— Искра, ты спишь?
— Нет, я чита-а-ах!.. — прикрывала я рот и старательно таращилась на строчки. — Чита-аю. Ты перевернул, да? Что там решил Парламент?..
Зато я уговорила Александра позировать мне при дневном свете и, донельзя довольная, надолго зависала над бумагой с кусочком угля.
— Этансель, пожалей мою шею…
— Жалею! Очень-очень жалею! Посиди еще минутку, пожалуйста!
Мы с Алексом вместе готовили, выяснив опытным путем, что забытый суп превращается в кашу, а вот каша… хм. Кашу лучше не забывать.
— Покойся с миром, друг, — напутствовал Райдер чугунок перед тем, как бросить его в открывшуюся под ногами яму.
— Аминь, — прогнусавила я, зажимая нос. Горелая овсянка — это ужасно.
— Как думаешь, миссис Ллойд поверит, что горшок стащили клуриконы?
— Не знаю… — протянула я. — Может, свалим на гремлинов?
— Должно сработать! — восхитился Райдер. Подхватил меня и закружил, а я, счастливо смеясь и безоглядно веря — не уронит! — раскинула руки, обнимая ночь.
Мы не расставались ни на секунду, и никто другой не был нужен. Совсем-совсем никто, нам хватало друг друга. Я не думала, что такая близость возможна — когда слова не нужны, когда желания совпадают, а прикосновения становятся такими же естественными, как дыхание. В нашем маленьком мирке просто не осталось места другим, были лишь я, Александр, искрящаяся зима и безграничная нежность — я задыхалась от нее по ночам и как скупец монеты собирала каждое мгновение, проведенное с Райдером, чтобы сохранить их в шкатулке памяти.
Чтобы было, чем жить, когда наступит лето.
Лето… Приближающееся с каждым часом, оно единственное портило сказку. Лето и тоскливый волчий вой по ночам. Выла Снежная — так я называла про себя подругу Одина. Она заглядывала в окна, крутилась возле порога, скулила, скреблась, царапала двери, зовя своего волка, но тот, полупьяный от сонных заклятий, не отвечал.
Нас она боялась и, даже когда я умолила Александра оставить дверь внизу нараспашку, дальше коридора не вошла, а спустя несколько минут над пустошью снова потекли горестные, почти человеческие рыдания.
— О Господи, — проворчал Райдер, когда я расплакалась вслед за волчицей. — Искра, — притянул он меня к себе, укачивая будто ребенка, — ты же понимаешь, что Одину нужно лежать? Я не для того собирал его лапы из осколков, чтобы он охромел, а именно это случится, если начать его тормошить.
— А магией… нельзя? — всхлипнула я. — Как мою руку?
— Нельзя. Я сейчас нестабилен и либо не рассчитаю и выжгу этаж, либо проклятие потушит дар. — Александр снял губами с моих щек слезы, поцеловал кончик носа. — И уж лучше пусть она воет здесь, чем ищет приключения на свой хвост где-то там. Согласна? …Идем, я поставлю над спальней заглушку, а завтра растяну ее над домом.
Из-за заглушки мы с Алексом пропустили появление Уилбера.
Наше утро было поздним. Успевший побриться Райдер разбудил меня щекоткой, а когда я, не желая отпускать сон, натянула на голову одеяло, сгреб в охапку и понес вниз, к накрытому столу.
С Александром я совсем разленилась, с изумлением вспоминая, как всего три месяца назад с первым гудком вскакивала с тюфяка и куда-то бежала. Сейчас у меня едва-едва хватало сил, чтобы жевать завтрак, а связно мыслить я начинала только к вечеру. Я бы, пожалуй, и из постели до самого вечера не вылезала, но маг не позволял, заставляя меня вовремя есть и гулять.
Подсушенный ломтик черного хлеба пах горьким тмином. Александр щедро смазал его яблочным джемом, положил сверху сыр.
— Так?
— Да, — улыбнулась я.
Такие тосты делали для нас с Мэри, когда я гостила в поместье МакЛин. Только джем был апельсиновым.
— Bon appétit, — чмокнул меня в щеку Райдер.
— Merci.
Я поерзала, устраиваясь удобнее на мужских коленях, сладко зевнула, прикрыв рот ладонью. Отхлебнула из высокой кружки, и Александр засмеялся, стирая с моей губы молочные усы. Сам Райдер пил по утрам крепкий черный чай — кажется, единственное хиндостанское, что он оставил в своей нынешней жизни.
А я вспоминала прежнюю. Яблочный джем вылезал из-под сыра, золотистыми комочками скатывался по хлебу и пальцам. Жмурясь от удовольствия, я собирала его кончиком языка, облизываясь, отламывала губами мягкий влажный сыр. Заметила, что Александр наблюдает за мной, и поспешно закрыла рот.
В глазах мага разгорались красные огоньки.
— Неужели так вкусно?
— Очень… — смутилась я. — Хочешь кусочек?
— Хочу, — усмехнулся Александр. — Очень хочу…
Ладони Райдера сжали мое лицо, а язык коснулся перемазанных джемом губ. Заскользил по ним, настойчиво уговаривая открыться, и нетерпеливо надавил, когда я, поддразнивая, помедлила, ворвался в мой рот.
Я застонала, чувствуя, как сонливость сменяется возбуждением и предвкушением. Повела плечами, освобождаясь от одеяла, зашарила свободной рукой в поисках тарелки — отложить мешающий прикоснуться к магу тост, и ойкнула, разрывая поцелуй, когда сорвавшийся с хлеба холодный джем капнул мне на грудь. Прозрачный конфитюр сполз к напряженному соску и, подрагивая, замер на его кончике.
