— Сдохла! — вспылила Гончая, и тонкий фарфоровый чайник между нами раскололся пополам. Белые осколки — как четвертованный преступник, дымящая заварка…
От жутких картин затошнило; я сглотнула, отвернувшись в сторону и слушая, как беснуется Мэри-Агнесс. Вчера я не понимала ее ярости, теперь… Теперь было ясно.
— Хочешь знать, что я бы сделала? — с грохотом встала Мэри. — Смирилась, Тин! Смирилась бы с тем, что сама виновата в проклятии! Это были его и только его решения — идти в джангалу, грабить дворец, грабить Корону!.. Как красть драгоценности — тут он храбрец, — опираясь на стол, желчно усмехнулась Гончая, — а как отвечать за поступки…
— Он верно служил Королеве! В Египте, в Персии, в Хиндостане, здесь, при дворе Финварры! В Уайтчепеле! И джангала не принадлежит Короне! — не выдержала я. — Назвать собственностью Альбиона можно все что угодно, даже Луну, но это не заставит ее вращаться по приказу Совета!
Зрачки Мэри вытянулись и заалели, по заостренному лицу прошла мелкая рябь чешуи.
— Этансель, ты понимаешь, что твои речи пахнут изменой? — ровно спросила она.
— О да, и в сердце Виндзора я плету заговор против Королевы, — истерично засмеялась я. — Она могла просто исцелить Александра, и всего этого бы не было!
— С какой стати? — подняла брови Мэри. — Королева и без того приняла в Свору сопливого мальчишку с замашками пироманта, выкормила, выучила, а он вместо благодарности пятнадцать лет покрывал отца-смутьяна. Уже тогда с Райдером все стало ясно, выпив тебя, он лишь подтвердил, что предатель!
— Выходит, я тоже предательница? — зло спросила я. — Я ведь сама отдала ему дар! Сама устроила выплеск! Почему мне не позволили умереть? Почему я не в Тауэре?
— Потому что тебя помиловала леди Элизабет, — скрестив руки на груди, отчеканила Мэри. — Не хочешь сказать Ей спасибо?
Не хочу.
За что мне быть Ей благодарной? За заточение на кладбище? За то, что из своенравной, но доброй девочки Она взрастила агрессивную Гончую?.. Я ни разу не видела леди Элизабет, но уже презирала Ее: жестокую, циничную, расчетливую, умело манипулирующую чужими надеждами — и только надеялась, что Мэри-Агнесс никогда не разочаруется в любви и своей Королеве. Ведь того, что происходило со мной, я не пожелала бы даже врагу.
Алекс ушел, и место, которое он занимал в моей жизни, стало пустым; пустоты было столько, что я тонула в ней, захлебываясь по ночам слезами и криком. В Ландоне я бы старалась заполнить ее — пусть и болью — но безысходность и шепоты Виндзора медленно сводили с ума. Лежа без сна по ночам, я все чаще чувствовала себя мотыльком-однодневкой. Кто я? Зачем я пришла в этот мир? Чтобы поить Королеву? Ее вассалов? Чтобы сплясать единственный танец и умереть, как сотни других мотыльков, покрывающих рыжим летние заводи Темзы?
Ответом был хищный вороний грай.
И замок, зубцами пронзивший тучи.
Свист ветра.
Источники и призраки тех, кто были les Sources.
Я разучилась молиться. Пыталась, но слова, приносившие прежде покой, царапали горло. Мечты и желания пропадали. Пища теряла вкус, а глаза слезились даже от тусклого солнца. Я пряталась от света в одеяле и прятала бабочку, засохшую на книжной полке — пока Гончая ее не видит, Алекса не найдут. Не-най-дут, — читала я в сплетении узоров на серых крыльях. Читала и, сама понимая, сколь это странно, изо всех сил щипала руки, заставляя рассудок очнуться. Умывалась, меняла одежду, а после безрассудно провоцировала Мэри, оскорбляя Королеву и нарываясь на оплеухи — разбитые губы помогали чувствовать себя живой. Я благодарно улыбалась и, слизывая кровь, возвращалась в кресло. Мэри же, успокоившись, приносила мне одеяло; Гончая не догадывалась, что лучше ссоры, чем когда я сижу, глядя в стену, и шепотом, в ритм старой считалки, рассказываю гобеленам обо всем, что случилось:
— One for sorrow,
Two for joy,
Three for a girl,
Four for a boy…
Единица — печаль. Два — это радость. Три — девушка. Я, Этансель, и моя история началась задолго до того, как я появилась на свет.
Давным-давно леди Моргауза совершила великое зло, и, чтобы спасти остатки королевства бриттов, Триединый сотворил Источники. Мы были созданы созидать добро, но оказались сором под ногами магов. Разменной монетой в их войнах, трофеем, не имеющим права жизни и голоса. Зная, что может ждать ее дочь, моя мама покинула дом, сменила имя, уехала вслед за мужем из Глазго, но даже это двадцать лет спустя не спасло меня от встречи с Гончими. Three for a girl, four for a boy…
— Five for silver,
Six for gold,
Seven for a secret
Never to be told…
«Слово — серебро» — говорила тетя Скарлет — «а молчание — золото». Сколько же серебра насыпали мне в ладони, прежде чем я услышала правду…
— Eight for a wish,
Nine for a kiss…
Сколько лживых объятий, притворных ласк, сколько пустых поцелуев — и только один настоящий — тот, в котором я едва не погибла. В котором должна была умереть, но Александр Райдер бросил меня как кость Королеве. Глупая, глупая Тини Хорн, ты думала, что встретила принца, а полюбила обыкновенного подлеца.
