Ветер и волны, верните мне Бонни… Десять пенсов… Что с ними делать? Один раз поесть у мамаши Джен? Купить костей для бульона на неделю? Или джин для отчима, чтобы не трогал мать? А ботинки разваливаются, крыша течет, скоро платить за аренду проклятой хибары, из школы погнали, и единственная рубашка порвана в безобразной драке со Стивенсонами… Верните мне Бонни, верните мне Бонни, верните мне Бонни! И ведь стараешься, стараешься, а оно как в прорву! Не одно, так другое, не другое, так пятое! Верните мне Бонни, верните мне Бонни, верните мне Бонни! И что ни делай, как ни изворачивайся, завтра будет таким же — серым, пустым, голодным до головокружения, до боли в висках, с исколотыми пальцами, с натруженной спиной и босыми ногами, с болью внизу живота после каждого раза, со звоном цепи и всполохами разлома, с порезами, ошейником, кровью и проклятыми ящерицами — «Жрите…»
Александр очнулся, провалившись в канаву на безымянной улочке рядом с железнодорожной станцией. Чертыхаясь, выбрался на мостовую, сел на холодные, влажно блестящие под звездами камни. Ливень давно закончился, с неба сыпался мелкий дождь. Каждые четверть часа, добавляя к мороси сажу и копоть, гудели паровозы. Александр размазывал оседающую грязь по лицу и раз за разом пытался открыть портал.
Не выходило.
Дрожали руки, подводило ночное зрение, путались мысли. Не получалось ухватиться не то что за плетение, но даже за собственное имя — оно ускользало и расплывалось в десятке других. Александр Райдер. Откуда в Уайтчепеле взяться Александрам? Здесь есть Билли, Томми, Джекки, Долли и Сью. Но А-лек-сандр?.. Чистенький, да?..
Алекс понял, что снова скатывается, и ударил себя по щеке — так, что клацнули зубы. Хрипло ругаясь, прокусил палец, кровью начертил портал и выпал в гостиной особняка, прямо под ноги дворецкому и взвизгнувшим горничным.
— Ваша… Светлость? — оторопел при виде хозяина Эшли. Всколоченный, грязный, в рваном сюртуке и с картофельными очистками на плече, Александр походил на кого угодно, но только не на сына Роберта Райдера.
— Ага. Моя Светлость, — криво усмехнулся маг и, оставляя следы на светлом ковре, побрел в спальню. На правой ноге не было ботинка.
— Мистер Райдер, вам записка от мисс Уил…
— К черту мисс Уилбер. Выпить принеси, — не оборачиваясь, велел он.
Янтарная жидкость обожгла рот, смыла горький привкус желчи. Последний раз он ел больше суток назад, и виски сразу ударило в голову. Александр бросил мокрую одежду на пол, прихватив бутылку, закрылся в ванной.
К черту. Всё к черту. Эбберлайна, возвращающего на улицы воров и бандитов. Скотланд-Ярд, пропустивший появление Потрошителя. Королеву, отправившую его в Ист-Энд. Уайтчепел, смердящий, как отхожее место, и обитателей трущоб, из-за которых его каждый вечер выворачивает наизнанку — до судорог.
К черту.
Дар снова растекся, преподнеся как на ладони жадность и зависть горничной и брезгливое недоумение дворецкого. Потянуло затхлым. Александр плеснул в лицо водой и, отхлебнув виски, пьяно затянул, заглушая шуршащие в голове голоса:
— Мой Бонни за… океаном… Мой Бонни где-то за морем… Да чтоб ты сдох, Бонни.
Работать под виски стало веселее. Алкоголь притуплял чувства, превращал мозги в кашу, и Александру почти удавалось поверить, что увиденное — это не о нем. Не он. И не его. Он просто ищет убийцу. Нет, не этого, полгода назад устроившего поножовщину на петушиных боях. И не этого, отомстившего за друга — парнишку по-хорошему не помешало бы наградить за сэкономленные империей пять футов веревки.
— Молодец, — уважительно хлопнул маг по плечу пробегавшего мимо посыльного. — Все правильно сделал.
Ответная волна агрессии была такой, что Алекс отшатнулся.
— Руки убери, скотина пьяная!
Чужая злость вспорола хмельное благодушие, осколками битой бутылки глубоко вошла в тело. Глаза Александра налились кровью.
— Это я скотина? — усмехнулся он.
От тычка в живот мальчишка упал. Алекс переступил через него и, расталкивая идущих навстречу рабочих, зашагал на восток. Разыскиваемый им страх медленно, но верно обрастал плотью примет.
Маг поделил Уайтчепел на квадраты в пол-акра, от реки вверх, вдоль Шэдвилла и Степни Грин [районы, граничащие с У.], и теперь методично считывал их, надолго застывая у фонарных столбов и зияющих дырами стен. Стоял, высматривал, пил. Разбивал ногами клубы ночного тумана и стряхивал с волос утреннюю морось, мерз на сквозняках и блевал после виски в канавы. Лечил похмелье водой из конского корыта. Дважды дрался, не собираясь делиться деньгами и одалживать куртку. Время от времени появлялся в Горном Университете и на полигонах, что-то взрывал, демонстрируя испытания оружия, и возвращался в Ист-Энд.
