— Ты за меня не переживай, — дознаватель вроде как и не обиделся, напротив, его движения были точны и деловиты. Такое ощущение, что папа собирался проводить еженедельную порку детей по субботам, а сейчас осуществляет привычный, до мелочей знакомый ритуал. — Я, в отличии от тебя, точно знаю, чьи в лесу шишки. От таких придурков, как ты, Винокуров, одни проблемы! Вы же нормальных слов не понимаете, значит придётся учить другими методами…
Не-е-е, он точно дурак. Самое страшное, что сержант рядом с ним не выказывает ровным счетом никаких эмоций. Если бы у него на лице светилось удовольствие, то я решил бы, что он садист, получающий удовольствие от чужой боли. Заметь я хотя бы нотку страдания, то можно было бы подумать, что человек просто попал в неприятные обстоятельства, ему нужна эта работа и он вынужден мириться со всем, что здесь происходит…
Но у конвойного не дёрнулся даже мускул. Ощущение, что он смотрит по телевизору детский мультик, содержание которого знает наизусть, а сотый раз пересматривать вынуждает годовалая дочка, которой именно эта история чем-то понравилась.
А вот у меня от улыбки Пенькова дернулось всё. И внизу живота похолодело. Дело в том, что я ещё с яслей не люблю, когда мне делают больно. Аллергия у меня какая-то на это дело. Ушибленная ночью спина заныла в предвкушении новых испытаний, поэтому я решил, что этот балаган пора заканчивать.
Видят боги, я хотел всё сделать правильно, но Эдика где-то носит.
— Старлей, а хочешь я тебе фокус покажу? — неожиданный вопрос вкупе с ещё одной лучезарной улыбкой заставили Пенькова замереть на месте с уже поднятой для удара рукой.
Дзинь!
Цепочка наручников лопается, как будто сделана из лёгкого пластика. Рот Пенькова открывается для крика, но слишком медленно, чтобы он успел что-то сделать…
Конвойный вжался спиной во входную дверь и судорожными движениями пытается нашарить кобуру с табельным пистолетом. Вот теперь отчетливо видно, что его лицо живое, а не застывшее, как будто пчёлы от души воском плюнули.
— Прекратить! — дверь распахнулась внезапно, и упирающийся в неё полицейский кубарем вылетел в коридор, так и не нащупав оружие.
«Хорошо, что не успел!» — мелькнула мысль у меня в голове. — А то стрельнул бы случайно, неизвестно куда пуля отлетела бы.
Эдик брезгливо переступил через конвойного и зашёл внутрь допросной. Из коридора в кабинет заглядывал какой-то полицейский полковник, а за его спиной столпились зеваки из числа других сотрудников ОВД.
— Развлекаешься? — с претензией спросил он у меня, с недовольством рассматривая Пенькова. Тот явно не понимал, что происходит, но под взглядом полицейского полковника всё-таки опустил дубинку и теперь пытался осознать, что за странный мужчина прервал его спектакль, и почему он ведёт себя так по хозяйски.
— Что за грязные инсинуации? — моему возмущению не было предела. — Я вообще-то вёл себя крайне мирно, по крайней мере, до тех пор, пока меня бить не начали. И вообще, мог бы приехать и пораньше. Такое ощущение, что ты до ОВД с Магадана добирался.
— Да лучше б с Магадана, — вздохнул Эдик. — Ладно, потом расскажу, чем я занимался. Поехали! Я спать хочу!
— Между прочим, я тоже спать хочу, — ответил я язвительно и потряс руками с остатками наручников. — С меня эти украшения снимут или с собой на память забрать?
В этот момент наконец-таки дар речи появился у Пенькова, который всё ещё хлопал глазами и растерянно рыскал взглядом по всем присутствующим.
— Эй, уважаемый! А вы, собственно, кто? Гражданин Винокуров задержан в связи с совершением серьёзного правонарушения! — теперь голос старлея звучал действительно солидно всем на удивление.
— Это какого же? — повернулся к нему Эдик. — Бракованные наручники сломал?
— Он избил трёх человек, между прочим, помощников депутата городской думы, и оказал сопротивление сотрудникам правоохранительных органов, — взвизгнул старлей, отчего мой друг досадливо поморщился.
— Не позволил отлупасить себя резиновой дубинкой? — негромко, как будто разговаривая сам с собой, поинтересовался Эдик, а затем опять повернулся ко мне. — Андрей, ты хоть что-нибудь можешь сделать без лишнего пафоса? Зачем было устраивать спектакль с избиением, танцами и арестом? Тебе что? как маленькому ребёнку внимания захотелось? Не мог этих придурков просто убить и прикопать где-нибудь в палисаднике?
В наступившей тишине раздалось отчетливое хрюканье полковника, который уже явно прикидывал, не самозванец ли мой друг, декларирующий столь ужасные вещи. Впрочем, если бы он не издал этот звук, то, возможно, Эдик бы про него и не вспомнил.
— Что касается вас, — обратился мой друг к полицейскому начальству, — то я сегодня же доложу рапортом о произволе, который творится в этом подразделении. Избиение задержанных, выбивание показаний, подтасовка фактов…
— Взятку ещё вымогали, — мстительно подлил я масла в огонь, но Эдик не обратил на мои слова никакого внимания.
— Если до недавнего времени я ещё думал, что произошла какая-то ошибка, но сейчас вижу, что вам не помешают жёсткие меры, — мрачно пообещал мой друг всем присутствующим.
