Исколотое тело — страница 7 из 34

— У вас нет желания рассказать мне…

— Нет… нет. В каком-то смысле я гордый человек, мистер Флеминг.

Флеминг слишком хорошо разбирался в людях, чтобы не осознать, что сейчас больше ничего не узнает от священника. Он вышел на деревенскую улочку и наблюдал, как из темно-красных дымоходов коттеджей медленно изливается мирная вечерняя дымка, превращаясь в то, что Хенли[8] назвал «золотисто-розовым туманом». Спокойствие этой сцены — безмятежные звуки приближающихся сумерек, пролетевшие мимо грачи, проехавший мимо велосипедист, медленно возвращающиеся домой коровы — странным образом контрастировало с жестокостью деревенских раздоров, с покойником, на груди которого была ножевая рана и с яростным блеском в глазах человека, непринужденно складывавшего книги в коробки.

Глава V. Миллионер и его дочь

Инспектор Флеминг прогуливался по деревенской улице, сунув руки в карманы. Было только начало седьмого; он заглянул в «Три голубя» и заказал там пинту пива. Он курил трубку, сидя в углу бара, и листал страницы «Фильда»[9] трехмесячной давности. Он был незаметным человеком и, если хотел, мог довольно легко и успешно слиться с толпой. В сельском баре на него никто не обращал внимания после первых ленивых, лишенных любопытства взглядов, и уже через полчаса инспектор знал об общественном мнении в деревне — по крайней мере, о мнении посетителей «Трех голубей». Выводы, к которым единогласно пришли местные завсегдатаи, были следующими:

Это дело совсем не так просто, как кажется на первый взгляд.

Если бы мистер Перитон рассказал все, что знал, то всем было бы известно множество занятных сведений, о которых теперь никто не знает.

За последнюю неделю мистер Перитон навещал миссис Коллис каждый день примерно в половине первого ночи, и это не устраивало мисс Мандулян. Мисс Мандулян не из тех, что станут терпеть подобное.

Что мисс Мандулян со странностями.

Что миссис Коллис леди — настоящая леди, тут ничего не скажешь.

Что никто не удивится, если господин Мандулян не станет особенно сожалеть о смерти Перитона; в случае с господином Мандуляном никто не может быть уверен, что именно и о ком думает этот джентльмен.

Что господин Мандулян со странностями.

Что пастор был в бешенстве из-за поступков мистера Перитона уже не один месяц, и что мистер Перитон повел себя неправильно, организовав в минувшем январе футбольный матч как раз во время воскресной утренней службы.

Было бы странно, если бы пастора посадили на скамью подсудимых и повесили за убийство, ведь в 1882 году пастор Гриллер сам застрелился в старом лесу Килби.

Что экскурсия, судя по всему, не состоится, а ведь столько людей ждет ее, потому как им вряд ли удастся съездить в Борнмут самим.

И, в конце концов, общественное мнение всегда возвращалось к первому пункту — все не так просто, как кажется на первый взгляд.

Кажется, от посетителей «Трех голубей» нельзя было узнать что-то помимо этого, так что Флеминг решил тут же совершить визит в поместье. Мандуляны, и отец, и дочь, кажется, были как-то связаны с покойным, значит, разговор с ними мог оказаться полезен. Итак, инспектор свернул на дорогу, ведущую от деревни к поместью. Пройдя четверть мили, он добрался до подъездных ворот, а затем перешел каменный мост через Килби-ривер, значительный отрезок которой приходился на территорию поместья — она протекала за несколько метров от окружавшей его стены. Впрочем, тут она оказалась немного шире ручья и едва ли была достойна звания реки, будучи всего шесть-семь метров в ширину. За рекой начинался пологий подъем к самому особняку, выгодно расположенному среди деревьев и вечнозеленых кустарников.

Владелец поместья, Теодор Мандулян, курил сигару в окружении своих роз, когда прибыл инспектор. Как только последний озвучил суть дела, миллионер прошел на террасу, где стояла пара стульев, и вынул портсигар.

Мандулян был очень крупным человеком, а благодаря широким плечам казался еще крупнее. Роста в нем было более ста восьмидесяти сантиметров, а выглядел он еще на несколько сантиметров выше. Он был одет в жилет и клетчатые штаны и обут в ботинки на пуговицах, напоминая копию портрета эдвардианской эры — сигара, черная борода, учтивость, экзотичность, атмосфера светскости, которую он распространял вокруг себя. Все это вызывало в памяти Эдуарда Седьмого[10].

Как только Флемингу были предоставлены сигара и виски с содовой, с позволения хозяина он объяснил причину своего визита.

— Как я понимаю, вы были близким другом мистера Перитона, — начал он.

— Боюсь, что у деревенских сплетников несколько старомодные взгляды на современное общество, — улыбнулся армянин. — Если человек пользуется моим коттеджем, каждые выходные приходит в мой дом на завтрак, обед, чай, коктейль и ужин, сплетники начинают предполагать, что он — мой близкий друг. Будь они более современны, мой дорогой инспектор, они бы предположили, что Перитон был близким другом дочери хозяина, с самим же хозяином он был лишь мимолетно знаком, — армянин снова улыбнулся. — Мистер Перитон был одним из друзей моей дочери, — добавил он. — Их много.

