткнулся на устройства, о которых упоминал капрал Трент. Три таких краба ползли в сторону лаборатории.
– Это какой-то кошмар, Микель. – Капитан Заубер закрывает лицо руками.
– Так что не будем обсуждать, говорит ли капрал Трент правду или тронулся умом. Вместо этого нам необходимо решить, что делать дальше с полученной информацией. Приглашаю тебя через пятнадцать минут на совещание. А если пациент может покинуть медсанчасть, не удерживай его. – Бек поворачивается ко мне. – Капрал, никому ни слова. Если кто-то, кроме твоих командиров, узнает о требовании убить пленных, он воспримет это как измену и прикажет тебя расстрелять.
– Так точно, господин капитан. – Я пытаюсь вытянуться по стойке «смирно», но меня шатает.
– Не уходи далеко, Маркус. Ты можешь нам понадобиться. – Голос лейтенанта Остина звучит серьезно, но, похоже, он пытается разрядить обстановку.
Меня тошнит, но приходится терпеть, пока все не выйдут.
Я прошу Неми показать мне, где сейчас мальчик из Кумиша. Она явно удивлена, но ведет меня в маленькую комнатку через две палаты дальше. Единственный предмет мебели – койка, на которой лежит внук старосты. Похоже, он дремлет. Рядом, на расстеленном прямо на земле матрасе, сидит Дильба, тринадцатилетняя внучка Хавара. Она ухаживает за малышом, кормит его и поит, водит в туалет. Уже четверо суток она не отходит от Бехрама ни на шаг.
Я вижу, что она взяла с собой несколько книг, похожих на потрепанные школьные учебники. Когда мы останавливаемся на пороге, она откладывает одну из них в сторону и вопросительно смотрит на Неми.
– Здравствуй. Как себя чувствует брат? – спрашивает переводчица по-армайски.
– Все спокойно, он много спит, – отвечает Дильба. – Да хранят его боги.
– Ты с ним разговаривала?
– Да, сегодня утром.
– Долго?
– Нет, немного.
– Он рассказывал что-нибудь интересное? – чуть нетерпеливо спрашивает Неми.
– Он узнает меня, госпожа. Опять спрашивал, где он и когда увидит дедушку.
Я делаю шаг к девочке.
– Привет, Дильба. Я капрал Маркус Трент, – говорю я на ломаном армайском. – Могу я тебя кое о чем спросить?
– Да, господин.
– Как тебе тут нравится?
– Очень. – Девочка смотрит на меня большими темными глазами. – Только я скучаю по маме, дедушке и братьям. Но тут все к нам хорошо относятся.
– А по папе не скучаешь?
– Скучаю, господин. Но папа давно уехал.
– Уехал, – повторяю я, думая, что он наверняка сражается в партизанском отряде, убивая солдат МСАРР. – А дедушка когда вас навестит?
– Говорил, что через несколько дней. Может, сегодня или завтра.
– Хорошо, – понимающе киваю я. – И скажи мне еще, Дильба, – насколько велик Кумиш? Я слышал, это большое селение.
– Да, господин. – Она на мгновение замолкает, что-то подсчитывая на пальцах. – Где-то домов двадцать пять. И еще школа, но она закрыта.
– А много людей живет в одном доме? Наверняка вам тесно?
– Нет, всем удобно, – широко улыбается она. – Всего человек десять, у каждого своя кровать и стул.
– Маркус, хватит ее мучить. Заканчивай допрос, – говорит мне Неми по-раммански и тянет за рукав.
– Спасибо тебе, Дильба. Приятно было пообщаться.
Я машу ей на прощание и выхожу в коридор, мысленно пытаясь пересчитать население Кумиша на килограммы. Вес человеческого мяса крайне важен. Я быстро соображаю, что придется сделать несколько допущений, учитывая возраст жителей, а также средний вес взрослого и ребенка.
От всех этих расчетов меня начинает тошнить. Мы поднимаемся наверх, в комнату Неми.
Мы молча, с некоторой неохотой, садимся – Неми на стул у окна, а я на койку. Вентилятор перемалывает лопастями горячий воздух. Прежде чем тишина станет невыносимой, я спрашиваю девушку, есть ли у нее что-нибудь попить. Она показывает на кувшин с водой на тумбочке, но продолжает молчать. Я тоже на всякий случай утыкаюсь взглядом в пол и не встаю с места.