В кабинете повисло мрачное и где-то даже гнетущее молчание. Я подошёл к конвойному и, не говоря ни слова, протянул ему свои руки. Тот вздохнул и начал снимать с меня браслеты.
— Ну долго тебя ещё ждать? — нетерпеливо буркнул Эдик, направляясь к выходу, но остановился, услышав очередной визг Пенькова.
— Вы ещё не знаете, с кем связались!!! Ссаться от страха начнёте!!!
Эдик промолчал, но бросил на него такой взгляд, что старлея буквально качнуло на месте. Суицидник! Я всегда говорил, что перед тем, как прыгать на кого-то, надо хотя бы выяснить, кто именно перед тобой находится.
Эдик смотрел на Пенькова, не отрываясь, и в какой-то момент мне даже стало жаль этого придурка. С другой стороны, такие идиоты понимают только язык силы. Полковник хотя бы преподаст ему жизненный урок, другие на его месте могли бы просто убить…
— Андрей!! — внезапно рявкнул мне Эдик. — Я опаздываю!!!
И мой друг стремительным шагом вышел из кабинета. Полицейские расступились перед ним, как по команде, а по форменным штанам старшего лейтенанта Пенькова тем временем медленно растекалось тёмное пятно.
Глава 8
К дому Эдик меня всё-таки подвёз. Из отдела мы вышли вместе, причём все двери перед нами распахивались без дополнительных вопросов и препятствий. Судя по всему, полицейские искренне желали побыстрее избавиться от нас, уже, наверное, в принципе, жалея, что умудрились с нами связаться.
Думаю, что сотрудники этого ОВД меня больше никогда задерживать не будут, а если даже придётся, то явно отправят куда-нибудь подальше. Впрочем, мне знакомство с местными порядками тоже особенно не понравилось.
Служебная «Тойота» Эдика стояла на парковке перед отделом полиции, и на фоне большинства припаркованных машин смотрелась как-то бедновато. Да уж, растёт благосостояние стражей правопорядка. Будем надеяться, что все они куплены не на деньги, выбитые с задержанных, а на честно заработанную зарплату.
Эдик стремительно подошёл к автомобилю, взялся за ручку дверцы и вдруг закричал на меня.
— Ты то куда лезешь? Или мне ещё таксистом для тебя поработать?
— Тихо, тихо, полковник! — поднял я руки вверх, которые уже действительно протягивал к задней двери. — Ты чего кипятишься? Я тебя чем-то обидел? Или считаешь, что я сделал что-то неправильно?
— А что не так? Ты думаешь, что всё правильно? — хлопнул ладонью по крыше автомобиля Эдик. — Андрей, ну неужели обязательно было весь этот балаган устраивать? Какая-то драка у подъезда, потом целое шоу в полиции! Светлана мне весь телефон оборвала, Мирон планы штурма ОВД разрабатывает, а ты что? В кабинете загораешь и цирковые номера показываешь?
— Я соседу помогал, — примирительно подергал я Эдика за край куртки. — Его злые дяди побить хотели. Ну что ты заводишься? Я должен был поступить иначе? Мимо пройти?
— Андрей, хватит паясничать! — ещё больше распалялся мой друг. — Ну почему у тебя всё в жизни всё с шуточками и прибаутками? Ты не забыл ещё, что люди погибли? И как бы ты ни улыбался, в этом частично есть и твоя вина!
Блин, вот умеет Эдик двумя словами всё настроение испортить. Естественно, что я ничего не забыл, но и впадать в депрессию считал абсолютно неправильным. Не знаю, как другие, а я, например, в состоянии уныния боец плохонький. Чтобы проблемы решать, нужно быть в тонусе, иначе не будет ровным счетом никакого толку.
— Я полночи объяснялся, как мог погибнуть целый экипаж наружки, а ты спектакли устраиваешь, — продолжал кипятиться полковник, по-моему, забыв, где мы находимся и что его слова могут услышать посторонние. — Это люди, Андрей, люди! Еще вчера они были живыми, у них были планы, мечты, их любили и ненавидели! А ты сидишь всю ночь в отделе и расслабляешься! Самому заняться нечем, так ты еще меня дергаешь по пустякам?
— Ну ладно тебе, — как можно примирительнее ответил я другу. — Говорю же, просто хотел сделать всё правильно. Мне и в голову не могло прийти, что участковый меня в ОВД потащит и потом здесь всю ночь промаринует. А кстати, почему по наружке объяснялся ты, а не Мерзкий? Он мне сказал, что это была полностью его операция.
— Молод он ещё, потому что, — уже тише забурчал Эдик, не заметив, как ловко я перевёл тему. — Кто начальник, с того и спрос. Санкцию на использование наружки, кто, по-твоему, давал? А дальше вообще дурдом начался. Те, кто не в курсе, чем занимается мой отдел, почему-то очень сильно этим вопросом заинтересовались. А те, кто в курсе, пришли в ужас, полагая, что приближается, как минимум, зомби-апокалипсис… И всем нужно что-то объяснить, всех успокоить. Один придурок в звании адмирала вообще объяснительную с меня требовал.
— Однако, — присвистнул я, постепенно понимая, как лихо всё закрутилось. Эдик возглавлял специальный отдел госбезопасности, который вроде бы существовал, но реально никогда и никому не подчинялся. При этом почти все руководители ведомства считали, что имеют к этому подразделению непосредственное отношение.