А в смысле джинчуризма апельсина, все было, в целом, неплохо. Более того, «качели» из чакры лиса и отсутствия инь вообще, давали достаточно неплохой, а в динамике и отличный результат.
Ну и мои карапузины радовали. Карин взяла Тора на буксир, таскала его за собой всячески, да и способствовала раннему началу речи. По крайней мере «не» и «нехотю» карапуз научился произносить уместно и в тему. И гораздо раньше, чем всякие «па и ма». Вот пусть закаляется и учится сопротивляться феминному диктату, да.
И вот, в один прекрасный денек, подбежал ко мне специально обученный курьер, да и выдал мне записулину подобного толка:
Почтенный Хизуми Удзумаки–доно!
Простите ничтожную, что осмелилась отвлечь Вас, однако дело мое печально и отлагательств не терпит. Направлялись мы с моим почтенным отцом, Хоши–саном, а также племянниками моими, по письму Вашему, в Конохагакуре но Сато. Дабы дом и семью обрести и полезными клану быть. Однако, напали на нас, второго дня, разбойники. Отец мой, почтенный Хоши–сан, поверг злодеев, однако ранен был. И жизнь его пребывает на грани Чистого Мира. Молю Вас, Хизуми–доно, о помощи, ибо пребываем мы в селении Огата, отец мой близок к смерти.
В надежде и молящая простить за дерзость Сакура Удзумаки
Прочитал я сию записулину, похихикал над драмой. Не, все печально и скорбно, почтительная дочь рыдает над прототрупом отца, поддерживаемая басовитым ревом неназванных племяшей. Верю–верю. В принципе, все даже, с вероятностью эдак в пару процентов, может оказаться как написано. Ну, работала помянутая Сакура подметальщицей в трактире, вежеству не обучена, бывает. Ну, слепошарые и забывчивые АНБУ, докладывающие о всех происшествиях в округе, провтыкали или сутки несут сообщение о разбойниках. Но, опять же, всяко бывает.
И вот, значит, юный Удзумаки–доно, проникнется ужосом от безысходности, преисполнится сочувствия к девочке\девушке\бабушке Сакуре и, на белом коне, махая шашкой одной рукой, а гуманитарной помощью другой, рванет всех спасать.
А ведь рванет, думалось мне. Можно забить, направить АНБУ, много чего можно. Однако, несмотря на опасность, там может быть, например, отбитый какой. Или еще что, важное и полезное. Ну, а принимать вражин за идиотов я давно разучился, так что за выходом из Конохи наверняка следят. И выезд\выход в силах тяжких, закономерно обернется отсутствием интересанта на месте.
Впрочем, подстраховаться не помешает. Так что заскочил я в усадьбу, Игоря с Шином, страдальцев моих, поймал, да и перенес за пределы Конохи. С наказом к Огато осторожно приблизиться, в радиусе пары километров обследовать. В бой не вступать, буде обнаружится что интересное — мне чертильным амулетом отписать. Ну и ждать наготове, у дороги в Коноху, буде все нормально будет.
Ну и пошел я по дороге в Огато, не особо торопясь. Миньоны мои до Огато добежали, ничего интересного не узрели, да и получили наказ в деревеньку, которая Огато и не скрытая, минут через десять заходить. Ну, или если бой начнется — валить всех гадов, на мое величие покусившихся.
Вошел я в деревню, да и был за рукав ухвачен некой девицей. Девица была несколько на вид потаскана, что в глаза не бросалось, но углядаемо было. Волосья имела колёра вполне удзумачьего, правда, судя по запаху, свежеокрашенные хной какой. Ну и одежка с нее сползала художественно, открывая не наполовину, а на все две трети молочные железы её.
Голосом опытной проститутки сия «Сакура» позвала «Удзумаки–доно к ложу больного отца». Я, за рукав велся и старался не думать, какое место «больной отец» занимает в однозначном, как голосом так и мимикой, да и движениями, «завлекательном предложении».
В помещении некий престарелый тип помирал на футоне, бездарно притворяясь что помирает. С лежальцем, пока неведомые злодеи, даже не заморачивались: клок волос, торчащий из под «повязки на лбу больного», был пегим с сединой.
Ну и ударная сила злодеев нарисовалась, через стенку отслеживался хорошо скрывающийся шиноби, изрядно сильный, с какой–то странной патологией источника и каналов. Впрочем, возможно, это и следствие скрывающей техники. Ну и глаза у типа были изрядно странные, хотя, в четырёхмерье, я смог отметить только отсутствие зрачка.
Прикрываясь, трущейся о мой рукав уже голыми сиськами Сакурой (пьянющий в дупель, престарелый хрен на футоне, очевидно, должен был оказывать воздействие типа афродизиака), от траектории атаки застенца, я ждал. И дождался.
Тёмно–серая фиговина, похожая на пучок ниток, пробила голову «Сакуры». И попала мне между третьим и четвертым позвонком. Да чтож за место–то такое? Там, видимая всем, кроме меня, надпись: «Хизуми убивать сюда»? Искренне возмущенный я начал изображать убитый труп, судорожно рисуя в четырехмерье новую печать. Мои предыдущие заготовки против нового действующего лица не сработают.
Тем временем, в комнату, не через стенку, как некоторые, а вполне благопристойно, обойдя и через дверь, вщемился хрен. Хрен был высок, темнокож, радужку имел ярко–зеленую, склеру алую. Ну, в общем мистер моток ниток, Какузой обзываемый, пришел по мою высокоценную голову.
