— Согласен на такие условия, — ответил я.
Делопроизводитель обернулся, наклонился и взял с нижней полки сначала одну, а потом и вторую солидные газетные стопки и положил на край стола.
Я перенес их на небольшой столик перед окном и углубился в чтение, начав примерно с полугодовой давности. Не такие уж толстые были газеты, чтобы я не успел их изучить. Тем более что внешнюю политику, изменения цен на зерно и пушнину и многочисленную рекламу я пропускал — нет, возможно, эта информация мне когда-нибудь тоже понадобится, но не в ближайшее время. Пока я просматривал некрологи и обзорные статьи, имеющие хотя бы косвенное отношение к княжеским семьям. Ко времени закрытия конторы я твердо уверился: охота идет не только на меня, а на представителей всех княжеских семейств, чьи реликвии рассыпались.
В таком ракурсе вина Вороновых в нападении на меня действительно оказывалась под вопросом. Если кто-то занимался устранением лиц определенной крови, то в первую очередь он выбирал тех, до кого проще добраться. Прямо в некрологах этого сказано не было, но ни одной смерти не случилось в княжеских столицах, где представители семьи находились под охраной. Я пока не был уверен — нужно было бы глянуть генеалогическую книгу княжеских родов — но, похоже, выпалывались все побочные ветви. Верховцев в этом плане был исключением — второй сын князя, столь близких родственниках в некрологах не было, если не считать умерших от старости или тяжелой болезни. Но случай с Верховцевым мог быть и случайностью — тогда его часть реликвии лежит на месте гибели. Последнее я точно проверю.
Кроме подозрительно частых смертей представителей определенных родов, мною была обнаружена набирающая рост кампания по лишению титула князя тех, у кого больше не было реликвий, а территории уменьшались и уменьшались, стремясь к нулю. Такое катастрофическое положение с землями, как у Куликова, было еще и у Вересаевых. Тем тоже оставалось до потери своих земель один-два года. Чуть лучше было дело у Верховцевых, но у тех земельное владение было крупнее и вытянуто этакой сосиской, которая хоть пожиралась по приличному куску ежемесячно, но до окончательного поглощения такими темпами должно пройти еще года три-четыре, а то и все пять.
Тем не менее Верховцев тоже был в списке князей, которых предлагалось лишить титула как не сумевших защитить свое княжество и лишившихся действующей реликвии. Причем продвигалась эта идея даже не императором, а группой князей с действующими реликвиями во главе с князем Молчановским. То есть я не исключал, что делалось это с подачи императора, желавшего заполучить больше власти, но подавалось это как инициатива князей. Причем лозунги были красивыми: «Не достоин титула князя тот, кто не может защитить свои земли и своих людей!», «Князь — это не только звучный титул, но и обязанности». «Не дадим позорить почетный княжеский титул». Короче говоря, миры меняются, люди — нет.
Буквально перед закрытием конторы принесли почту, включающую новые газеты и несколько писем. Две газеты делопроизводитель протянул сразу мне, а письма начал сортировать: часть — откладывал к княжеским газетам, часть сразу вскрывал, знакомился с содержимым.
— Еще один отказ пришел на ваш запрос, — сообщил он мне, когда я уже попрощался и собрался уходить, не найдя в новых газетах ничего для себя интересного.
Глава 26
На обратном пути из конторы я встретил Ганчукова, поздоровался подчеркнуто вежливо, ожидая полного игнорирования с его стороны. На удивление артефактор не пренебрежительно отвернулся, а расплылся в радостной улыбке.
— Петр Аркадьевич, какая приятная встреча. Поговаривают, вы пострадали от неаккуратного использования кристаллов? Что же вы так? Осторожнее надо быть. Нельзя, чтобы мир лишился талантливого артефактора. Нас и без того мало.
— Разве артефакторов мало?
— Артефакторов — море разливанное. Талантов — единицы, — уверенно заявил Ганчуков. — Ваш замок — очень искусная работа. Кстати, продадите мне схему? Хорошо заплачу. Рублей пять точно такая стоит.
Я рассмеялся.
— Мне кажется, она стоит намного дороже.
— Это вам кажется. Сразу видно: человек — новичок в артефакторике. Ладно, исключительно из уважения к вам… Десять рублей — прекрасная цена.
Было похоже, что он не отстанет, поэтому я решил свернуть разговор.
— Я подумаю.
— А что здесь думать? Продавать надо. Когда еще вам предложат такую хорошую цену. Обычная цена для схем запирающих артефактов: три-пять рублей. Я же вам в два раза выше обычной цену даю.
Ганчуков действовал напористо и уверенно, в расчете, что задурит мне мозги и выцыганит схему, по которой будет потом строгать артефакты. Теоретически я даже мог бы ему продать схему, но только первого уровня, потому что дальше у меня все равно будет улучшенный вариант. Но цена должна быть в тысячах, а не в рублях.
— Вы сейчас говорите о ценах на стандартные схемы. На нестандартные цена варьирует от нескольких сотен до многих тысяч. Это если вы вдруг запамятовали, Федор Ильич.
— Да какой же это нестандартный? — раздосадованно возразил он. — Самый простенький вариант.
— Вы сами назвали его нестандартным, — напомнил я, — когда не смогли вскрыть.
— Это я в сердцах. Уверяю вас, Петр Аркадьевич, ста рублей такая схема не стоит.
— Конечно, не стоит. Она стоит пять тысяч.
— Вы с ума сошли! — вознегодовал он. — Пять тысяч? Да это цена готового артефакта.
— В самом деле, Федор Ильич? Тогда я точно продешевил. Схема изделия, которое готовым будет стоить пять тысяч, должна продаваться не менее чем за двадцать пять. Всего хорошего.
Я чуть приподнял кепи в знак прощания и оставил собеседника возмущенно разевающим рот, потому что цензурных слов у Ганчукова на мое предложение не нашлось, а нецензурные в общении с дворянином могли вылезти ему боком. И очень сильно, с учетом нынешнего благоволения ко мне местного князя.
За мое отсутствие ничего принципиально не изменилось. Митя важно патрулировал двор, при моем появлении совершил выдающийся прыжок к калитке, которую открыл еще до того, как я подошел.
— Молодец, Митя, — сказал я, — наблюдательный.
— Я тоже наблюдательный, — тихо тявкнул Валерон рядом.
Похоже, он начал немного ревновать к моему железному помощнику.
— Я тебя не вижу, иначе отметил бы и твою наблюдательность. Что там с Истоминым? Зелья вернул?
— Вернул, — подтвердил недовольный Валерон. — Солнца на нем нет, проверил. Помылся и завалился спать. Отсыпается. Ночью пойдет на дело.
Говорил он неуверенно — видно, сам сомневался, что Истомин прибыл по мою душу.
— С Митей разговариваешь? — проорал выглянувший из сарая Прохоров.
— С ним, — подтвердил я. — А что?
— Да мне показалось, что к нам кто-то с собакой пришел. Удивился: в Дугарске-то собак давно нет.
Какой-то он чересчур наблюдательный. Этак не пройдет и недели, как он окажется по уши в моих секретах.
— Ты считаешь, что мой голос похож на лай? — удивился я.
— Не, твой-то голос звучал нормально, а вот отвечали тебе — словно собака брешет. Маленькая и визгливая.
Валерона я не видел, но был уверен, что он сейчас оскорбленно смотрит на Прохорова, а когда тот отойдет подальше, предложит его выставить вместе с вещами. Такие оскорбления хорошим ужином не смываются.
— Нужно будет глянуть Митин модуль. Может, пойму, в чем причина.
— Тогда и я немного доделаю и на сегодня с сараем закончу, пойду ужин готовить, — реабилитировал себя в глазах Валерона Прохоров, даже не догадываясь об этом. Как и о том, что фразой ранее уронил себя очень низко в глазах моего тайного помощника. — А после ужина артефакторикой займемся. Помнишь, мы договаривались?
— Помню-помню, — проворчал я и отправился домой. Разумеется, не заниматься митиным голосовым модулем, а ремонтировать часы Истомина.
— Ты себя постоянно выдаешь, Валерон, — сказал я в доме. Песика я не видел, но был уверен, что тот меня слышит. — Нужно что-то делать.
— Что делать, что делать… — проворчал тот. — Бери с Прохорова клятву о неразглашении, что еще.
— Думаешь, согласится?
— Либо так, либо пусть уматывает отсюда. Последнее не хотелось бы — готовит он вкусно, — с тоской в голосе заявил Валерон. — Постараюсь не палиться.
— Тогда ешь тише, — посоветовал Митя.
— И ты туда же! — возмутился Валерон и спустя миг уже чем-то зашуршал под кроватью.
Митя нырнул туда же и что-то забубнил. Валерон возмущенно оттявкивался, я же включил отопительный артефакт, чтобы немного прогреть дом. Нужно срочно искать его схему. Потому что без регулировки нагрева выходит очень неудобно: при включении нагнетается температура, пока не выключишь, а потом она начинает падать. И вот эти кривые синусоиды были не слишком комфортны для проживания. Да, нагнетается быстро, а опускается медленно, но если бы сюда встроить переключатель, можно было бы регулировать нагрев, а значит, в холода вообще не отключать, оставив на минимуме.
Отключив артефакт, я сел за стол, придвинул истоминские часы и вскрыл их. Поломка обнаружилась сразу — лопнувшая пружина. Кроме того, часы оказались внутри довольно грязными, даже удивительно, если они раньше работали. Скорее носились они неработающими, исключительно для престижа, и Истомин просто воспользовался случаем или предлогом. Тем не менее, внутри я все отчистил, убрал старую смазку, нанес новую, заменил сломанную пружину и собрал все обратно. По окончании работ у часов появился бонус в виде автоподзавода, и мне не понадобилось их заводить, чтобы проверить работу — они пошли сразу, осталось только правильно выставить стрелки.
Пока я занимался часами, пришел Прохоров и что-то быстро забросал в артефактный горшок, после чего подсел ко мне, потирая руки, и спросил:
— Ну че, начнем? Я ведро щепок притащил. Че повышать будешь?
— Шар света. А, нет, это ж заклинание к Огню относится, — спохватился я. — Тогда сейчас Колокольчик, уж больно он тихий, а после ужина двигателем займусь. А ты целительство продолжишь?