— Александр Григорьевич, — прервал я старика, который, судя по всему, нашел новую тему и уже набирал воздуха для очередной лекции. — А всё-таки вот эти языческие символы… Может быть, они где-то сохранились? Неужели все росписи итальянских художников погибли?
— К сожалению, все! — вздохнул учитель. — Два сильных пожара уничтожили все картины, и мы сегодня можем лишь представлять, какой великолепный вид был у этих комнат. К сожалению, при советской власти сохранить это великолепие не сумели, а может быть, просто большого желания не было.
— Разграбили и пожгли после революции? — предположил я, но ответить мне учитель не успел.
— Да не так всё было! — раздался буквально у меня из-за спины женский голос. От неожиданности я буквально отпрыгнул на пару шагов в сторону и лишь усилием воли удержался от удара. — Усадьба горела два раза, вот только люди её не поджигали!
Как женщина сумела бесшумно оказаться у меня за спиной, я до сих пор не понимаю. Одета она была явно не для тайных операций. Вязаная юбка ниже колена, пуховик и платок на голове.
Расслабился, стал забывать об осторожности. Так и правда можно без головы остаться, и тогда Светка меня с того света достанет…
Зачем? Ну как же! Чтобы оживить и сказать: «Ну я же говорила!»
Всплеск адреналина внутри меня требовал выплеска, но я ограничился лишь тем, что в сердцах сплюнул под ноги.
— Дома плевать будешь! — строго заметила мне женщина, поправляя платок на голове.
— Подкрадываться было необязательно! — высказал я своё недовольство подошедшей и достал из кармана пачку сигарет. Из вредности очень хотелось добавить к своим словам обращение «бабушка», но боюсь тогда точно ничем хорошим наша экскурсия не закончилась бы. Стоявшая перед нами женщина выглядела крепкой старушкой в районе шестидесяти. Несмотря на возраст, от неё буквально исходили флюиды силы и здоровья. Про таких в моем детстве обычно говорили «кровь с молоком», правда, употребляя это выражение в отношении особ помладше.
Однако в данном случае, как мне кажется, было бы уместно практически любое сравнение. Дело даже не в размере бюста, который явно с годами не потерял в упругости и привлекательности, и уж тем более, не в крутости бёдер, а в том, что наша новая знакомая оказалась ведьмой.
Впрочем, экскурсовод об этой особенности, видимо, не догадывался, потому что, увидев женщину не напрягся как мы с Мироном, а, наоборот, расплылся в самой доброжелательной улыбке.
— Ольга Александровна, — буквально пропел Александр Григорьевич, расплываясь в самой блистательной из своих улыбок. — Очень рад снова лицезреть вас в этот прекрасный осенний день. Природа буйствует красками, но все они меркнут перед вашей естественной красотой.
Мама дорогая! А наш учитель оказывается тот ещё ловелас, жаль только, что цель для себя выбрал не по зубам. Интересно, а Ольга Александровна понравилась экскурсоводу своей естественной красотой или тут всё-таки есть частичка колдовства? Александр Григорьевич на ведьму только что слюни не пускает… Вон как улыбается, как будто кот крынку сметаны нашедший. И ведь наверняка не обьяснить мужику, что ничем хорошим его симпатия не может закончиться по определению. Всё-равно не поверит.
— Добрый день! — женщина прищурилась с хитрецой во взгляде. — Я смотрю, Александр Григорьевич, что количество ваших клиентов день ото дня увеличивается. Раньше вы обычно школьников водили на графский дом посмотреть, а сейчас вон каких добрых молодцев привели! Любо дорого посмотреть на них! Жаль только, что пугливые не по размерам. С виду медведи, а внутри мышки…
Сарказм и ирония сквозили буквально в каждом слове, сказанном ведьмой. И смотрела на нас с Мироном она с нескрываемой злобой, но экскурсовод, казалось, не замечал столь негативного отношения к нашим персонам.
— Ольга Александровна, голубушка! — воскликнул он, чуть ли не кланяясь в пояс объекту своего обожания. — Молодые люди хотят знать историю своей родины. Согласитесь, что по нынешним временам это редкость, и подобные устремления необходимо всячески поощрять.
— Конечно, нужно, — кивнула ведьма, вновь принимаясь буквально сканировать нас глазами. — Но так и вы тогда не халтурьте! Расскажите им настоящую историю усадьбы!
— Я, Ольга Александровна, историк! — гордо выпятил впалую грудь историк. — И привык оперировать только фактами. В документах указано, что усадьбу поджигали. Первый раз белогвардейцы в двадцать первом году, надеясь спалить заживо эскадрон Красной армии, а второй раз в двадцать восьмом.
— Тоже белогвардейцы? — уточнил хмурый Мирон, тоже догадавшийся к какому племени относится наша новая собеседница и ничуть этому известию не обрадовавшийся.
— Нет, — оживился Александр Григорьевич. — Тут история более запутанная. К этому времени усадьбу перестали использовать как казарму и хотели переоборудовать в детский дом для сирот, но, когда ремонт уже был практически завершён, произошёл страшный пожар. Следствие установило поджог. Тогда в отличии от первого случая погибли люди, если не ошибаюсь, сразу шесть человек. После этого дома усадьбы использовали как склады, и это длилось почти до конца семидесятых годов. В одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртом году было принято решение территорию парка усадьбы отдать под санаторий. Было построено два корпуса для отдыхающих и лечебный блок, после чего и территорию усадьбы понемногу начали облагораживать.
