— Сразу после рождения, — подтвердила Гончая.
— С мамой?
— С кормилицей.
С чужой женщиной, которую бы позже заменили отмеченные Королевой слуги. И ни друзей, ни родных, ни возможности что-то увидеть или узнать, кроме подвалов и башен. Я бы даже не понимала, что в заточении!
— Это жестоко!
— Мир жесток, Тин, — пожала плечами Мэри-Агнесс, — а Источники беззащитны. Я понимаю, после Ландона Виндзор кажется тюрьмой, но это единственное место, где ты в безопасности. Воспринимай замок как… ну, например, монастырь. Тихий, уединенный…
— Где мать-настоятельница пьет жизнь из монахинь, — пробормотала я, и Мэри раздраженно встала.
— Тин, ты думаешь, случившееся с тобой — событие из ряда вон? — опираясь на раскаленную кочергу, как на трость, спросила она. — Кошмарное стечение обстоятельств?.. Тысячу лет, пока не вмешалась Королева, Источников продавали и покупали как племенных кобыл! Только кобыл берегут, а девушек запугивали, били и насиловали — как Потрошитель, чтобы получить концентрированный дар. …Конечно же, все было в красивой упаковке брака, — повысила голос, не позволяя мне перебить, Гончая. — А утром несчастная обнаруживала, что должна обслуживать не только мужа, но и его старших братьев, отца, а иногда еще и вассалов!
— Ты шутишь?!
— Похоже, что шучу?! — сверкнула глазами Мэри. Мы стояли у камина друг против друга: я — шокированная и откровенно испуганная, и Мэри-Агнесс, доведенная до кипения моими упорством и неблагодарностью. — А знаешь, что самое ужасное, Тини? — Лицо Гончей исказила злая усмешка. — Девушек растлевали их собственные родственники. Уже после Указа Кэтрин Каррингтон приехала в Виндзор беременной от брата. От брата, Тин! Ей даже тринадцати не было!.. Вот с тех пор Источников и стали забирать в первые дни жизни. Ты беспокоишься о друзьях, о материнской любви, но у les Sources не было друзей, а матери, зная, что ждет дочерей, душили их в колыбелях! Ни одна леди Источника не дожила до старости: они либо вскрывали себе вены, либо им перерезали горло — чтобы предупредить выплеск, — убивая себя, они убивали все живое вокруг! Ты никогда не думала, почему в Шотландии и Англии столько брошенных замков?!
— Но столько лет прошло… — прошептала я. — Мир изменился, люди изменились!
— Разве? — выразительно подняла брови Мэри.
Я сглотнула и прижала ладонь к животу. Память милостиво не сохранила убийцы, но там, под платьем, прятался шрам; тонкий и длинный, он походил на красную нить, измеряющую расстояние от нижних ребер до лона. Мэри обещала его сгладить. Два других — от трости Арчера и маяка, который, как оказалось, вшил в плечо мне Уилбер, останутся навсегда: следы артефактов убрать невозможно, а рана, нанесенная Уайтчепелом, слишком стара.
— Виндзор — единственное место, где ты и такие, как ты, могут жить, — заканчивая спор, сказала Мэри, но я опять — в который раз за эти дни! — не согласилась:
— Это тоже не жизнь. — Это существование на грани смерти и помешательства.
— Это меньшее зло, Этансель, — дернула плечами Гончая.
— Меньшее зло останется злом!
— Меньшее зло — это благо. Ты просто не понимаешь…
И никогда не пойму.
Я сморгнула слезы и, закусив губу, отошла к кровати. Убрала старый атлас покрывала, аккуратно распустила полог. Кое-как, сама, расстегнула пуговицы — Мэри фыркнула, глядя на мои потуги — и, оставив платье в кресле, забралась под одеяло, отвернулась к стене.
Сквозь свисты ветра было слышно, как Мэри ворошит дрова, как обходит комнату и гасит свечи. Зашуршали юбки, скрипнула кровать — Мэри-Агнесс устроилась на своей половине.
— Спокойной ночи, Тин, — нашла мою руку Гончая.
В детстве мы часто спали так, в одной постели, но сейчас у меня и в мыслях не было обнимать ее или делиться секретами. В этой взрослой, жесткой, резкой в суждениях женщине не осталось почти ничего от растрепанной девочки, с которой я играла в саду и скатывалась вниз по перилам. Годы разделили нас, и даже обмолвки, что Мэри изменилась, уверенная, будто я умерла, не вызывали приязни или доверия.
— Я узнала о пожаре из «Морнинг Ньюс», — рассказывала она, водя по моим волосам мягкой щеткой. — Ничего подобного в пансионате, конечно, не выписывали, ее пронес кто-то из слуг. Я спустилась на кухню за бутербродами, а она лежала там, на столе. Заголовок еще…
— Какой?
— Привлекающий внимание, — пояснила Мэри, и высокое зеркало отразило ее усмешку. — Papa был в ярости… А я даже не поняла, как оказалась в Ландоне — в ночной сорочке, чепце и с газетой в руках — так захотелось посмотреть на свинью, написавшую этот пасквиль.
— Посмотрела?
