Перед поместьем простиралась длинная терраса, возвышавшаяся над садом футов на шесть. На нее вела широкая лестница по центру и узкие лестничные пролеты с торцов.
Роберт, крадучись, поднялся по одному из них, пока его голова не оказалась на одном уровне с верхней ступенькой, а затем осторожно выглянул на террасу. В течение медленно тянувшихся двух-трех минут ничего не происходило. Было очень темно, и Роберт счел тишину и темноту очень угнетающими. Старые кедры у террасы отбрасывали причудливые тени на траву — свет звезд был достаточно ярок, чтобы видеть эти тени, но его не хватало на то, чтобы увидеть что-то еще.
Роберт был совершенно ошарашен, когда неожиданно понял, что тот человек стоит на террасе довольно близко к нему. Он стоял, прислонившись к каменной балюстраде лицом к дому. Должно быть, он стоял там уже какое-то время. В любом случае, он должен был появиться там раньше Роберта.
Тишина тянулась и тянулась. Незнакомец не двигался, а Роберт пригнулся, пряча голову ниже уровня верхней ступеньки, и ждал, что произойдет. Если его теория верна, то следующий ход должен сделать кто-то из дома. Дверь или окно откроется, и Перитона (если, конечно, это Перитон) пустят внутрь. Или, быть может, этот человек должен подать какой-то сигнал, свист или что-то подобное. Верным оказался первый вариант — засов был очень осторожно снят, щелкнул замок, и знакомый голос, голос девушки, низкий и хриплый, сдержанно спросил:
— Это вы?
Роберт рискнул и высунул голову над ступенькой. Человек не пошевелился. После паузы со стороны голоса последовали одна за другой четыре вспышки света, как от гелиографа[2]. Замок снова щелкнул, а затем наступила тьма, еще темнее прежнего.
Роберт скользнул назад, вниз по лестнице, и скрылся за спасительным покровом кедров и рододендронов. Он увидел все, что хотел. Человек на террасе не был Сеймуром Перитоном, и все же Роберт где-то видел его раньше. Он припоминал маленькие рыжеватые усы, коротко стриженые волосы и квадратные плечи, но не мог вспомнить точно. Всю дорогу домой он ломал голову над тем, где же все-таки его видел и что вообще тот мог делать в поместье. Роберт был уверен в одном — этот человек не был ожидаемым или желанным посетителем. Сигналы предназначались для кого-то еще. Об этом явно свидетельствовало выражение удивления и тревоги на лице ночного визитера при неожиданных вспышках света.
Только почти добравшись домой, Роберт вдруг вспомнил, что видел этого человека на днях в деревне. Тогда он предположил, что он один из немногих заядлых рыбаков, приезжавших сюда и останавливающихся в рыбацкой гостинице «Тише воды», за пределами деревни. Но рыбаки нечасто практикуют свои навыки на чужих террасах посреди ночи. Роберт погрузился в раздумья на этот счет и лег спать только в час ночи.
Глава IV. Убийство
На следующий день, в субботу, в Килби-Сент-Бенедикт начались богатые на события выходные. Особенно запомнились два происшествия — их в деревне вспоминали еще некоторое время. Первым инцидентом было нападение, учиненное Адрианом Маколеем на капитана Гарри Карью, владельца небольшой загородной гостиницы «Тише воды», расположенной в полумиле от деревни, по дороге в городок-станцию Пондовер. Гостиница была намного больше маленьких деревенских таверн, «Снопа пшеницы» и «Трех голубя», но в то же время намного меньше, чем, например, «Карлтон»[3]. Свое название «Тише воды» она получила по той причине, что уже много десятилетий служила известным пристанищем для рыбаков, прибывавших в эту местность, чтобы удить форель в славящейся ею Килби-ривер. Помимо крыши над головой гостиница всегда предоставляла рыбакам и питание. Воскресный ростбиф, седло барашка по средам, горячие ванны в любой день для замерзших и окоченевших спортсменов (если слово «спорт» может быть по праву применено к рыбалке), пунш с виски и главная гордость — терновый джин — привлекали внимание избранных ценителей, предпочитавших реку Килби рекам Тест и Итчен.
Однако за пару десятилетий до нашего повествования, перед войной, гостиница постепенно пришла в упадок. Владельцу, самому некогда бывшему известным рыбаком, в конце концов, опротивело наблюдать за тем, как терновый джин смачивает горло кого угодно, но не его самого. Конечно, чем больше внимания он стал уделять почтенному напитку, тем меньше внимания оставалось на обеспечение удобства гостей и клиентов. Какое-то время казалось, что дурная привычка хозяина, объединившись с еще более не к месту случившейся войной, погубят гостиницу. Но, по счастью, она пережила не только дела арбитражного суда о банкротстве, но и опасность поглощения крупным пивоваренным заводом, который уже завладел «Снопом пшеницы» и «Тремя голубями». И когда в 1924 году бывший рыболов-чемпион, выпив свой последний стакан тернового джина, был похоронен под старыми буками на кладбище Килби-Сент-Бенедикт, гостиницу купил и начал вести в ней дела довольно необычный хозяин. Его звали Карью, капитан Гарри Карью. Он был джентльменом — титул капитана остался за ним со времен войны, это было одно из временных званий, отчего-то переживших перемирие. Новому владельцу гостиницы было около тридцати пяти лет, он был строен, носил небольшие коричневые усы, у него были каштановые волосы и голубые глаза. Его подбородок был из тех, которые невозможно однозначно назвать слабым или сильным. Он охотно объяснял всем свой выбор профессии. По природе он был ленив, и ему была ненавистна идея о том, что нужно борьбой добывать себе кусок хлеба и суетиться. Но он был до того ленив, что сама перспектива ничего не делать также приводила его в ужас: это означало, что каждый день придется думать над тем, чем себя занять, а это почти так же плохо, как и тяжелая работа. Следовательно, идеальной работа для него была та, в которой нет места конкуренции, суете, постоянному стремлению к чему-то новому. К тому же она должна занимать час или два в день, а это время можно рассудительно разделять перерывами на отдых и обеспечить себе приятное занятие на все утро. В итоге он нашел свой идеал во владении небольшой гостиницей, а любезный родственник помог ему найти капитал для покупки «Тише воды». Как тогда говорил Гарри Карью, одно только название гостиницы уже стоило этих денег.
С тех пор гостиница «Тише воды» стремительно возвращалась на утраченные позиции. Ванны вновь стали обжигающе горячими, седло барашка — восхитительно нежным, а порции тернового джина увеличились в размерах.
Помимо постоянных клиентов-рыбаков, бывавших в баре днем, по вечерам заведение стали посещать работники ближайших ферм, а также немногие мелкие дворяне, юноши на мотоциклах, коммивояжеры и автомобилисты. Все они знали, что зимой их тут ждут камин и иллюстрированные журналы, а летом всегда найдется лед для коктейлей и виски с содовой.
Все произошло здесь, в гостинице, когда субботним утром в нее явился Адриан Маколей. В как правило бесцветных глазах на этот раз пылал огонь, а обычно бледные щеки окрасились румянцем. Владелец вышел из своего номера с табличкой «Личная комната» и был мгновенно атакован. К счастью для него, желание Адриана навредить ему не соответствовало возможности сделать это на деле, так что Карью получил всего несколько царапин на лице и удар по голени. Нападавшего с трудом уговорили вернуться домой и остыть.
Это было первое происшествие, взбудоражившее местных сплетников. Они сошлись во мнении, что Карью исключительно хорошо повел себя в столь непростых обстоятельствах, а от этого молодого Адриана можно было ожидать чего-то такого. Он также был поэтом, но совсем иного типа, чем его отец. В его жизни — а ему уже стукнуло двадцать семь — до сих пор не было определенности. У него не было работы, и он не зарабатывал себе на жизнь. Отец пытался отдать его на обучение в Итон[4], но быстро понял, что Адриану совсем не подходит система образования, которая механически лепит из учеников необходимое, и забрал его оттуда в возрасте семнадцати лет. Два года в небольшом оксфордском колледже оказались чуть более успешным экспериментом.
Адриан мечтал, грезил и бездельничал в течение шести семестров, практически не соприкасаясь ни с руководством колледжа, ни с другими студентами, ни с образовательной системой вообще. Он писал довольно много стихов, финансировал и редактировал журнал-однодневку, провел короткий, но активный крестовый поход против гончих, убивавших кроликов и зайцев, во время которого один из его активистов, выходец из бомбейского округа, был отчислен из университета за нападение с ножом на сторонника гончих. Также Адриан приобрел репутацию эксцентрика после того, как скупил всех птиц в клетках, которых только смог найти, и выпустил их на свободу, а клетки сжег во дворе колледжа.
Спустя два года его внезапно и резко поразила агорафобия, то есть неприязнь к нахождению среди множества людей. Продав все свое имущество за смехотворную цену, он нанял автомобиль и тут же уехал в Килби-Сент-Бенедикт. Людовик Маколей не без оснований являлся поэтом: он не задал никаких вопросов и не делал никаких предложений. Он просто распорядился, чтобы две комнаты в дальнем конце одного из перестроенных амбаров отвели Адриану и чтобы никто не входил туда и даже не убирал там за исключением одного дня в месяц. Туманными намеками и обтекаемыми фразами он дал понять Адриану, что достаточно богат, чтобы содержать сына, и не намерен как-либо принуждать его высовывать нос за пределы обнесенного стеной сада, если он сам того не хочет.
Так что Адриан огородничал, читал стихи (но только не своего отца), слушал пение птиц да немного играл на скрипке.
Он был бледен, худощав, интеллигентен и выглядел интересным человеком. Он обожал деревню и в особенности всю загородную живность — птиц, кроликов, бабочек и деревья. Мотив его нападения на добродушного и веселого владельца «Тише воды» лучше всего объясняется словами самого Адриана — затаив дыхание, он рассказывал отцу о сути дела: