Вот не выходит у Удзумаки мастера каменный цветок. Подумал я, да и плюнул на часть конспирации. Шодофоном с Орычем связался и голосом противным вопрошать его стал:
— Хокаге–доно, со всем почтением, имею к Вам просьбу великую.
— Хизуми–кун, я надеюсь ты не клона создал? — обеспокоился Орочимару.
— Нет Орочимару–кун, я это, правда просьба у меня к тебе.
— Хм, не просто редкость, вроде и не просил ничего ни разу. Ну проси, — смилостивился змееморд.
— Тут, из страны Волн, шли ко мне родственники, да вот погнались за ними шиноби из Кири. — печально поведал я.
— Как–то не любите вы друг друга, — оценил неожиданный поворот Змеетень, — что, трупы таскать умаялся? В этом помощь нужна?
— Благодарности мои, Хокаге–доно, нет надобности в помощи вашей, сам я родичей погребу, — несколько раздраженно ответил я.
— Извинения приношу смиренно, Удзумаки–доно, за шутку неудачную и скорблю вместе с Вами, — обрел берега Орыч. — Но все же, Хизуми–кун, чем помочь–то тебе?
— Дело вот в чем, успел кинулся на помощь, но успел не совсем, все же два дня пути от Конохи, а то и более, точно не скажу, — начал я развешивать художественную лапшу, — женщины и дети лишь выжили. Медики нужны и не только, причем чем быстрее, тем лучше. Но полетом я их всех не донесу, а свитки мои болезненны и неприятны. Дозволения прошу Вас, Хокаге–доно, без досмотра и опроса родных провести, о именах и количестве я уведомлю и слово мое порукой будет.
— Даю дозволение, Удзумаки–доно, — облегченно выдохнул Орыч. — Сам–то цел, здоров?
— Цел, здоров. Часа через полтора жди с докладом и списком.
Да и прервал связь. Сам же, тела родичей свитком с огненной техникой сжег и на метку у Танзаку прыгнул. Углубился в лес на полчаса пути и распечатал беженцев. Проинструктировал, что для всех спрашивающих: они шли в Коноху, напали на них в лесу, глава клана спас. Требуют интересы клана отвечать так, а лучше не отвечать вовсе. Имена родичей переписал, да и запечатал обратно в свитки.
Ну, а через час, с рожей задолбанного вусмерть Хизуми, отдал Орычу список и свои благодарности, после чего вернулся домой.
Новички обустраивались и медицински обследовались. Посмотрел я на них и шепнул Широ на ухо, чтоб успокоительного и снотворного дала. А по засыпу пополнения, присел и стал думу думать.
Ну, положим, с месяц новичков из квартала не выпущу, а потом уже и не важно будет, мало ли что забылось–привиделось. Вот что с ними самими делать, неясно: восемь женщин, фактически не чакропользователи, минимум базовых навыков. Впрочем, простые свитки рисовать смогут, а с дальнейшей судьбой определимся. Может быть, кстати, и поднимутся в ранге. Как я понял, раньше роль «послушных восточных жен» исполняли и потенциал вполне может быть не раскрыт.
В общем, в итоге, все не так уж плохо, как говорится лишние Удзумаки не лишние. Жаль, конечно, что так и не решились переехать раньше, были у меня планы и расчеты на моряков. Но, тут уж как есть, хоть этих вытащил, и то хлеб.
А пока посплю и вплотную возьмусь за чакру. Ведь так хорошо день начинался, думалось засыпающему мне.
Примечание к части
Это… автер реально сам в шоке от вотэтоповоротов и гг–ою даже немного сочувствует 0_о
сочуствительный старина Киберъ Рассвет
36. Восход над Мьёбоку
Проснулся в ночи, провел соответствующий времени дожор, да и стал планы планировать. По всему, выходило, что не выйдет у меня пока, на данном этапе, привлечь саннинов к изысканиям. Печально, но ладно.
Торчать в подвале тоже резона особого нет, ряд умысленных экспериментов меня–то, может, в живых и оставит, а вот Конохе может оказаться не только плохо, но и совсем никак. В смысле, вот вообще её не станет.
Так что подумал я, да и решил, что надо мне к Жабам, невзирая на их безусловную амфибиотропность, на недельку–другую перебраться. Благо, хоть и невнятно, но было что–то в каноне, об ускорении временных потоков в мирах призывных животных.
Затарился расходниками и средствами для возможного бартера. Подумал–прикинул, не рухнет ли Коноха, без моего ценного внимания за неделю. И, по всему, выходило что не рухнет, как ни удивительно. Скорее я рухну, учитывая умысленные издевательства над реальностью.
Ну, а придя к этому оптимистичному и радостному выводу, создал специально продуманного клона. Выдал ему свиток с чакрой, полюбовался на рожу паскудную и отвратную, да и призвался я в Гама но Куни.
Встретил меня, слегка обесчакренного после техники, сумрак и старческий голос. Голос был ехиден и фаталистичен:
— Все–таки явился, хаосит поганый. Ну, убивай уж, все равно не справиться мне, да и пожил немало.
Изрекал это некий презанятный тип. Во–первых, был этот тип, в перспективе, метров под двадцать ростом. Во–вторых, встречал меня этот бескультурный тип, сидя в немалом бассейне, который для его двадцатиметрового организма смотрелся тазиком. В-третьих, был этот тип заметно стар и морщинист, коричневокож и белопуз. Ну и наконец, несмотря на немалые габариты и не самую любезную моему сердцу амфибиотропность, носил этот тип охренительную и крайне радующую взор шапку. Черную такую, с прямоугольными полями и охренительными кисточками по углам. В общем, классная шапка.