Последний пробормотал: «хорошо–хорошо, сотня миллионов рьё» (вот, кстати, не знал, что столь подрос в цене). Достал мясницкий нож, и поперся за моей думалкой. Ну и получил на себя шодо шторма чакры, локального действия.
После чего, зрелище стал из себя представлять изрядно бредовое: подергивающиеся жгуты ниток, по которым беспорядочно елозят куски человека. Я же, кряхтя, поднимался и думал, что мне с этим деятелем делать. Что–то нужное–полезное он знать может. Однако, вытаскивать информацию из этого нитяно–мясного конструкта… На фиг НЕХа, принял я волевое решение и стал тыкать в сгустки чакры кунаем. Сгустки протыкались, да и Какузу, взял да и помер.
Изрядно испортив воздух, потому как гнить его мясо начало быстро и противно, пропитывая истлевающие нитки продуктами своего гниения. Посмотрел я на «отца Сакуры», убедился в его безальтернативном опьянении, да и срулил нафиг из дома.
Прихватил обиженных миньонов («Хизуми–доно, мы воены и должны идти впереди вас!», «Мастер, Игорь примет предназначенный вам удар!») прыгнул в подвал. И отправил страдальцев по бабам. В приказном порядке, дабы не нудели и не мешали думать.
Вряд ли Какузу исполнял целевой заказ, как известное о нем тут, так и упомненное из канона говорит, что просто разтопорщил свои нитки на награду. Кстати, надо бы и посмотреть, что про такого ценного и замечательного меня пишут.
Хизуми Удзумаки, Сжатая Пружина, Ураган Тысячелетней Смерти.
предполагаемый ранг: Джонин S-ранга.
фуиндзюцу, кеккайдзюцу: S-ранг, владение «полетом Бога Грома».
ниндзюцу: теневое клонирование, оружие из чакры, возможно — своя разработка шуншина.
владение уникально измененным хидендзюцу Удзумаки, Несокрушимые Запечатывающие Цепи, необнаружимые ни сенсором, ни взглядом.
особенность боя: КАТЕГОРИЧЕСКИ не рекомендуется поворачиваться к нему спиной.
Награды: Киригакуре 50 000 000 рьё, за живого или мертвого. Ивагакуре 100 000 000 рьё за живого или мертвого. Сунагакуре 20 000 000 рьё за живого. Кумогакуре 15 000 000 за живого.
Почитал я эту выжимку из черной книги, мысленно повзирал с презрением на страшащихся за свой тыл. Моя не извращенец, моя убивать, моя всех в задницу слать… ну в общем ладно, будет им тысячелетия смерти.
А старикашка, видно, крепко разобиделся. В Иве до сих пор с пожрать проблемы, шиноби берутся за D-ранговые миссии, а он меценатствует.
Ну а теперешняя ситуация, по сути, обычная шинобская жизнь. И будут небось еще письма с «потасканными Сакурами», да и много еще с кем. И не только письма, и вообще, «постоянная бдительность!».
Кстати, что приятно, за исключением уже изрядно надоевшего тыканья в мои позвонки, все прошло нормально и спокойно, даже учитывая то, что мои заготовки на Какузу бы не сработали.
Ну и надумав все это, решил я киной из какого–нибудь придуманного, но реального мира себя побаловать. Ну или реального, но придуманного, неважно. Клона призвал, круг запустил.
И вдруг, увидел краем глаза непонятную хрень: клон, сделав пару неуверенных шагов к порталу, вдруг встал, плавно опустился на землю, заложил руки за голову. И уставился противной и наглой мордой на меня.
Я, как бэ это помягче–то, фалломорфировал. Прежде, чем начинать пользоваться клонами, я точно, достоверно и неоднократно установил. В клонах нет воли, все что они имеют — желание создавшего в момент создания. Отслеживая непонятное, просканировал мысли–желания. Никаких фельдиперсов, посылов «сидеть с руками за башкой» не было. Четкий, конкретный посыл в портал, интересное–забавное осмотреть. Все.
Изготовился я, на всякий, неведомую хрень всякими разными способами умучить, да и уставился на рожу противную вопросительно. Хрень на меня ехидно–понимающе попырилась, да и зарядила спич:
— Вижу, убивать не будешь. Что, в целом, неплохо. Жить мне и так не долго, — мечтательно протянул НЕХ, — и да, я именно клон, именно теневой и именно тебя. Как я понимаю, мы, точнее ты… — запутался самозваный НЕХ, — в общем, сам поймешь быстро, что со мной, да и не только, подозреваю, со мной. Стоит только принять наличие воли у клона как факт, да и вспомнить, что в чакросистеме меня… тебя, отличается от других шиноби.
Я, блин, понял. И очень, чертовски мне понятое не понравилось. Паскудно стало до тошноты…
У меня, помимо стандартной СЦЧ есть участок, более инь–ориентированный, и ни разу не встречаемый и не описанный. Сцч мозга в четырехмерье. А теневое клонирование копирует ВСЮ СЦЧ, и глубоко пофиг технике, что четырехмерная часть клону по сути–то не нужна. Ну а принимая за факт, клона со своей волей, ну и моей личностью, куда без этого, выходит такая картина:
Движимый чакрожеланием мой клон нормально–стандартен, до тех пор, пока чакра с ентим самым желанием не попадает в четырехмерную часть клона. В этот момент, движущее желание может измениться, исказиться, обезличиться и обработаться. Из стимула «сделай что–то» превратиться в волевой посыл. По сути, я почти год леплю свои копии, с того момента, как СЦЧ четырехмерного меня сформировалось. Ну, положим, большая часть из них развеялась, и фиг бы с ними. Но те же посылы за кино…