— Нет. — На щеке у Гончей проступила и пропала чешуя. — Кто-то посмотрел на него раньше. А я подожгла редакцию. Жаль, ее д е р ж а л о слишком много охранных плетений… — Мэри положила щетку, разделила мои пряди на пробор и начала заплетать косу: — Никому не говори. Дело не раскрыто, правду знают только Королева и лорд Берли — остальные думают, что я сбегала в Гретна Грин с графом МакЛорак. Если бы не твоя смерть, водить полицию за нос было бы даже забавно…
…было страшно: что ждет меня за пределами Виндзора, если я все-таки выйду отсюда? Какими увижу лорда и леди МакЛинн, отца Болдуина, мистера Батлера, месье де Маре — Мэри уверяет, он полностью оправился от застарелого кашля?.. Встречаясь с ними хотя бы раз в год, я не заметила бы перемен, но пять лет спустя? Смогу я принять их другими?
А они меня?..
У Мэри МакЛорак не вышло. Она приносила пирожные, грела воду для ванны, запускала светлячков по ночам и успокаивала меня, если я просыпалась в слезах, но в ее радужке алыми точками светилась неприязнь. Мэри обрадовалась Тин, которую знала, новая же Этансель — строптивая, задающая вопросы вместо того, чтобы следовать за старшей подругой, — вызывала у нее желание надавать оплеух. И почему-то чувство вины — хотя я представить не могла, чем она передо мной виновата. Тем, что в ее жизни все хорошо? Что она не Источник? Что любима родными и мужем? — но именно вина заставляла ее стараться относиться ко мне чуть теплее, чем к иным обитателям замка.
Не было ли в том еще приказа Королевы, я не спрашивала. Донесла ли Гончая бы обо мне, оставайся я воспитанницей Хорнов, тоже.
Потому что и так было ясно.
Заполняя неловкость, Мэри-Агнесс говорила — очень мало о доме и очень много, заметно оживляясь, о леди Элизабет. О том, как Королева после бегства нашла ее в зеркалах, как поселила в Вестминстере, как беседовала с ней, и юной девушке впервые не приходилось сдерживать себя или дар.
— Леди Элизабет невероятная, Тин! Ей было всего двадцать пять, когда она села на Трон! В пятьдесят уничтожила Испанскую Армаду, в восемьдесят остановила Пожар!.. Когда я Ее впервые увидела… — Мэри покачала головой и засмеялась: — Словами не передать, это нужно почувствовать. Меня будто накрыло волной…
…горячей, тяжелой. И ты сидишь, не смея вдохнуть, не смея взглянуть, алея щеками, и весь твой мир балансирует на острие кинжала: заговорит с тобой — останешься жив, равнодушно пройдет…
Как знакомо мне это было. И как странно было слышать от Мэри о ее повелительнице; замечать дрожащие ресницы, мнущиеся в пальцах кружева, сохнущие губы — так рассказывают о мужчине, но не Той, что правит Альбионом…
— А как поживает граф МакЛорак? Твой муж?
Мэри поморщилась, словно в ее башмак попал острый камушек:
— Насколько я знаю, превосходно.
— Вы в ссоре? — осторожно спросила я.
— Нет, — натянуто улыбнулась Гончая и взяла меня под руку, помогая обойти замерзшую лужу. — Джеймс живет в Хайленде, я в Ландоне, мы видимся по праздникам и превосходно ладим. …Брак был заключен, чтобы я могла пройти обучение и остаться при дворе.
— О… И граф согласился на это?
— Королеве не отказывают. Вдобавок без Ее посредничества о женитьбе на мне Джеймсу оставалось бы только мечтать.
— Почему? Он недостаточно богат?
— Кто, МакЛорак? — расхохоталась Мэри. Ее смех — чистый, громкий — просыпанным серебром зазвенел по клуатру, и даже призраки замерли, обернувшись на женщину, которой з д е с ь весело. — Джеймс богат как Крез, — сняла проступившие слезинки Мэри, — но ему сорок семь, и он дважды хоронил своих жен. Леди Элизабет сказала, он посватался бы через год, но papa был бы категорически против.
— То есть лорд МакЛинн подчинился приказу, — понимающе кивнула я.
— Да. А теперь требует внуков, — скривилась Мэри. — Хорошо, у Джеймса уже есть наследники. …Знаешь, Тин, я хотела бы жить как леди Элизабет: самой решать, чем заниматься, хочу ли я замуж, нужны ли мне дети… Я тебя шокирую? — покосилась она на меня.
— Немного, — признала я. Тяготиться семьей? Родными, которые желают лишь лучшего?.. — А что говорит об этом Королева?
— Что мир пока не готов к таким женщинам, — невесело улыбнулась подруга, — но Она позаботится о моем будущем, — добавила Мэри-Агнесс, и ее глаза загорелись зеленым.
Я хорошо знала этот упрямый блеск и гордо вздернутый подбородок; уже в детстве, что-то решив, Мэри была готова идти до конца — на что же она способна сейчас, ради мечты и своей Королевы? Солгать, украсть, убить человека? Пусть Александр и не совсем человек…
Райдера Мэри-Агнесс ненавидела так, что, если бы могла, удавила — и до памятного признания о браке и муже я не могла понять почему. Алекс ведь обидел меня, не ее! — а я совсем не просила о мести. Даже защищала, вцепившись в подлокотники старого кресла и стараясь не смотреть, что митенки на костяшках Мэри пробивают черные, блестящие от яда шипы:
— Что еще оставалось Александру, когда его заперли в Уэльсе? Одного, умирающего, брошенного друзьями и Королевой?!.. Что сделал бы любой другой на его месте? Что т ы бы сделала, Мэри?