– К чему были те вопросы, Маркус? Зачем ты хотел увидеть Бехрама? – В голосе ее звучат истерические нотки.
– Прости, но я не могу тебе сказать.
– Вы что-то планируете? Собираетесь снова ехать в Кумиш?
– Скорее всего. Нужно поговорить со старостой.
– Но о чем? – Я достаю из пакета пачку сигарет и нервно закуриваю. – Это как-то связано со смертью Вилмотса и остальных?
Вынужден признать, инстинкт ее не подводит. Мне всегда казалось, что у Неми превосходная интуиция, и она прекрасно видит, когда я пытаюсь что-то скрыть. Именно потому нам порой так трудно общаться – особенно если я не могу быть с ней искренним.
Полученные от Дильбы сведения навязчиво кружат в моей голове, я отмахиваюсь от них, будто от жирных мух. Неми замечает мой жест и пытается расспрашивать дальше, доставляя мне еще больше мучений.
– Милая, я в самом деле не могу тебе сейчас ничего рассказать.
– Даже о том, что случилось с тобой под землей? Даже об этом не расскажешь?!
– Мне нужно поговорить с лейтенантом.
– Тогда уходи, Маркус. – Она отворачивается и смотрит в окно. – Возвращайся к себе в палату или иди в казарму. Этот разговор не имеет смысла.
Ладно, Неми. Так будет лучше всего, сонно думаю я, направляясь к двери. Чувствую тяжесть, которая давит на плечи, угрожая расплющить о землю и втоптать в песок. Я чувствую себя виновным во всем, что вскоре произойдет, и не могу ни с кем этим поделиться.
Эстер потребовала гарантий. Кумиш – единственное место, где мы можем пересечь блокаду, и потому она велела, чтобы боевая группа, которая туда отправится, насчитывала меньше половины личного состава Дисторсии. В этой группе не может быть командира базы, а прежде всего – не может быть Неми. ИИ не хочет рисковать, мы не сбежим из ловушки. Она все тщательно спланировала.
Похоже, сержант Голя получил приказ от лейтенанта, поскольку наблюдал за медсанчастью и перехватил меня сразу же, как только я вышел от Неми. Он лишь позволил товарищам по взводу поздороваться со мной, а потом прогнал их на все четыре стороны, включая Водяную Блоху и Балларда, которые хотели что-нибудь узнать. Проводив меня до палатки, он велел лежащему на койке Усилю съебывать на хрен, а мне – оставаться на месте до особого распоряжения. Когда он в конце концов отправился в здание командования, я принялся за чистку оружия.
Разбирая МСК, стирая с него серую пыль и смазывая, я продолжаю свои подсчеты. Из них следует, что, если в Кумише имеется двадцать пять домов и в каждом живет по десять человек, всего получается двести пятьдесят жителей. Предположив, что там около полусотни маленьких детей, я принимаю в качестве среднего для них вес в двадцать килограммов. Остальные – молодежь, взрослые и старики, двести человек по шестьдесят килограммов, учитывая, что армаи не отличаются высоким ростом и крепким телосложением. В сумме это дает около тринадцати тонн человеческого мяса и костей. Мне снова становится нехорошо, и приходится на какое-то время прервать чистку.
Внезапно я начинаю понимать, что Бернард Вайнхаус, которого я считал законченным психом, наверняка об этом знал. Я помню, как он вдруг поморщился, когда я сказал, что на базе будет дислоцироваться около ста солдат. «Слишком мало, чтобы спасти мир». Тогда я воспринял это в переносном смысле, но Вайнхаус мог иметь в виду регенерацию Корабля. Возможно, Эстер посвящала его в свои планы.
Заебись.
В это мгновение занавеска, отделяющая отсек от коридора, приоткрывается, и я вижу через щель голову Пурича. Он просит у меня разрешения войти, и я с облегчением приглашаю его внутрь. Мне в самом деле не хочется оставаться одному, и я лишь бурчу под нос, чтобы он не расспрашивал меня про туннель.
– Маркус, я по другому делу, – неуверенно говорит Даниэль. – Я хотел тебе кое-что показать.
Он протягивает перед собой обе руки, на тыльной стороне которых появились раны – круглые, точно посередине, сочащиеся кровью. Я невольно вздрагиваю. Выражение лица у него слегка испуганное.