Бекс точно поймала тот момент, когда Хью понял, что за женщина сидит в инвалидной коляске. Он шагнул вперед, а Иззи сразу развернулась и побежала, как будто его движение послужило толчком.
Бекс не могла говорить. Глаза ее наполнились слезами, когда Хью бросился к ней, но не успел добежать, как рядом оказались парамедики, подхватили Бекс из инвалидной коляски и, перенеся на каталку, погрузили в карету скорой помощи. Пытаясь разглядеть Хью и подать ему знак рукой, она изогнулась как могла, но вокруг были какие-то люди, которые толкались и кричали друг на друга, каждый силясь удержать свою позицию.
А если ее увезут в больницу и она не успеет перекинуться с Хью и парой слов?
— Как вас зовут, мадам? — спросил парамедик.
— Бекс.
— Бекс, мы о вас позаботимся.
Она схватила его за руку.
— Я должна… сказать…
— Мы свяжемся с вашими родными, когда довезем в больницу…
Бекс покачала головой. Двойные двери стали закрываться, но тут неожиданно она услышала голос Хью.
— Я должен с ней поговорить! — заявил он.
— А я должен доставить ее в операционную, — противопоставил парамедик не менее весомый аргумент.
Зная каждую черточку его лица, любой оттенок эмоции на нем, Бекс заметила, что в душе у него идет борьба между желанием поговорить с ней и подчинением требованию поскорее отправить ее в больницу.
— Хью… — выдавила она. — Нужно…
Он повернулся, предупреждающе глядя на сестру.
— Вы хотите мне что-то сказать, мадам? — Хью посмотрел на парамедика. — Мне нужна минутка, чтобы поговорить с ней наедине, — велел он, оттесняя врача. И тот отошел, оставляя их одних.
Она сглотнула, эмоции мешали произнести все те слова, которые, как она уже предполагала, никогда больше не сможет сказать Хью.
— Бе-екс, — простонал он, наклоняясь ближе и пытаясь придумать, как же ее обнять, а в итоге ограничился одними ее руками, обхватил их своими горячими ладонями. — Ты… как?
— Бывало… и… лучше, — ответила она. — Рен…
— Она внутри, — закончил Хью. — Знаю, она…
— Жива. Спряталась.
Послышался короткий всхлип, и Хью наклонил голову — его волосы упали на ее щеки. Бекс вновь увидела его мальчишкой: скорчившимся от горя, когда умерла его собака; расстроенным из-за того, что не решил задачу; взбешенным, когда его не взяли в футбольную команду университета. Она хотела протянуть руки и заключить его в объятия, как когда-то, убедить его, что завтра станет легче, но… не могла. В этот раз она сама стала причиной его страданий.
— Никто не знает, — прошептал он. — Никто не должен знать. Ты это понимаешь? Если выяснится, что внутри моя дочь, меня тут же отстранят от дела. Тогда я не смогу повлиять на результат. Точка. — Он посмотрел на сестру глазами, темными от боли. — Зачем, Бекс? Зачем ты привела ее сюда?
Она подумала о Рен. Вспомнила, как та, улыбаясь, поднимала правую бровь, как будто у нее есть тайна. Как однажды накрасила ногти разными цветами, потому что не могла подобрать какой-то один оттенок. Как перенастроила все каналы радиовещательной компании SiriusXM в машине Бекс, заявив, что тете пора уже расстаться с этими восьмидесятыми.
— Она попросила.
Хью впился в ее руки. Она видела, что он с трудом сдерживается.
— Рен нужно было… ей пришлось?.. — Он не мог вымолвить эти слова, лишь сглотнул.
— Нет! — перебила его Бекс. — Противозачаточные таблетки. Она… не хотела… чтобы ты знал.
Хью закрыл глаза.
Может ли одно предательство быть менее серьезным, чем какое-то другое? Бекс всматривалась в его лицо, ища хотя бы намек на прощение.
Однако не успела она его заметить, как рядом возник парамедик.
— Лейтенант! — требовательно обратился он к Хью. — Вы закончили?
А они закончили?
Бекс очень ждала, что он ответит. Хоть что-то, что облегчит ей тяжесть на сердце.
Но он просто отпустил ее руки, выпрыгнул из машины скорой помощи и захлопнул двери.
Иззи казалось, что прошла целая вечность, пока она преодолела пять ступенек к дверям клиники. Она заставила себя не сводить глаз с черного узкого проема, оставленного полуприкрытой дверью, который отделял свободу от плена. Пока оттуда не высунулась рука, схватившая Иззи за косу и рывком втянувшая ее внутрь.
Джордж почти сразу отпустил ее, чтобы закрыть и запереть дверь и забаррикадировать ее мебелью.
— Умница! — похвалил он. — Если бы ты не вернулась, кто знает, как бы я разозлился…
У Иззи закружилась голова. Она все еще ощущала запах асфальта, плавящегося на послеполуденной жаре. Видела объективы камер, устремленные в одну точку — на нее. Слышала сбивчивое дыхание Бекс, когда коляска натыкалась на множество трещинок в асфальте.
Какой идиот, вкусив свободы, наплюет на нее?
Она услышала у себя за спиной стон и, обернувшись, обнаружила, что рана доктора Уорда вновь стала кровоточить. Иззи перехватила взгляд Джорджа.
— Можно, я…
Стрелок кивнул, и она опустилась на колени перед доктором Уордом, размотала окровавленные бинты, чтобы сделать перевязку. Как только давление ослабло, кровь из раны хлынула потоком. Иззи гадала, сколько остается времени, прежде чем придется умолять стрелка позволить доктору Уорду получить настоящую медицинскую помощь. У нее было такое ощущение, что так, как с Бекс, не получится. Для Джорджа смерть доктора будет актом мщения, а не прискорбной случайностью.
Ловкими движениями она стала затягивать импровизированный жгут, используя ручку в качестве закрутки, после чего зафиксировала все сверху липкой лентой. Доктор Уорд сдавленно стонал, когда она тревожила его ногу, и Иззи пыталась отвлечь его шутками.
— Знаете, в детстве, когда мой брат сломал руку, я просто зафиксировала ее и велела ему пользоваться только здоровой рукой.
— А я рос в такой нищете, что у нас не было даже деревяшки, чтобы наложить шину и зафиксировать руку, — отозвался доктор Уорд.
— Мне это не в диковинку, — улыбнулась Иззи. — Я целый год болела гриппом, потому что мы не могли себе позволить сходить к врачу.
— А мы ходили только к стоматологу, и то если зуб болел так сильно, что тебя выворачивало.
— А брекеты, — улыбнулась Иззи, — это же будто украшения для зубов, не так ли?
Доктор Уорд тоже едва заметно улыбнулся.
— Эх, девушка, вижу все ваши уловки. Со мной мои же штучки не пройдут.
— