дяев, по всей строгости!
— Ну, в принципе, насчет Утатане и Митокадо я согласен, — осторожно подал голос я. — А вот с Сарутоби сложно. Цунаде–кун, а давай я ему приступ сердечный организую?
— Да, Цу–тян, — поддержал мои потуги Орыч, — с Сарутоби в рамках закона работать не получится, они их, по сути–то, не нарушали. По факту да, а по закону, уж прости нет. Все что мы сможем доказать, да и то не факт, утаивание воли Тобирамы. Ну а ненадлежащее исполнение обязанностей Хокаге — так сняли его уже, тут ничего не сделаешь.
— А можно устроить так, что он заживо гнить начнет, — задумчиво промолвил я, — причем нервные волокна тление не затронет, а некроз тканей не превысит возможности организма к выводу шлаков. Месяца три–четыре думаю протянет. Только посчитать надо…
— Не надо считать, — передернулась Цунаде, — это уж как то совсем изуверски, Хизуми–кун.
— Ну я просто предложил, мне интересно посчитать баланс…
— Не надо, — передернуло уже Орыча, — что–нибудь другое посчитай. И вообще, хватит. С Утатане и Митокадо определились, выносим вопрос на совет джонинов и действуем по закону, — мы оба кивнули, — с Хирузеном вопрос оставляем открытым, но все бюджетные сделки с Сарутоби прекращаем. Если сам клан за месяц не решит вопрос с ним, то ты, Цу–тян, обратись к Хизуми, от его идей даже меня пробрало.
— Хорошо, согласна. Кстати, что с бюджетом, а то госпиталь не помешало бы отремонтировать? — прониклась тетушка–сестрица.
— Как и ожидалось, опять воруют. Правда меньше, но половина до казны не доходит. Ветераны принимают «подарки», однако воровства как такового нет, по сути «подарок» получают за переработку во внеслужебное время.
— Кстати, Орочимару–кун, я вот слышал один из них в темнице? — поинтересовался я.
— Не в темнице, а дома, — уточнил Орочимару, — ударил кунаем начальника, присвоившего часть выплат, как раз ветеранам. Так что, в камере АНБУ как раз начальник, ну а отдел дознания, как понятно, не в курсе.
Пообсуждали детали, но в общем нового ничего не придумали. Ну а на следующий день Хокаге Орочимару вывалил перед советом джонинов «сожженные» документы. По результатам совета парочку признали виновными, что самое забавное, в «укрывательстве предателей деревни», которыми, вот неожиданность, почти поголовно оказались чиновники администрации. Впрочем оба, скоропостижно, но более чем естественно скончались, при той информации что у них была, скорее жизнь была неестественной. Минут через пять после окончания совета, от старости и груза на совести, да.
Кланы поднапряглись, стали вооружаться, однако, в разговоре с советом Листа, Орыч дал понять, что по «прошлым делам», которые ему прекрасно известны, репрессий не последует. Есть клан Сарутоби, «наторговавший» излишне много, но санкций не будет даже к нему, просто торговать он будет с кем–нибудь другим.
Ну а после донесения этого послания «обсчеству», кланы погудели с пару дней, да и затихли. Причем, вроде бы приняли новые правила игры, по крайней мере пару полицейских, пойманных на взятках, Фугаку собственноручно отправил в госпиталь, а оттуда на полугодичную охрану границы. Официально не наказание, но по факту не самое приятное место службы.
Кстати, в очередное посещение Апельсина отловил меня Фугаку и стал поражать проницательностью и выпытывать информацию:
— Удзумаки–доно, у меня есть к вам деликатный вопрос, — подъехал издалека Фугаку.
— Задавайте Учиха–доно, если в моих силах — безусловно отвечу, — оставил себе лазейку я.
— Ни для кого в Конохе не секрет, что Вы и саннины составляете еще один совет, — на что я закономерно кивнул, это шило можно было утаить максимум месяц. — Скажите, какие цели у этого совета?
— Учиха–доно, цель осталась одна, с момента основания Конохагакуре — дети не должны воевать. А если Вы имеете в виду агрессивную политику по отношению к не вполне чистым на руку, так это, собственно, и есть шаг к осуществлению цели. Ради обогащения этих лиц воевали многие, зачастую как раз дети.
— Я вас понял, Удзумаки–доно. Кстати, надеюсь озвученные Вами тезисы о сроках остались в силе? — тонко намекнул на «обещанную» шапку пучеглаз.
— Более чем, причем, Учиха–доно, наши действия идут как на пользу Конохагакуре, так и облегчат Вам пребывание на желанном посту, — констатировал факт я.
— Ваша правда, Удзумаки–доно, благодарю Вас за беседу.
Вот же нудный пучеглаз, думалось мне, хотя как человек он, безусловно не худший. Надо будет присмотреться, и, возможно, подключить к нашему «внутреннему» совету. Или не надо. Посмотрим, как пойдет.
А у меня на носу было открытие Академии шиноби. Персонал я вроде бы перетряс, учебную программу расширил и даже дикий микс из ниншу проклятья ненависти и воли огня сбацал. Химера вышла забавная, но вроде жизнеспособная. По крайней мере, от нее не плевались, да и не призывали сжечь её с автором огнем ни один из прочитавших, от санинов до Дая.