— Как-то не очень преуспели, — хмыкнул Мирон, по-прежнему не сводящий с ведьмы настороженного взгляда. — Ощущение, что как в семнадцатом большевики порезвились, так всё и осталось до наших дней.
— Усадьба является объектом культурного наследия, — запальчиво воскликнул экскурсовод. Щеки его раскраснелись, учитель принялся активно жестикулировать, защищая остатки былого величия и, казалось, даже немного обиделся за развалины. — Мало дать денег на ремонт, надо ещё найти специалистов, которые сумеют гарантировать восстановление исторического облика построек.
— Я так понимаю, что у вас другая версия произошедшего, — повернулся я к женщине, с улыбкой наблюдающей за Александром Григорьевичем.
— Допустим, — медленно кивнула ведьма. — Тебе рассказать или показать?
Глава 10
— Ну так как? — повторила свой вопрос ведьма. — Рассказать или показать?
— Очень рад, что мы с вами уже перешли на ты, — лучезарно улыбнулся я собеседнице. Надо сказать, что она с готовностью ответила на мою улыбку, вон, даже румянец на щеках появился.
Я почувствовал, как меня потихонечку отпускает. Напряжение, появившееся вместе с Ольгой Александровной, понемногу отступало и мне становилось окончательно ясно, что мы с Мироном совсем не зря приехали посмотреть на развалины усадьбы.
— Ну так вы с другом по возрасту мне в сыновья годитесь, — усмехнулась ведьма. — А может и во внуки. Сейчас вон пойдем ко мне, я вас чаем напою, блинчиков со сметаной отведаете. Сама с утра пекла, ещё наверняка тёпленькие.
— Спасибо, не надо, — пробурчал Мирон. — У меня уже есть бабушка, и я люблю её блинчики.
— Какой ворчун! — рассмеялась женщина. — Александр Григорьевич, ты где таких серьёзных мальчиков нашел? Прям как внук у моей соседки! Тоже вечно с серьезным лицом из Москвы приезжает, как будто в президенты назначили.
— Ольга Александровна, — перебил я словесные кружева ведьмы. — Мы с другом и в самом деле не хотим кушать. Давайте лучше вернемся к теме нашего разговора. Почему горела усадьба?
— Потому что хозяев дома надо уважать! — ответ прозвучал неожиданно жестко. Лицо женщины при этих словах как будто бы закаменело. — Я понимаю, что после революции у жизни появились новые властелины, но это не значит, что можно топтаться по памяти старых. Когда человек строит дом, он вкладывает в него частичку самого себя, можно сказать, даёт материальную основу своим местам и желаниям.
— Это истинная правда! — с готовностью поддакнул Александр Григорьевич. — У иных старых домов даже характеры есть, причём точь-в-точь как у хозяев.
— На стороне большевиков, — продолжала тем временем свой рассказ ведьма, — оказалось много всякого сброда, никогда в жизни дома не имевшего. Оно и неудивительно. Подобная публика всегда очень хорошо чувствует, какую сторону лучше выбрать для личного благополучия. Им были глубоко безразличны идеи всеобщего равенства, они пользовались хаосом, чтобы посильнее набить за чужой счёт свои карманы. В тысяча девятьсот восемнадцатом году в этой усадьбе на отдых расположились бойцы Красной Армии, которые не удовлетворились простым грабежом поместья. Они начали крушить стены, ломать парковые скульптуры, жечь мебель и осквернять портреты прежних владельцев этого дома. Это продолжалось весь день и половину ночи, а затем духи предков не выдержали.
Ведьма сделала поистине мхатовскую паузу и обвела нас всех внимательным взглядом, как будто проверяя, не думает ли кто-то из нас посмеяться над её рассказом. Но грудной голос завораживал и казалось, никто из нас даже не дышал, чтобы ненароком не пропустить хотя бы Слово. Ольга Александровна сделала глубокий вдох и продолжила.
— Один из красноармейцев, тот самый, который разрисовывал картины и пытался справлять на них нужду, в какую-то секунду вспыхнул, как спичка. Ошалевший от боли, он бросился по коридорам усадьбы, и предметы обстановки вспыхнули. Духи оказались милосердны к солдатам, поэтому никто из них не расстался с жизнью. Даже тот ополоумевший юноша, который тыкал штыком в холсты с портретами давно умерших людей, а затем, не удовлетворившись этим, принялся вспоминать самые гнусные изгибы своей фантазии. Призраки пощадили этих несчастных, забывших в угаре пьяной свободы, что они тоже смертны. Все красноармейцы успели выбежать на улицу, но сделать так ничего и не смогли. Они только стояли и смотрели на то, как огонь пожирает постройки старинной усадьбы.
— Красивая история, — Александр Григорьевич прокомментировал рассказ ведьмы с едва уловимым сарказмом в голосе. — Жаль только, что воспоминания очевидцев не сохранили ничего подобного, поэтому документальные свидетельства трактуют произошедшее совсем иначе.