Разве такая история может закончиться хорошо?
— Ten for a time
Of joyous bliss!
В этой сказке колокола будут траурными, потому что Королева решила отдать меня Уилберу.
Я не заметила, как вышла Мэри. Услышала только, что хлопнула дверь, подняла голову и болезненно заморгала, увидев makada: блестящие пуговицы его распахнутого пальто в окружающем сумраке резали глаз. Будто бы не было года — влажные волосы, снежный крап на плечах, хмурый взгляд, свисающая из кармана цепочка часов…
…а за спиной — лавка оружейника и Джереми-Булл, указывающий на безобидного аристократа…
— Нам позволили поговорить.
— Я не пойду за вас замуж. — После долгого молчания собственный голос показался мне каркающим.
— Райдера ждешь? — спросил маг.
Нет.
Я не ответила, но он, кажется, не нуждался; не раздеваясь, прошел через комнату, отодвинул в сторону кресло Мэри-Агнесс и, сунув руки глубоко в карманы брюк, присел передо мной на край столешницы. Стекающий из щели окна тусклый свет выбелил его волосы, лоб, впалую щеку и заостренное ухо, другая половина лица растворилась в тенях.
Еще один призрак из многих, бродящих по Виндзору.
— Вирджиния, он не вернется. Пойми, выплеск дал Райдеру то, к чему он стремился — полную, абсолютную свободу. Ты можешь не верить, Королева не верит, но я знаю его как никто: с Альбионом покончено.
Я понимаю.
— Он зависел не от метки; наш Алекс был заложником собственного дара и гордыни. Сильный маг, наследник Пендрагонов, от него все ждали мятежа и не стеснялись о том напоминать. Одни давили, другие провоцировали — рано или поздно он бы схлестнулся с Королевой. Нападая, защищаясь — неважно, кто бы ни развязал войну, судьба Райдера была предрешена: занять Трон или исчезнуть. Если бы отец не лишил его наследства, Алекс бы исчез. — Мраморную щеку мага рассекла усмешка: — Плевал он на чужие ожидания. Но простить такое унижение… Узнать, что его приравняли к Валентину… Алекс начал мстить: разоряя отца, скупая закладные, заключая договоры против…
…и все глубже увязая среди тех, кого презирал.
Он ведь не хотел ни земель, ни богатств, ни тем более почестей, полагаемых Королю. Я помню его на холме под заснеженным дубом — темную фигуру на многие мили Уэльса. Резкий ветер трепал его волосы, срывал полушубок, но Алекс не замечал, а я не решалась позвать, глядя снизу на раскрытые руки и опьянение бурей.
— Выпив Источник, он поставил себя вне закона. Королева упразднила титул Райдеров, конфисковала все его счета и имущество. За голову Алекса объявлена награда — и в этот раз он не упустил возможности покинуть Альбион, сохранив лицо и гордость.
Я кивнула: верно, государственный преступник далеко не то же самое, что изгнанный отцом мальчишка.
— Я не знаю, спланировал ли Алекс все заранее или действовал спонтанно, — глядя мне в глаза, сказал Уилбер, — но как бы это ни случилось, он ушел. А ты осталась.
Потому что свобода — единственная любовница, которой он хранит верность.
Было странно слушать Уилбера и еще удивительнее с ним соглашаться. В голосе мага я не чувствовала ни злости, ни ревности, только горечь и что-то очень похожее на сочувствие. Будто бы он сожалеет, что говорит мне все это. Словно и в самом деле желает помочь.
— Зачем вы здесь? — оборвала я Уилбера. — Неужели для того, чтоб говорить об Александре?
— …Нет, — ответил маг. Искоса взглянул на дверь и вдруг присел передо мной, крепко сжав ладонями мои колени. — Вирджиния, я знаю, что ты от меня не в восторге, — тихо и очень быстро заговорил Уилбер, — но если ты устроишь истерику, это ничего не изменит: тебя все равно выдадут замуж. Не за меня — за другого, желающих много. Все чистокровные. Ты понимаешь, что это значит? — глядя на меня снизу вверх, спросил makada. — Нет?
И не хочу понимать.
— Я не пойду ни за вас, ни за кого бы то ни было! Убирайтесь!.. — Я попыталась высвободить ноги, но он не отпустил, стиснул так, что я почувствовала жар сквозь плед и юбку.
— Тебя никто не будет спрашивать. Королева потеряла твой Источник, но будь уверена, Она возьмет свое!
— Как? — желчно засмеялась я. — Добьет меня?
— Ну что ты, — повторил мой смех makada, — твоя смерть глубоко огорчит Ее Величество. Ты же такая редкость, Вирджиния — la Source, способная рожать детей, но непригодная, чтобы питать магов!
— Ч-что?.. — Я затихла, с подозрением глядя на Уилбера.
— В с-союзах чистокровных и Источников вс-сегда рождаются одаренные дети, — прострекотал makada. — Очень одаренные, Тин. Берли, Бэкон, Лес-стер, Дрейк, Уолсингем — все они потомки les Sources. За мной очередь из тех, кто продаст душу Королеве за сына от Источника! …И не только душу, — сверкнул глазами маг, — за эту возможность они с удовольствием отдадут Ей твоих дочерей.