И был этот тип Гамамарой, Великим Жабьим Мудрецом и Почтенным Старикашкой по совместительству. Пророком, чтоб его, ко всему прочему.
Нелюбовь моя к типам ему подобным объяснима и естественна. Однако, вот прямо сейчас, убивать старикашку непреодолимого желания я не испытывал, да и шапка, при всех прочих равных, говорила в его пользу. Так что, приготовившись на всякий, пророческий, случай, отоварить собеседника щупалом, начал я беседу:
— А–а–а, адепт пути причинности, наше вам почтение, — проявил вежливость и культурность я. — Собственно, Почтенный Старикашка, желания вас убивать я не имею, более того, если не начнете пророчества нести, так и вообще поговорить спокойно можно будет. Да и разойтись ко всеобщему удовлетворению. И, кстати, не хаосит я, — уточнил, на всякий случай, свой статус я.
— Не хаосит говоришь? — пожевал сморщенными губами Гамамару. — А с чего нити пророческие рвутся… — увидел мой лик, готовящийся к давлению щупалом всего, что под щупало подвернется, помолчал и аккуратно промолвил. — Чаша эта должна разбиться на осколки была, — покачал он головой на плечах и названной чашкой в лапах. — Совсем не можешь о предначертанном слышать? — на что я согласно покивал. — Ну и не буду. Одно скажу, не властны они над тобой, лишь по судьбе людей и вещей вокруг тебя, понять часть возможно, да и их судьбу ты меняешь, — закончил спич Жаб и зажмурился.
Ну, в принципе, тогда и неплохо. Фигу доминантности причинности, пусть балансируется неопределенностью. И Жабыча давить не буду. И шапка у него классная.
Ну а подняв, в целом, свое настроение, решил, раз уж возможность выпала, со стариканом пообщаться:
— Ну раз уж с этим, почтенный Гамамару–сама мы разобрались, есть у меня к вам вопросы, о жабах и мире, — благожелательно обратился я, — не откажетесь мудростью и памятью поделиться?
— Хм, — открыв для начала один глаз и убедившись, на каком он свете, ответил Гамамару. — Не встречались мне подобные тебе доселе и самому любопытно, что за вопросы задашь. Ну и ответить не откажусь.
— Кагуя, Крольчиха–Богиня. Есть у меня подозрения, что вы её застали. Что вы о ней знаете? — начал допрос амфибии я.
— Застал, да, — вздохнул старикан, — мал я был и неразумен. Весь мир тогда накрыла она гендзюцу, в сон погрузив всех людей. Многие тогда от голода и зверей погибли. А знаю о ней я немного, лишь легенды. Не зрю я про… — прервался старик. — Не знаю в общем. Запечатали её в печати сыновья, вот с ними, — я помотал головой, показывая что на рикудных мудрил мне пофиг. — Ясно. Так что только легенды и гендзюцу.
— В данном вопросе, Гамамару–сан, источник информации мне не важен. — задал я наиболее интересующий меня вопрос. — Что вы знаете, причем неважно, слухи, сплетни, да даже пророчества, но лишь касающиеся напрямую его, о Зецу?
— Так что ж головой–то качал? — изумился Жабыч. — Когда Хагоромо и Хомуру Ооцуцуки мать свою запечатали, появилась сфера черная, да и рассыпалась, со временем, в пыль. А пыль эта и есть Зецу, черный ликом и сердцем, монстр. Много зла он принес, ссорил и лгал многим. Но не вижу его, — подозрительно прищурился на меня Жабыч. — Хотя нет, по–другому не вижу, по делам и поступкам путь его проследить можно.
Хм, то есть, выходит, что не просто «воля». То ли часть печати, контролируемая изнутри, то ли кусок запечатанной чакрожорки из печати торчащий. Правда, видимо, с отдельным сознанием, но не мне такому удивляться. Белые зецу — это понятно, ускоренная мутация и прошивка мозга. Сам он, будучи частично запечатанным\частью печати все–таки один, а миньонов–белых лишь контролирует. Ну и лют, очевидно, без меры, потому как при всем прочем, хоть и была упомненная мной крольчиха дурындой, ну вот невообразимо феерической, но способности имела вполне божественные. Даже часть их из Зецу чудище лютое делает. И нужен ему для суицида\самораспечатывания мадарин, точнее нагатин, а уже если совсем точно — мой риннеган и что–то от вечного цукиеми. Ну а что — не принципиально: витальность, чакра или еще какая вкусняшка.
Про чакру же мудрила жабий мне не расскажет. Он, очевидно, её порождение, как и прочие призывы. Впрочем, ладно, уже многое узнал.
— Такой вопрос еще, Гамамару–сан. — решил я выяснить уже качественно–бытовые условия пребывания. — Есть ли место близ горы Мьёбоку где я смогу, не опасаясь за жизнь и имущество окружающих, заняться тренировкой?
— Место, — подозрительно уставился на меня мудрила, — а много надо то?
— Ну пару километров в диаметре, хотелось бы, — скромно обозначил я.
— Ну, такое найдется, — облегченно выдохнул Гамамару. — Есть еще вопросы у тебя ко мне? А то, — зевнул, — стар я, если убивать не надумал — посплю. Вон, Фукасаку спрашивай, — тыкнул лапой в сторону входа, где нарисовался ирокезный знакомец.