Выжигать чужую память перестал. Зачем? Чтобы завтра окунуться в это все как впервые? Или чтобы четче видеть ошейник — он и без того, забываясь, расцарапывал горло? Черта с два, лучше жить в чужих кошмарах, чем в собственных. Тем более, что они почти не отличаются от яви — тот же холод, голод, вонь и сдерживаемые рыдания: «Верните Бонни…»
Нашлись и преимущества — мешанина приращенной памяти скрывала истинные намерения не хуже щита. Можно было походя убирать тех, кто мешал ему в Уайтчепеле, — только пепел оседал на ботинки, можно игнорировать Советников и с полным правом говорить, что он, Александр, их не слышал. Жаль, с леди Элизабет это не срабатывало.
В прошлый раз пожелавшая сунуть нос в расследование Королева приблизилась к самой границе лужи, по которой он брел, и только учуяв запах, остановилась. На краю сознания мелькнули брезгливо подобранные юбки.
— Как успехи, Александр? Ты выяснил, кто убийца?
— Боггарт, — потянул носом маг, но не почувствовал ничего, кроме свежести и мороза — на эмоциях леди Элизабет стоял глухой блок. Воздух очистился, с неба посыпался снег. На проклятой луже засеребрились льдинки. — Потрошитель — молодой боггарт, мадам. Не зарегистрированный — Эбберлайн проверил. Тварь не старше сорока, по человеческим меркам выглядит на двадцать пять. От Старой крови только сутулость и солнцебоязнь, предпочитает туманы и дождливую погоду. Одежду носит непринужденно, любит скрывающие фигуру плащи. К городам адаптирован. Пришлый, живи он в Уайтчепеле, я бы его уже нашел. Рост пять футов восемь дюймов, вес около двухсот фунтов. Лицо треугольное. Острый нос, тяжелые веки, зеленые глаза, ярко выраженные скулы. Светло-каштановые волосы. Слепок образа будет готов к этому четвергу.
— Сегодня пятница, — улыбнулась Королева.
— Да? Значит, к следующему.
— Александр, ты знаешь, какое сегодня число?
Стоять прямо было неудобно. Мир покачивался, шептал что-то, и маг, удерживая равновесие, оперся ладонью о забор работного дома. Достал флягу.
— Это важно? — Виски привычно обожгло горло.
— Тебе стоит меньше пить. — Холодные пальцы коснулись лба, скользнули по щеке. — Я чувствую приживленную память. Почему ты ее не убираешь?
— Она не мешает.
— Она меняет тебя. Если снимешь щиты, я помогу от нее избавиться. — Участие в голосе Королевы было таким искренним, что он почти поверил.
Почти.
Александр перехватил женское запястье, предупреждающе сжал.
— Я в порядке.
— Тогда работай.
Леди Элизабет стряхнула его руку и исчезла.
Приживленная память не мешала, она просто внедрялась в собственную, подсовывая чужие привычки, и Александр вдруг замечал, что орет на слуг, хамит поверенному и стравливает Эбберлайна со Скотланд-Ярдом. Отношения с окружающими стремительно портились, но останавливаться маг не собирался. Чего ради?
Ради кого?
Ради этой серости вокруг? Тупого стада, одержимого желанием получше устроиться за чужой счет? Беспринципного, трусливого, жадного, жалкого, готового убить, продать и продаться?.. И ладно в Уайтчепеле, с его хиндостанскими законами джунглей — там только выжигать и строить заново, — но в Вест-Энде, который раньше казался оплотом здравомыслия и порядка? Откуда столько… в людях, чей самый сложный выбор — что надеть к завтраку? И с какой стати он должен быть с ними любезен? С дураком-адвокатом, не способным оформить покупку Медных Буков, с лордами, которых не звал? С леди, мечтающими запустить холеные ручки в фамильные драгоценности Райдеров? С Шелл?..
Прекрасная мисс Уилбер шла к титулу герцогини с непробиваемостью броненосца. За три недели, на которые он выпал из жизни, Шелл не только завязала дружеские отношения со всеми его родственниками, но и стала лицом светской хроники, словно невзначай демонстрируя газетчикам помолвочное кольцо с трехкаратным бриллиантом.
Невеста герцога Райдера была всюду: о ней говорили на балах и приемах, за счастье «доброго ангела» молились в приютах, благотворительный фонд мисс Уилбер всплывал в мыслях обитательниц трущоб, от нее не удавалось отделаться даже в собственном особняке, все больше напоминающем шкатулку для рукоделия. Возвращаясь домой, чтобы хоть немного отдохнуть, Александр то и дело натыкался на следы присутствия Шелл — белые и голубые драпировки, забытые веера, атласные ленты на карнизах, переставленную мебель. По комнатам плыл запах лилий — мисс Уилбер подбирала цветочное оформление свадьбе.
От лилий тошнило. От мисс Уилбер тоже. Отоспаться не было ни малейшей возможности — стоило задержаться в спальне до завтрака, и в дверь начинали колотить:
— Мистер Райдер, мисс Уилбер ждет вас в гостиной.
— Мистер Райдер, прибыл портной.
— Мистер Райдер, вас просит о встрече граф Найтли.
— Мистер Райдер, привезли приглашения.
— Мистер Райдер, вы просмотрите смету для праздничного обеда?
— Мистер Райдер…
— ВОН! — рявкнул Алекс, швырнув в дверь бутылкой. В коридоре стихло. — Твою ж мать… — процедил маг, угрюмо глядя на засыпанный осколками ковер и винные брызги. — Твою ж паучью…