Следом за первой каплей упала вторая — расчертила кожу липкой золотистой дорожкой, — третья…
…немедленно умойтесь, юная леди! Вы совсем взрослая, а перемазались, как поросенок!
— О Боже… — Покраснев, я потянулась за салфеткой, но взять ее не успела. Рывком поднявшись, Александр усадил меня стол, жадно слизывая сладкие следы. — Алекс!.. Ты с ума…
Райдер коротко поцеловал меня, заглушая протест, и снова припал к груди. Обвел языком сосок, собирая остатки джема, укусил, заставив меня вскрикнуть, и мягко покатал меж губами, лаской залечивая боль.
— Алекс…
Маг забрал в ладони мою грудь, сцеловывая конфитюр, с нажимом прошелся ртом по шее, прихватив зубами тонкую кожу.
— Алекс!
— Действительно, вкусно, — улыбнулся Райдер. — Так бы и съел тебя… Упрись в стол, Искра, — надавил он мне на плечи. — Да, вот так.
Глаза мага хищно горели. Он с силой развел мне ноги, любуясь, огладил бедра, талию, стиснул грудь.
— Знаешь, почему на гербе Райдеров дракон, Этансель? Мы никогда не упускаем свои сокровища…
Отдаваясь Александру, я чувствовала себя невозможно бесстыдной — на столе! в гостиной! Господи! — и восхитительно желанной. Следы, что маг оставлял на моем теле, делали удовольствие только острее: я — его сокровище! — и я льнула к нему, ловила его поцелуи и гортанные стоны, пока нас не захлестнуло горячей волной эйфории.
Затылок и спина Александра были влажными от пота. Я потерлась носом о шею мага, коснулась губами соленой кожи, приподняла длинные распущенные пряди и легонько подула. По спине Александра побежали мурашки.
— Еще, — пробормотал он, крепко прижимая меня к себе.
Я подула еще, взъерошив его волосы и оттянув ворот рубашки. Осторожно погладила заживающие ранки от чешуи, покосилась на Одина — не разбудили ли мы волка, — и потрясенно выдохнула, увидев Уилбера с часами в руке. Друг Александра стоял, прислонившись к стене, и беззастенчиво отсчитывал время.
— Недурно, — щелкнул он крышкой. — Смотрю, ты выздоравливаешь.
Плечи мага закаменели. Александр тихо ругнулся и сдвинулся в сторону, закрывая меня собой, дернул, поправляя, одежду.
— Тебя стучать не учили?
— Можно подумать, я твоего зада не видел, — хмыкнул Уилбер и тоже шагнул вбок. — Или мы девок не делили… Вирджиния, ты же не против?
Как в лужу окунул. Холодную грязную лужу, одной-единственной фразой вытолкнув меня в Уайтчепел. И будто не было зимней сказки — только противные смешки, жирная копоть и чужие деньги, жгущие руки. Под взглядом Уилбера я съежилась, закрываясь, подтянула колени к груди. Опустила голову, пряча выступившие слезы и задрожавшие губы.
Взметнувшееся одеяло накрыло меня с головой, следом раздалось шипение — как водой на раскаленный металл — и крик:
— Охренел? Ты мне лицо чуть не сжег!
— За языком следи, — сказал Александр, снимая меня со стола. Избавил от пледа на голове, плотнее укутал мои плечи в мягкую шерсть. — Извинись, — повернулся он к Уилберу.
На руке мага, поймавшего брошенный Райдером файербол, от запястья к кончикам пальцев нарастала новая кожа. Морщась, он держал кисть ладонью вверх, осторожно сдувая шелуху высыхающих волдырей. При словах Александра Уилбер поперхнулся воздухом и уставился на нас.
На меня, на Райдера. Снова на меня, смерив оценивающим взглядом, от которого затошнило. Насмешливо подняв бровь, на Александра.
— Серьезно?
— Шон!
— Гончий и воровка, какая пошлость, — ухмыльнулся Уилбер. — Мои извинения, мисс Хорн, — обозначил он насмешливый полупоклон. — Не думал, что вас может что-то смутить.
— Принимаем, — сжал мое плечо Александр. — Сейчас мы переоденемся и вернемся. А ты озаботься обедом, слуг нет, и еды тоже нет.
Я шла за Алексом как в бреду. Ноги подламывались, лицо горело, будто от десятка пощечин. «Гончий и воровка! Воровка… воровка…» — гремело в ушах. — «Воровка!» Слезы одна за другой срывались с ресниц, жгли подбородок, распухшие от поцелуев губы.
…что будет теперь, когда он знает? Что я буду делать, если он снова станет холодным и безразличным? И пусть холодность, но если разочарование и отвращение?
А миссис Ллойд? Ее брат?
Беззвучно всхлипнув, я зажала рот ладонью. Если бы не Александр, я бы, наверное, попыталась сбежать — до того, как он что-нибудь скажет, потребует объяснений, — но маг крепко держал меня за руку, и я, в ожидании приговора, механически шагала за ним. Как ослепшая от слез кукла на шарнирах.
Хлопнула дверь.
— Кретин, — буркнул Александр, стягивая рубашку. — Я ждал его вечером, но… Искра, ты плачешь?..
Я замотала головой, пряча лицо в одеяле. Я сейчас успокоюсь и приму все, что он скажет. Попробую объяснить, как вышло, что я стала тем, кем стала. Может, он даже поверит. Или хотя бы выслушает…