«Эмоции нужны, — змеей по камням зашуршал голос Уилбера. — Радость, счастье, оргазмы… Вот ими он тебя и обеспечил». Лучше бы просто убил… Я не хочу жить одна в окружении призраков!
— Пре-кра-ти! — Звонкая оплеуха опрокинула меня на кровать, и я затихла. — Даже думать не смей, слышишь?! — процедила Гончая. — Я не собираюсь больше тебя хоронить, Этансель! Ставить чертовы свечи, ходить на проклятое кладбище и злиться на отца, что он позволил тебя увезти! Ведь мог настоять…! — В зашторенном полумраке зрачки Мэри засветились зеленым, будто у кошки. — И если плевать на меня, подумай о моих родителях — они всегда были добры к тебе. Что я буду должна им сказать? «Maman, papa, помните Тини Хорн? Девочку, которую вы любили как собственную дочь? Она спаслась при пожаре, уцелела в приюте, выжила после встречи с Потрошителем, чтобы покончить с собой из-за совратившего ее скота!» — Мэри говорила все раздраженней и громче, пока не сорвалась на крик: — Мама пятый день не поднимается с постели, папа подал прошение об опекунстве, едва пришел в себя!.. Что, по-твоему, я буду должна им сказать, Этансель?!..
Разбитые губы саднили, но боль помогла осознать настоящее, и простая мысль, что есть люди, которым я небезразлична, которым нужна, оглушила. Глотая слезы, я потерянно смотрела на Мэри, но обида и горечь не позволяли принять ее: где лорд и леди МакЛинн были раньше? Почему решили помочь мне сейчас, а не пять лет назад, когда я попала в «Виллоу»? Почему ты — ты! — не отвечала на письма?!..
Мэри-Агнесс смерила меня горящим от негодования взглядом и, сдув упавшую на лоб прядь волос, отошла к столу у камина, зазвенела посудой. Короткий щелчок зажег свечи: две далеко, на комоде, еще одну в торшере рядом с кроватью. Яркие желтые лучи скользнули по беленой стене, полированному табурету, грязной салфетке на нем и утонули во флаконе лауданума.
Зашелестели юбки.
— Держи, — ровно сказала Мэри, протягивая чашку крепкого каштаново-коричного чая, и только теперь я увидела, каким усталым и осунувшимся было ее лицо.
…а платье измятым, словно его не меняли несколько дней. Три? Или пять?.. — уколола совесть, когда Мэри отодвинула молоко, а сахара себе насыпала столько, что ложка едва повернулась в сиропе. Она же не любит сладкое…
— Как ты нашла меня? — хрипло спросила я.
— Выплеск Источника трудно не заметить, — пожала плечами Мэри-Агнесс. — Ты едва не уничтожила половину Уэльса.
— Что?! — Я?!
— Ты не помнишь?
Я помню боль. Жгучую, сводящую с ума — словно все тело облили смолой и поднесли факел. Еще Александра и минуту затишья. Выстрелы. Снова боль… И белое пламя — по горлу вверх, бьющее изо рта, из груди, из трахеи, кажется даже из глаз! Мне не привиделось?..
— Тин, Источник — это огромный, при аккуратном использовании почти неисчерпаемый резерв магии, — села Мэри. — Чтобы ты понимала, в Третьем Крестовом походе Король Ричард за четыре часа сжег все крепости Кипра и двадцатитысячную армию Комнина при содействии одной Бьянки Блисс. Источника, — подтвердила Гончая, отвечая на немой вопрос.
Я способна на такое?!..
— Источник рождается вместе с ребенком, растет и наполняется, когда девочка становится девушкой, — размешивая сахар, продолжила Мэри. — С этого момента отношение к ней должно быть особенно бережным: никаких тревог, никаких волнений. Тем более никакого насилия. — Ложка звякнула. Мэри положила ее на край блюдца, отпила чай и, поморщившись, поставила чашку на табурет: — То, что пришлось тебе пережить в Уайтчепеле и у Райдера, сделало Источник нестабильным. Он наполнялся, затухал, опять наполнялся… Пока не выплеснулся, вывернув Холмы до Ир-Уитва. Человеческих жертв удалось избежать только благодаря Королеве — Она остановила и развернула поток, направив его в море.
— Но как Ее Величество…?
— По счастью, Она была недалеко.
— А Джейн? — Я стиснула кулаки так, что ногти оставили в ладонях кровавые лунки. Джейн была совсем рядом!
— Твоя служанка? Ей повезло, она оказалась в слепой зоне удара.
Я непонимающе смотрела на Мэри, и подруга, отбросив мешающий край одеяла, нарисовала на простынях окружность:
— Это щит, который поставили Райдеры вокруг коттеджа. Крепкое, очень хорошее заклятие. Это ты. — Мэри ткнула ногтем в дюйме от искрящегося овала. — Джейн Ллойд была здесь. — Тонкий палец оставил ямку с противоположной стороны границы. — Плетения полностью отразили выплески, основной удар пришелся на Ллавеллин…
…мистер Мартин!
— …но жители живы, — ободряюще сказала Мэри-Агнесс. Наклонившись, сжала мою руку, заглянула в лицо: — Тебя никто не винит, Этансель. Виновны Райдер и Уилбер, и они оба понесут наказание. За все: за предательство Короны, за твое похищение, за то, что держали тебя взаперти, за… — Мэри осеклась. — За все, — с усилием повторила она. — Уилбер уже в Тауэре.
Я вытерла мокрые щеки и хрипло вздохнула.
— Что будет с Алексом?
— Надеюсь, повесят, — зло сверкнула меткой Гончая.
Надеюсь, его никогда не найдут.
— А со мной?..
— А у тебя все будет хорошо, — улыбнулась Мэри-Агнесс. — Я обещаю.
Но спустя всего несколько дней стало ясно, что ее представления о благополучии слишком отличаются от моих.
18
Угрюмые тени башен Виндзора скользили по долине Темзы без малого три сотни лет. Когда-то давно над их острыми шпилями реяли флаги, в роскошных галереях толпились придворные, а за высокими стенами пели рога королевской охоты. Золото, бархат, парча, шелка, серебро множились в зеркалах; скрытые в нишах музыканты играли на гобоях и лютнях, кубки не успевали пустеть, и Филипп Красивый, муж Хуаны Кастильской, смеясь, просил Генриха VII подобрать ему покои попроще: простой консорт не достоин такого богатства. Он до сих пор улыбается с безымянной картины — потерпевший кораблекрушение путник с почетным эскортом рыцарей Подвязки. Пять долгих веков в залах Виндзора принимали гостей и давали пиры, пребывали в заключении и осаде, рождались, создавали союзы, любили, предавали, казнили… Но потом одну Королеву сменила другая, и все изменилось.
Белые стены замка ощетинились терном. Лес облетел. Люди исчезли — опустевшие покои заняли летучие мыши; в стылой тиши теперь раздаются лишь шлепки штукатурки и шелест потревоженных крыл. Гулкое эхо несет их по анфиладам, множит под куполами, звенит, гремит, пугает ворон Круглой башни — птицы взмывают вверх, и небо становится черным; воздух потом еще долго дрожит от хриплого карканья. И снова безмолвие… И острые упругие перья, устлавшие двор. Пар от дыхания. Морозные узоры на стеклах. Коленопреклоненная фигура у входа в часовню — я думала, это священник, но крупный рыжебородый мужчина, поднявшись, растворился в стене.
Стены, стены, стены… Со всех сторон, куда ни взгляни, меня окружали стены и башни, бессчетные двери, лестницы, ведущие из темноты в темноту, и коридоры, чьи стрельчатые своды терялись во мраке — огромный лабиринт, скрытый в чаще. Здесь ничего не походило на пустошь Уэльса.
…и все было абсолютно таким же.
Я снова жила в комнате с зеркалом напротив кровати, высоким шкафом, комодом, камином у дальней стены, гобеленом, только вместо сира Гавейна за мной следил мастер Херн в обрамлении розы Тюдоров. Спуститься во двор в одиночестве я не могла. Ко мне никого не пускали. Я не получала никаких новостей — кроме тех, что одобрила Королева. А Мэри, Мэри-Агнесс, подруга, которую я так стремилась найти, оказалась тюремщицей.
Не только моей.
Мы гуляли по продуваемому всеми ветрами клуатру, когда я впервые встретила тех, кого зовут Королевскими Источниками. Две девушки, тесно прижавшись друг к другу, сидели в нише для вазы. Издали они походили на призраков, раз за разом шагающих с башни: белые платья, бледная кожа, длинные белые волосы, разбросанные по плечам. Шквальные порывы трепали плащи, кружили листья, и я ждала, что вот-вот подхватят и их, рассыпавшихся туманом, но чем ближе мы подходили, тем отчетливее было видно ничего не выражающие лица и пустые глаза.
— Кто это? — остановилась я. — Что с ними?.. — И вдруг поняла, вспомнив слухи о Королеве. — Мэри, это…?!
— Тихо, — сжала мою руку Гончая, — Ты их испугаешь. …Элис, Лаванда, все хорошо? — ласково спросила она. Девушки кивнули — медленно, словно во сне. — Вам что-нибудь нужно? — Равнодушное покачивание головами: вправо-влево, вправо-влево. — Идем, — сказала Мэри-Агнесс и, стиснув ладонь, быстро повела меня прочь. По пути я несколько раз оборачивалась, но Источники ни разу не шевельнулись, бездумно рассматривая увитые оледенелым остролистом колонны.
— Почему они… такие? — задыхаясь от бега, спросила я, едва мы спустились к часовне.
Мэри убедилась, что нас не видно за поворотом клуатра, и только тогда позволила мне сбавить шаг:
— Какие?
Неживые.
Я не сказала это вслух, но красноречивое молчание повисло в полдне, как блестящая на солнце секира палача. Над головой шумели желтые кроны каштанов, редко бил колокол, чередуя тени и свет, стремительно неслись облака, а взгляд Мэри-Агнесс становился колючим и нетерпимым.
— Девушки рады служить своей Королеве, Тин, — сказала она тоном, не терпящим возражений. Вытянула руку, ладонью в замшевой перчатке стерла испарину у меня на лбу: — Думаю, прогулок на сегодня хватит.
Источников же ни в чем не ограничивали — если забыть о замках на воротах, ведущих из замка. Стоя у окна, я часами могла наблюдать их внизу, сидящих на пожухлой траве у пустого колодца, бродящих по клуатру или в морозном тумане вокруг Круглой башни. Всегда вместе, всегда рядом, словно сиамские близнецы, неспособные жить друг без друга, они, казалось, не чувствовали ни ветра, ни снега, ни гнева, ни радости, ни голода или усталости, — и это было особенно жутко. Неудивительно, что я приняла Лаванду и Элис за неупокоенных духов.
…что Королева делает с ними?!
— Ничего из того, что творили Уилбер и Райдер, — вороша дрова в камине, бросила Мэри. Пламя металось, вырываясь из клетки, и казалось, тень Мэри-Агнесс живет своей жизнью: извивается, растет, накрывает комнату, расправляя под потолком изломанную спину… Я обняла себя за плечи и придвинулась к огню. В детстве я бы с ума сошла от страха; или меня бы привезли сюда во младенчестве?