Что было любопытно, причины разрушения окончательно так и не выявили. То есть да, дряхлое здание, да на ремонте экономили путем его не делания, однако рушиться она, по всему, не должна была. В итоге решил я, что это мстительные карапузы воплотили коллективные мечтания собратьев со всех миров. Ну не чакрокуст же, в конце концов, совершил сей беспримерно жестокий акт вандализма?
Академия, как ни удивительно, открылась. Спиногрызов учили и, что самое удивительное, Сержант Боль хамски не оправдал своё гордое прозвище
Этот деятель, самым хамским и наглым образом, не тиранил и не умучивал спиногрызов. Я значит, не жалея жизни своей, нахожу деспота, тирана и мучителя. А он, вместо невообразимых страданий, несет «два круга по полю, если устанете — отдохните», да еще, до кучи, делает гендерные поблажки. В общем ужас и поношение, так что отловил я Дая и стал его тиранить:
— Дай–кун, скажи мне, почему нормативы физической подготовки столь сильно занижены, более того, часть учащихся не выполняет даже их? — веско поинтересовался я.
— Удзумаки–доно, часть учащихся не смогут выполнить заданные нормативы. Слабый источник, повышение нагрузки ничего не даст, — ошарашил меня этаким пердимоноклем мой собеседник.
— Это… А вообще, собственно, что тогда делают в Академии шиноби лица, физически не способные выполнять работу шиноби? — поинтересовался у мироздания немного офигевший я.
— Не могу знать, Удзумаки–доно! Даю максимальную нагрузку, которую могут выдержать, Удзумаки–доно! Во имя Юности! — ответил ВРИО мироздания на данный момент.
Пошел я в дирекцию, нести ужас, страдания и прочие сопутствующие мне явления. Выловил директора и стал пытать этого типа, на тему что за фигня. Тип оказался слабоволен, раскололся сразу и нанес мне некоторую психологическую травму.
Выяснилось, что шиноби, в смысле те, чье ядро способно раскачаться на уровень чунина, это классы первых трех–четырех букв, причем неизменным, в силу возрастных изменений, остается обычно лишь А класс. Остальные тасуются, как по успеваемости так и по развитости источника. Соответственно, выходит, что мало того что восемьдесят процентов детей идут в «вечные генины», те самые «две тысячи шиноби Конохи». Так еще общий уровень тормозится, нормативы по последнему и прочее.
Я, признаться, удивлялся, с чего мои мудрые и правильные программы принимаются столь неприязненно. А выяснилось, что они внесли еще больший бардак в попытку рассортировать еще развивающихся чакропользователей. Ну хоть заметил вовремя, и то хлеб.
Углядел я в этом проблему немалую и шодофоном оповестил его Змеешество и её Слизнячество о том что «все пропало» и надо совет держать. Выложил я свои беды и огорчения коллегам. Орыч выслушал с интересом, а вот Цу довольно равнодушно, и выдала после моей речи:
— Хизуми–кун, такова практика еще с Тобирамы, довольно успешно себя зарекомендовавшая. Да, кто–то не до конца раскрывает потенциал, но не приставишь же ты к каждому личного наставника?
— А для меня, признаться, это также новость, — протянул Змеетень, — но я попал в А класс, да и закончил досрочно. Вообще, конечно, не самый предусмотрительный подход.
— Почтенные саннины, — чопорно изрек я, — сегодня я присутствовал на занятиях физической подготовки. Я, конечно, не самый лучший сенсор, однако и того, что вижу, оказалось достаточно, чтобы сделать вывод: минимум половина в классе получает недостаточную нагрузку. Эта же половина, теряет при таком подходе, минимум ранг потенциала. Безусловно, компенсировать ежедневными и упорными тренировками можно все, — собеседники кивнули, — однако способных на это шиноби единицы. Я, официально, как советник по науке, заявляю: на этапе подготовки в академии минимум треть учеников теряет возможность продвинутся на ранг в ближайшие годы. Вариант плюнуть и забыть хорош, однако деревня бездарно теряет четверть боевой мощи. Потому как генин, не ставший в чакрорезерве чунином, в течение двух лет после Академии, в девяти из десяти случаев генином и остается.
— Цифры точны? — дотошно вопросил Огнетень.
— Приблизительны, но порядок таков. То есть, я могу ответственно заявить, что из полутора тысяч генинов Конохагакуре пять сотен могли бы быть чунинами, а часть из них — токуджо. Потому как при отсутствии успехов в первые годы шиноби, в большинстве своем, опускает руки, — веско заявил я.
— Не предполагала таких цифр, — задумалась Цунаде, — варианты исправления ситуации, небось, уже придумал, Пружинка–кун?
— Нужно делить учеников не по классам, а по группам. Группа физической подготовки, группа теоретической, у старших классов — группа основ ниндзюцу. Цу–тян, скажи, проверка источников учеников в госпитале на чакрорезерв займет много времени?
— Всех? — я кивнул. — Только на чакрорезерв? — кивнул менее уверенно, — Пара дней, возможно день, а что?
— А вот что. Перевести режим академии на четкие декады, каждую декаду — проверка в госпитале, по её результатам присваивается группа физической подготовки. По результатам учебы, группа теоретической подготовки и ниндзюцу. Учебные группы собираются из более–менее равных по уровню детей. При этом участие в разноуровневых группах, хоть и породит дополнительное напряжение, но послужит стимулом к самосовершенствованию. — озвучил свои гениальные мысли я. — При этом ни программа, ни даже количество учеников на занятиях не поменяется. Даже уровень преподавания будет «по последнему», просто последний будет не сильно отличаться от «первого».