мог бы подтвердить большую часть истории категорически, полностью ее отрицает. Но есть еще один человек, который может подтвердить небольшую часть этой истории. Если он ее опровергнет, позиция обвиняемого станет даже еще хуже, чем она есть сейчас; если он подтвердит ее, позиция обвиняемого немного, совсем немного улучшится. Он все еще может быть приговорен к повешению. Но, с другой стороны, это может стать поворотной точкой. Вы понимаете его положение? Теперь, мистер Холливелл, скажите, стоял ли кто-то на этом каменном мосту, когда этот человек проходил по нему?
Викарий слушал, будто бы находясь в трансе, опершись подбородком на руку, и его глаза были устремлены на детектива. Между вопросом и ответом не прошло и секунды. Он будто бы принял важное решение, пока Флеминг говорил, так как опустил руку и твердо ответил:
— Да. Я стоял на каменном мосту.
— Делал ли этот человек что-либо, в особенности, когда он проходил мимо?
— Да. Он посветил на меня фонарем.
— Вы подтвердили часть рассказа этого человека, — серьезно ответил Флеминг. — Не думаете ли вы, что вам лучше закончить и свой собственный?
Холливелл не выказал никаких эмоций при этом вопросе. Он ответил, тоже очень серьезно:
— Да. Думаю, что так будет лучше.
Он встал, подошел к окну, встал, глядя на деревню, которую он очень скоро должен был покинуть навсегда, и заговорил наполовину через плечо, очень тихо.
— Понимаете, я не мог не влюбиться в эту девушку, Дидо Мандулян. Я так старался не допустить этого. Она никогда бы не вышла за меня. А если бы и вышла, мы никогда бы не были счастливы. Это бы только привело к несчастьям, что бы ни случилось. И все же я ничего не мог с собой поделать. Я постепенно пошел по наклонной, вниз, вниз, все ниже. Конечно, она знала об этом, и это ей нравилось. Мне кажется, я первый священник, которого она когда-либо встречала. Однако на прошлой неделе ситуация начала меняться. Этот человек, Перитон, казалось, вдруг стал находить удовольствие в демонстрации привязанности к миссис Коллис — вся деревня знала об этом, здесь новости распространяются быстро. И тогда, тогда…
В первый раз его четкий, твердый голос дрогнул, но он снова взял себя в руки и бесстрастно продолжил:
— И тогда Дидо, казалось, стала расположена ко мне больше, чем раньше. Как-то она пришла сюда к чаю, а затем в субботу утром — около двенадцати часов — она пришла и попросила стакан воды. Я дал ей стакан воды, и мы поговорили. Казалось, она была чем-то немного взволнована. Затем попросила меня зайти и увидеться с ней в поместье. Я что-то вежливо ответил — мне пришлось бороться с собой, чтобы соблюдать приличия, — о том, рад прийти в любое время, когда она захочет. Она сказала: «Очень хорошо. Приходите ночью в полночь. Все, кроме нас двоих, будут спать; я буду ждать вас на террасе и впущу вас», и прежде, чем я успел сказать хоть слово, она ушла.
Холливелл умолк и сказал очень просто:
— Я думаю, что мне тоже нужен стакан воды. В горло пересохло.
На столике был графин, и Флеминг налил ему воды в стакан. Викарий выпил ее одним глотком и продолжил все тем же тихим голосом.
— Я не сильнее, чем кто-либо другой. Я не мог сидеть здесь, в своем кабинете, читая весь вечер и зная, что каждая секунда приближает полночь, зная, что моя воля будет сокрушена. Так что я упаковал рюкзак и поехал к другу, что живет за восемьдесят миль, близ Бата, и остался там на ночь. Мы сидели и говорили о крикете до часа ночи. На следующий день я вернулся рано. Она пришла в церковь. Перед службой она заговорила со мной. Она сказала: «Приходите сегодня вечером, в одиннадцать». В девять я бродил по окрестностям, по самым глухим местам. В десять я вернулся сюда. В четверть одиннадцатого я пытался снова бродить по окрестностям. Я намеревался пройти многие мили, но в половине одиннадцатого я очутился у ворот поместья. Тогда я понял, что это безнадежно. Я прождал до без пяти одиннадцать, а потом подошел к террасе. На одном из столов горел фонарь, и рядом с ним было письмо, адресованное мне. Я открыл его, и там было написано: «Тот, кто не хочет, когда может, уже не сможет, когда захочет», и я услышал серебристый смех за одним из темных стекол. Это была ее месть. Хорошая месть. Очень хорошая месть. Я сбежал. Тогда я и оцарапал лоб. На следующее утро рано я отправился к своему епископу. Вот и все.
Наступило долгое молчание, а затем Флеминг сказал: «Спасибо», и ушел.
Глава XIII. Роберт заключает сделку
Тем временем Роберт Маколей был крайне занят в своем самоназначенном офисе детектива-любителя. Он был неутомим и неразговорчив. Он много слушал и мало говорил, но было неизвестно, слышал ли он что-нибудь, имеющее хоть малейшее значение или ценность — он не был человеком, который повсюду трубит о своих открытиях. Поиск второго ножа поблизости от места, где было обнаружено тело Перитона, и поиски второго места борьбы, одновременно проводившиеся под руководством сержанта Мэйтленда, сильно его интересовали, и он потратил немало времени на собственные тайные поиски. Также он написал множество писем и отправил множество телеграмм своим клиентам и знакомым, которые могли пролить свет на связь между Лоуренсом и Мандуляном, но до сих пор это не принесло результата. Однако в его распоряжении был один факт, оцениваемый им очень высоко, который, как он думал, легко мог дать ему искомый ключ — ключ к богатствам Мандуляна. Совершенно случайно он обнаружил — армянин отрицал, что знает что-либо об этом человеке, Лоуренсе, кроме того факта, что тот некогда звался Шустером. Это открытие он сделал во время разговора с Флемингом.
Инспектор был серьезно обеспокоен. Отпечатки пальцев на ноже, возможно, означали бы завершение дела для менее добросовестного детектива. Но Холливелл подтвердил рассказ Лоуренса о том, что тот проходил мимо ворот поместья на территорию усадьбы в ночь на воскресенье, и это была отдельная головоломка. Если часть истории Лоуренса правдива, почему остальное не может быть правдой? В любом случае, зачем, черт побери, ему надо было идти в поместье, чтобы убить Перитона? Конечно, существовала возможность, что Лоуренс и Перитон отправились в поместье вместе, чтобы шантажировать Мандуляна, и впоследствии поссорились из-за полученных денег. Но если и так, то зачем он придумал смехотворную историю о наркотике? Если же это не выдумка, то Мандулян солгал. А если Мандулян солгал об этом…
Он решил поговорить с молодым Маколеем. Казалось, он был самым разумным человеком в этом месте. По счастливой случайности Роберт в этот момент находился в зале трактира, слушая сплетни, и он сразу поднялся в гостиную детектива.
— Дело продвигается хорошо? — выпалил он, тут же резко сжимая губы.
— И да, и нет, — ответил Флеминг. — Как вы знаете, я арестовал человека. Но я совсем недоволен. У меня в руках начало дела и его окончание, но нет середины. Беда в том, мистер Маколей, что не все говорили мне правду. На самом деле, я вовсе не уверен, что хоть кто-то сказал мне всю правду за исключением одного человека.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего, мистер Маколей. В любом случае, это не вы.
Роберт был удивлен.
— Я сказал вам… — начал он, но Флеминг поднял руку.
— Вы не сказали мне, почему вы так заняты здесь на этой неделе, играя в детектива-любителя. Не стоит придумывать оправдание. На самом деле, мне не слишком интересно. Но мне интересно вот что: может ли быть доказана какая-то связь между этим человеком, Лоуренсом, и… хм… кем-то еще поблизости.
Роберт хранил молчание.
— Вы его не знаете, не так ли? — спросил Флеминг.
— Нет.
— Никто не признается в том, что знал его.
— Вообще никто?
— Вообще никто. Вы будто бы очень удивились, что никто этого не признает, мистер Маколей.
— Вовсе нет, — коротко ответил Роберт. Он был удивлен и ругал себя за то, что хоть как-то показал это.
— В таком случае я прошу прощения, — ровно сказал детектив. — Как я уже говорил, я не могу получить сведения о связи между этим Лоуренсом и кем-то в деревне. Но я полагаю, что рано или поздно получу их. Думаю, мистер Маколей, вы хорошо знаете мисс Мандулян.
— Достаточно.
— Она говорит мне, что в субботу утром разорвала свою помолвку с Перитоном, и я склонен сомневаться в том, что она на самом ли деле это сделала. У вас есть мысли по этому вопросу? У вас есть какая-то информация о том, действительно ли она порвала с ним, или же нет?
Роберт внимательно обдумал этот вопрос, прежде чем покачать головой и сказать:
— Нет, не могу сказать, что у меня имеется такая информация.
— Это может оказаться важным, — сказал Флеминг. — Предположим… заметьте, я не говорю, что это является верным предположением или верю я в это или нет, но в любом случае существует возможность, и мы должны принимать возможности во внимание. Предположим, мы допускаем, что Перитон был общеизвестным поклонником этой девушки, что в скором времени они должны были пожениться. Вполне возможно, что кто-то мог убить его либо из любви к этой леди, либо из любви к миллионам ее отца, которые, как убийца мог полагать, он имеет хорошую возможность заполучить, если Перитон выйдет из игры. Это весьма вероятный мотив для убийства и подводит под подозрение… несколько человек.
Флеминг пристально посмотрел на Роберта, который уверенно встретил его взгляд.
— А теперь предположим, — продолжил инспектор, — что в субботу утром помолвка была расторгнута — тогда не было особого смысла убивать Перитона в воскресенье вечером, если он уже был, так сказать, вне игры.
— Предположим, убийца не знал о том, что помолвка была расторгнута, — бросил Роберт.
— Предположим, конечно, — согласился Флеминг. — Вы знали об этом?
— Нет.
Детектив засмеялся.
— Во всяком случае, это честно, мистер Маколей. В таком случае в воскресенье у вас все еще мог быть очень хороший мотив для устранения Перитона.
— Безусловно. Как и у Холливелла. Как и у Адриана.