Во — первых, как воспринимается изображение Иисуса в контексте первой главы Евангелия от Марка? Оставим на время уже имеющиеся у нас представления об Иисусе и просто прочитаем конкретный текст — и нам придется признать, что Иисус не производит впечатления кроткого, мягкосердечного и. доброго пастыря с церковного витража. Марк начинает евангелие, описывая Иисуса как физически и харизматически сильную, авторитарную личность, с которой лучше не связываться. Его представляет неистовый пророк из пустыни, он сам уходит в пустыню, где выдерживает искушение сатаны и живет среди диких зверей, он возвращается и призывает к немедленному покаянию в приближении царства Божьего, он разлучает своих последователей с родными, ошеломляет слушателей своей властью, повелевает нечистыми духами, способными полностью подчинить себе простых смертных, отказывается мириться с издержками популярности, не слушает тех, кто жаждет увидеть его. Только один эпизод в первой главе Евангелия от Марка содержит намек на личное сочувствие — исцеление Симоновой тещи, лежащей в горячке. Но даже здесь сочувствие можно подвергнуть сомнению. Иронически настроенные наблюдатели отмечают, что после того, как Иисус исцелил тещу от горячки, она сразу же встала служить им — вероятно, готовить ужин.
Можно ли сделать вывод, что в первых сценах Евангелия от Марка Иисус изображен властным, волевым человеком, самостоятельно принимающим решения, харизматичным лидером, который не терпит никаких помех? Если да, значит, понятна и его реакция на исцеленного прокаженного, которого Иисус сурово упрекает и гонит прочь.
Есть и другое объяснение. Как уже было сказано, в Евангелии от Марка Иисус периодически сердится. В следующий раз это происходит в главе 3, где, как ни странно, разворачивается очередная история с исцелением. Здесь конкретно сказано, что Иисус гневается на фарисеев, считающих, что он не имеет права исцелять человека с иссохшей рукой в субботу.
В каком‑то смысле еще более тесная параллель прослеживается в сюжете, где гнев Иисуса не упоминается напрямую, но тем не менее очевиден. В Мк 9, когда Иисус сходит с горы Преображения вместе с Петром, Иаковом и Иоанном, он находит вокруг своих учеников толпу, а посреди нее — отчаявшегося человека. Его сын одержим духом, несчастный объясняет Иисусу, что произошло, и взывает к нему: «Если что можешь, сжалься над нами и помоги нам». Иисус гневно выпаливает в ответ: «Если сколько‑нибудь можешь веровать, все возможно верующему». Теряя последнюю надежду, его собеседник молит: «Верую, Господи! помоги моему неверию». И тогда Иисус изгоняет духа.
Поразительно в этих историях то, что гнев Иисуса становится явным, когда кто‑нибудь сомневается в его желании, способности или Божественной власти исцелять. Возможно, о том же речь и в истории с прокаженным. Как в Мк 9, некто опасливо обращается к Иисусу: «Если хочешь, можешь меня очистить». Иисус вскипает. Ну разумеется, он хочет, может и имеет на это право. Он исцеляет больного, несмотря на обиду, резко упрекает его и отсылает прочь.
Этот сюжет производит совсем иное впечатление, если рассматривать его под таким углом, воссоздавая в том виде, каким он был написан Марком, который в тексте периодически изображает Иисуса рассерженным[104].
Евангелие от Луки и невозмутимый Иисус
В отличие от Марка, Лука нигде в евангелии не утверждает напрямую, что Иисус гневается. Напротив, в этом тексте Иисус никогда не выглядит так, словно он чем‑то встревожен. Лука изображает Иисуса не гневным, а невозмутимым. В этом евангелии есть лишь один отрывок, в котором он, похоже, теряет самообладание. Любопытно, что подлинность именно этого отрывка вызывает яростные споры текстологов[105].
Этот отрывок относится к эпизоду молитвы Иисуса на горе Елеонской, последующего предательства и взятия под стражу (Лк 22:39–46). Призвав учеников «молиться, чтобы не впасть в искушение», Иисус отходит от них, встает на колени и молится: «Отче! о, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет». Во многих манускриптах за этой молитвой следует фрагмент, которого нет ни в одном другом евангелии, повествующий о муках Иисуса и его кровавом поте: «Явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его. И находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (стихи 43–44). Сцена завершается тем, как Иисус встает после молитвы, возвращается к ученикам и находит их спящими. Тогда он повторяет призыв, с которым уже обращался к ним — «молитесь, чтобы не впасть в искушение». И сразу же появляется Иуда с толпой, и Иисуса берут под стражу.
Интригующая черта полемики вокруг этого отрывка — баланс аргументов по поводу авторства спорных стихов 43–44, либо написанных Лукой, либо вставленных переписчиком более позднего периода. Как правило, самые ранние манускрипты, которые в целом считаются наилучшими (александрийский тип текста), этих стихов не содержат. Значит, они вполне могут быть более поздним дополнением писца. Вместе с тем эти стихи найдены в нескольких других ранних источниках и в целом широко распространены в рукописной традиции. Так были ли они добавлены писцами, которые желали вставить их, или вычеркнуты писцами, которые стремились их исключить? На основании одних только манускриптов это определить трудно.
Некоторые ученые предложили рассмотреть другие характерные особенности этих стихов, чтобы принять решение. Например, один из этих специалистов утверждал, что лексикон и стиль стихов очень похож на типичные для других текстов Луки (это довод основан на «собственных вероятностях»): так, явления ангелов распространены у Луки, несколько слов и выражений из этого отрывка встречаются у Луки в других фрагментах текста, но больше в Новом Завете их нет нигде (например, глагол «укреплять»). Однако эти доводы никто не счел убедительными, так как большинство этих «типичных для Луки» идей, конструкций и выражений либо сформулировано нехарактерным для Луки образом (к примеру, ангелы, где бы они ни появлялись у Луки, больше нигде не остаются безмолвными), либо распространено в иудейских и христианских текстах, не относящихся к Новому Завету. Более того, здесь мы имеем дело с необычно высокой концентрацией нетипичных слов и фраз: так, три ключевых слова (борение, пот и капли) больше не встречаются нигде ни у Луки, ни в Деяниях (втором труде того же автора). Следовательно, трудно принять решение в отношении этих стихов, опираясь на лексикон и слог.
Еще один довод, с которым обычно приходится сталкиваться ученым, — литературная структура отрывка. Если обойтись без лишних разъяснений, отрывок выглядит так, будто его намеренно построили на так называемом хиазме. При хиастической структуре первое утверждение отрывка соответствует последнему, второе — предпоследнему, третье — третьему с конца, и так далее. Иными словами, это преднамеренное построение, цель которого — привлечь внимание к центру отрывка, его ключевому моменту. Так и здесь:
Иисус (а) повелевает ученикам «молиться, чтобы не впасть в искушение» (стих 40). Затем (б) оставляет их (стих 41а) и преклоняет колена (стих 416). Центральный момент отрывка — (в) сама молитва Иисуса в обрамлении двух просьб об исполнении воли Божьей (стих 42). Затем Иисус (г) поднимается после молитвы (стих 45а), (б) возвращается к ученикам (стих 456) и (а) застав их спящими, вновь обращается к ним с теми же словами — «молитесь, чтобы не впасть в искушение» (стихи 45в-46).
Однако суть не в наличии четкой литературной структуры, а в том, какой вклад хиазм вносит в смысл отрывка. Рассказ начинается и заканчивается обращенным к ученикам призывом молиться, чтобы избежать искушения. Молитва давно признана важной темой Евангелия от Луки, более важной, чем в других евангелиях — здесь ей отведено особое место. Центральная часть отрывка — молитва самого Иисуса, выражающего его желание в обрамлении еще более сильного желания — чтобы исполнилась воля Отца (стихи 41в-42). Будучи центром хиастической структуры, эта молитва служит фокусной точкой отрывка и, соответственно, ключом к его толкованию. Это урок о значении молитвы в случае искушения. Несмотря на повторный призыв Иисуса к молитве, ученики спят. Сразу же является толпа, чтобы схватить Иисуса. И что же происходит дальше? Ученики, которые пренебрегли молитвой, действительно «впадают в искушение», они покидают место событий, предоставив Иисусу в одиночестве встретить свою участь. А как же Иисус, который молился перед началом своего испытания? Когда является толпа, он спокойно вверяет себя воле Отца, отдается уготованному ему мученичеству.
Страсти Господни в изложении Луки давно признаны историей мученичества Иисуса, того мученичества, которое, подобно многим другим, служит примером для верующих, помогает им сохранять твердость перед лицом смерти. Мартиролог Луки показывает, что лишь молитва способна подготовить человека к смерти.
Но что происходит, если рассматривать обсуждаемые стихи (43–44) в контексте всего отрывка? На литературном уровне хиазм, в центре которого находится молитва Иисуса, полностью разрушен. Теперь центральным, а следовательно, приковывающим внимание моментом становятся муки Иисуса, настолько страшные, что понадобился Божественный утешитель, чтобы помочь вынести их. Важно, что в более длинной версии событий молитва Иисуса не приносит спокойной уверенности, которую он излучает на протяжении всего повествования; и действительно, после того, как он «прилежнее молится», его пот принимает вид капель крови, падающих на землю. С моей точки зрения, потеряна не просто красивая литературная конструкция: все внимание перенесено на Иисуса в глубокой, душераздирающей агонии, когда ему необходимо вмешательство свыше.
Сама по себе проблема не выглядит непреодолимой, если не знать, что больше нигде в Евангелии от Луки Иисус не изображен таким. Напротив, Лука старательно борется именно с тем образом Иисуса, который создают эти стихи. Вместо того чтобы встретить испытания со страхом и трепетом, мучиться с приближением неизбежного, Иисус у Луки идет на смерть спокойно, с полным самообладанием, до самого конца вверяя себя воле Отца. Поразителен, особенно в связи с нашей текстовой проблемой, тот факт, что Луке удается создать этот образ Иисуса только лишь путем устранения традиций, противоречащих ему в других источниках (например, в Евангелии от Марка). Необычно выглядит только длинная версия событий, Лк 22:43–44.