— Но был ли Перитон… как бы это сказать… был ли он более близким другом вашей дочери, чем большинство других?

— Без всяких сомнений. На самом деле, он был самым близким из всех них. Это меня удивило.

— Могу я спросить — почему?

— Я был удивлен тому, что хоть кто-то из них оставался ее другом дольше шести-восьми недель. Моя дочь, инспектор, как и все нынешнее поколение, очень беспокойное создание. Ее настроения и причуды столь же изменчивы, как и она сама. Целый месяц ей кто-то на самом деле очень нравится, а потом — пуф! — и он исчезает из ее жизни. Но не Перитон. Он остался.

— Он вам нравился?

— Он развлекал меня и мою Дидо. В наши дни уже немалое достижение. Так что я позволил ему за чисто номинальную плату арендовать мой коттедж по ту сторону реки, и обычно он приезжал сюда на каждые выходные. Иногда оставался на несколько недель. Он мог приходить сюда когда угодно, как ему заблагорассудится — на обед, ужин, даже на завтрак. Да, он развлекал меня. Я буду скучать по нему. А моей бедной Дидо, боюсь, его будет не хватать еще больше.

— У него было много врагов?

— Я могу представить мало людей с большим количеством врагов. У него всегда были наготове и острое словцо, и кулак. Прекрасный боксер, я полагаю, и храбрый, насколько это возможно.

— А когда вы в последний раз его видели? Он приходил, как обычно, поужинать с вами прошлой ночью?

— Нет. Не приходил, ни на ужин, ни на коктейль. Последний раз я видел его вчера днем, где-то в половине четвертого.

— То есть в воскресенье?

— Да.

— Он обедал здесь?

— Нет. В субботу он сказал нам, что не придет на обед в воскресенье.

— Он не говорил, где собирается обедать? Не видели ли вы его после того, как он ушел от вас в половине четвертого? Предполагалось, что он будет обедать здесь?

— Ах, этого я не знаю, — с улыбкой отвечал господин Мандулян. — Вам не стоит задавать хозяину такие вопросы, инспектор, лучше спросите у дочери. В действительности мы всегда приглашали Перитона, и он иногда приходил, а иногда нет.

— Еще один вопрос, и я больше не стану вас беспокоить до поры до времени, — сказал Флеминг. — Была ли у него какая-то особая причина для визита к вам вчера в три часа?

Миллионер на мгновение задумался, а затем ответил:

— Да, мистер Флеминг, такая причина была, и даже две. Во-первых, он нашел в парке куропатку, ее подстрелили, пока в субботу нас не было здесь. Он принес ее сюда…

— О, — сказал Флеминг. — Это объясняет то, откуда взялось перо куропатки в кармане его жилета. Продолжайте.

— А вторая причина заключалась в том, что он хотел позаимствовать шесть тысяч фунтов.

— Шесть тысяч фунтов! Это кажется довольно необычным.

Господин Мандулян пожал огромными плечами.

— Я никогда не считал, что люди, приходящие, чтобы занять денег, выглядят необычно. Я даже никогда не считал это чем-то из ряда вон выходящим. Вот когда человек приходит и не пытается занять денег — это совсем другое дело.

— И что вы ему ответили? — спросил Флеминг.

— Я поблагодарил его за куропатку и передал ее Уолтеру, своему слуге. А затем я дал Перитону шесть тысяч фунтов.

— Что? — Флеминг даже подскочил. — Вы дали ему деньги?

— Да. Ведь я обещал, — последовал спокойный ответ.

— Господин Мандулян, — сказал Флеминг, — это крайне важно. Когда этим утром было найдено тело Перитона, у него не было чека…

— Я дал ему деньги в казначейских билетах.

— Сэр, я хочу, чтобы вы рассказали мне всю историю.

— Конечно, расскажу, — мистер Мандулян выпустил облачко сигарного дыма, которое воспарило ввысь и растворилось в безмятежном воздухе. Затем он продолжил:

— Это простая история, мистер Флеминг. Моя дочь, сменив, скажу прямо, множество кандидатур по мыслям или по сердцу — как вам угодно, — наконец остановилась на Сеймуре Перитоне. Это не тот вопрос, в котором она советовалась бы со мной, и я этого даже не ждал. Я был поставлен перед фактом и, будучи философом, принял его, мистер Флеминг. Мистер Перитон также поставил меня перед фактом, но несколько иного рода. У одной леди, хористки, стремящейся к известности, имелось несколько писем, написанных ей Сеймуром Перитоном, и они, несомненно, произвели бы неблагоприятное впечатление в суде. Вопрос заключался в следующем: не куплю ли я их для него в качестве свадебного подарка? Или, если вы предпочтете назвать это так, не куплю ли я Перитона в качестве мужа для моей дочери. Поскольку моя дочь выступала за эту сделку, на прошлой неделе я отправился в Лондон и получил деньги в билетах, а вчера днем я передал их Перитону.

После этого рассказа наступила тишина — детектив обдумывал услышанное. Наконец он сказал: