й, что могла вывести из терпения самого здравомыслящего и уравновешенного человека родом из Южной Шотландии. Он собрал факты в том порядке, в каком обнаружил их: нож в воде, положение тела, следы борьбы и так далее. Из этих фактов, используя непреклонный чистый разум, он сделал вывод, что где-то поблизости был второй разделочный нож, который точно соответствовал ране в груди Перитона. А потом нож был торжественно обнаружен — и оказался слишком мал, чтобы им могла быть нанесена эта рана. Это было абсолютно нелепо; это противоречило здравому смыслу и соображениям. Флеминг начал подумывать о том, чтобы забросить все это и просто сосредоточиться на доказательстве виновности Лоуренса на основе уже имеющихся доказательств. К счастью, у Флеминга было определенное чувство гордости, и он не мог перенести мысли об изложении незавершенного дела, как и мысли о том, что Мандуляны взяли над ним верх. Они лгали о чем-то, и Флеминг непременно собирался выяснить, что же это было, прежде чем он покинет это место. Сам Мандулян, должно быть, лгал насчет хористки и ее писем; было абсурдно предполагать, что Дидо не сказала ему днем в воскресенье, что ее помолвка разорвана — и все же… минуточку, в этом-то все и дело. Была ли разорвана помолвка? Бросила ли она Перитона? Если бы только он мог быть вполне уверен в этом, это бы дало ему почувствовать почву под ногами, некоторую точку опоры. А сейчас он как будто бы строил огромные замки из теорий на зыбучих песках. Бросила она Перитона или же нет? В этот момент его раздумья прервал стук в дверь, и вошел молодой хозяин гостиницы.
— Извините меня, если я помешал, — добродушно сказал он и положил на стол серый галстук, — но я нашел это вчера вечером. Я не знаю, имеет ли это какую-то ценность для вас. Он очень напоминает мне тот, что Перитон иногда носил в будние дни. Вы помните, он был склонен к броскости по воскресеньям.
Капитан Карью весело улыбнулся.
— Благодарю вас, — сказал Флеминг. — Это весьма интересно. Где вы его нашли?
— Он застрял в кустах в парке вокруг поместья. Если хотите, я могу показать вам точное место. Я увидел его вчера поздним вечером, когда выходил на ловлю мотыльков.
— Хорошо! Отлично! Это вторая находка за сегодняшний день, — сказал Флеминг. — Может быть, это наш счастливый день. Скажите, капитан: вы часто выходите поздно вечером на ловлю мотыльков?
— Около пяти раз в неделю.
— Дайте подумать. Вы выходили в прошлую субботу и воскресенье, верно? Насколько я помню, вы говорили, что ничего не видели ни той, ни другой ночью.
— Это верно. Я ловил мотыльков по другую сторону поместья, вдали от реки.
— Как далеко?
— Около полумили от дома.
Флеминг взял крупномасштабную карту района.
— Возможно, вы можете примерно показать, где вы были в ночь на воскресенье… Понятно. На самом краю парка. Менее четверти мили. Скажем, четыреста ярдов. Сейчас, капитан Карью, я пытаюсь получить подкрепляющие доказательства по этому вопросу. В ночь на воскресенье кто-то очень быстро бежал вниз по склону холма с террасы через густой кустарник к воротам. Вы слышали какие-то звуки, которые мог производить человек, проламываясь через подлесок?
Карью подумал секунду-другую, а потом уверенно ответил:
— Нет.
— Это была очень тихая ночь, капитан. Все признают это. А вы были всего ярдах в четырехстах. Звуки далеко слышны в тихую ночь.
— Конечно, это так. На самом деле, я начал ловлю вечером там, а затем перешел из парка к большому пастбищу. К одиннадцати часам я, наверное, был в доброй половине мили оттуда.
— Именно так, — доброжелательно сказал Флеминг. — Вы были в доброй полумиле к одиннадцати часам. Но кто, позвольте спросить, упоминал об одиннадцати часах?
Капитан Карью был застигнут врасплох. Он моргнул, запнулся и покраснел до корней волос. Наконец ему удалось сказать:
— Я подумал, что вы говорили об одиннадцати часах, сэр. Я уверен, вы сказали это.
— А я также уверен в том, что не говорил. Но неважно, капитан, говорил ли я это, или вам просто показалось. Давайте приступим к главному. Что же вы видели в одиннадцать часов?
— Я не видел… — начал хозяин гостиницы, снова запинаясь.
Но детектив остановил его.
— Давайте обойдемся без всяких глупых недоразумений, капитан. До сих пор мы очень хорошо ладили, и мне было бы очень жаль, если бы мы теперь как-то повздорили. Позвольте сделать предположение за вас. Позвольте мне предположить: вы видели — именно видели, а не слышали — мистера Холливелла, бегущего по склону холма, так быстро, как только возможно, в сторону ворот поместья, и его лицо было покрыто кровью. Это верно?
Карью кивнул, и его лицо снова покраснело.
— И вы ничего не сказали об этом, потому что вы не хотели навлечь на викария беду?
Карью опять кивнул.
— Видели ли вы что-нибудь еще?
На этот раз хозяину гостиницы удалось снова заговорить, и он воскликнул:
— Нет. Клянусь, я ничего не видел. Больше я ничего не видел. Меня так шокировал вид святого отца, что я собрал свои ловушки и отправился прямо домой. Клянусь, так я и сделал.
— Это вполне нормально, это вполне нормально, — заверил его Флеминг. — Жаль, что вы не рассказали мне об этом раньше, но я уважаю ваши побуждения. Тут не о чем волноваться. Ну что ж, давайте сменим тему. Вы эксперт по современному сленгу, современным способам выражения и тому подобному?
— Я не знаю, могу ли называться экспертом, — сказал Карью. — Конечно, человек слышит немало подобных вещей, когда отправляется в Лондон, на коктейльные вечеринки и так далее.
— Тогда, возможно, вы сможете рассказать мне об этом, — сказал Флеминг. — Я старомоден, и поэтому я этого не знаю. Станет ли молодая женщина, навсегда расставаясь с возлюбленным, которого она отвергла, говорить ему на прощание: «Пока, дуралей»?
Карью задумчиво повторил эти слова, а потом улыбнулся и покачал головой.
— Нет, честно говоря, я не могу себе этого представить. Могу только, и с большой натяжкой, подключив воображение, представить ее говорящей: «Пока, старый дуралей», — быть может, с грехом пополам. Но не иначе. Это кажется немыслимым.
— Я подумал то же самое, — сказал Флеминг. — И все же мисс Мандулян, как говорят, произнесла это, разорвав помолвку с Перитоном.
— Почему вы не спросите ее, что она имела в виду?
— Я считаю, что задавать вопросы мисс Мандулян — это скорее пустая трата времени. Тем не менее, полагаю, мне стоит это сделать. Что ж, вот и все, капитан. Большое спасибо.
Карью остановился у двери и пристально смотрел на ковер в течение нескольких секунд. Затем он поднял взгляд и медленно сказал:
— Я не могу представить себе девушку, даже современную, бросающую своего возлюбленного со словами «Пока, дуралей». Но я очень легко могу представить себе девушку, которая только что была брошена своим возлюбленным и которую зовут Дидо, говорящую: «Прощай, Эней»[19].
Глава XV. Ленивый шурин
Инспектор Флеминг сидел в кресле и изумленно смотрел вслед уходящему хозяину гостиницы, словно выброшенная на мель рыба. Его рот был широко открыт, глаза были распахнуты, и сам его ум был потрясен смесью восторга от открытия и стыда от своей некомпетентности. Через несколько секунд ошеломления и недоумения его способности вернулись настолько, чтобы он мог честно себе признаться, что его восторг от сделанного весьма важного открытия в настоящий момент смешивается со стыдом от того, что он не сделал его сам. Это было не то ощущение, какое бы он испытал, если бы был просто необразованным англичанином. Обычный английский полицейский ничего не знает о Дидоне и Энее, никто не ожидает от него этого и не винит его в этом. Но для хорошо образованного, хорошо воспитанного, интеллигентного шотландского полицейского это было страшным позором. Флеминг вздрогнул, подумав о том, что сказал бы старый школьный учитель из Ренфрушира, если бы узнал, что один из его учеников сделал такую шокирующую ошибку. Что касается его шотландских коллег в Скотленд-Ярде, эта история ни в коем случае не должна дойти до их ушей. Они никогда не дадут ему об этом забыть. Дидона и Эней! Ну надо же…
Инспектор снова вернулся к реальности и стал думать. Классический Эней оставил классическую Дидону. Должно быть, мистер Перитон бросил мисс Мандулян. Это было вполне ясно. Должно быть, он сказал ей, что предпочитает кого-то еще — быть может, миссис Коллис, а возможно и кого-то, кто вообще живет не в этой деревне, — а потом из чистой бравады сказал, что в любом случае это ничего не меняет и что он как обычно придет в поместье этим вечером. Он сказал это, просто чтобы похвалиться своей властью над мисс Мандулян. «Я буду вам неверен, если мне заблагорассудится, но вы всегда будете принимать меня, когда мне захочется прийти».
Пока все складывается хорошо. Два кусочка головоломки подогнаны и полностью сходятся. Что же произошло после этого? Девушка сразу отправилась к Холливеллу и пригласила его прийти в поместье тем вечером — в субботу. Это должно было доказать Перитону, что она не в его власти, что на нем свет клином не сошелся и что она окончательно порвала с ним. Отлично. Это имело смысл. Что произошло тем вечером? Холливелл не пришел. Он находился за восемьдесят миль отсюда, недалеко от Бристоля, сбежавший от искушения. Перитон предположительно пришел, хотя девушка отрицала это. Впрочем, ее слова немногого стоят. Предположительно он пришел. Единственным человеком, который мог бы сказать, впустила она его или же прогнала, была сама девушка. Во всяком случае, суть в том, что он появился днем в воскресенье… Минуточку, подумал Флеминг, прерывая ход своих мыслей — кто видел, как Перитон приходил в воскресенье во второй половине дня? Разумеется, Мандулян, но кто еще? Он вызвал звонком Мэйтленда.
— Мэйтленд, — сказал он, когда офицер вошел, — у вас еще не было времени, чтобы побывать в поместье? Нет? Хорошо! Я хочу, чтобы вы сейчас отправились прямо туда и узнали насколько возможно тайно у старшего слуги, служанок и прочих, кто действительно видел Перитона в воскресенье во второй половине дня, когда он пришел в поместье. Имейте в виду, я думаю, что, вероятно, он приходил, но я только что понял, что мы не приложили никаких усилий, чтобы проверить это. Посмотрите, что вы сможете сделать. Вы можете заодно разузнать и о вечере воскресенья. И пришлите ко мне эту экономку Перитона — миссис Кители, не так ли?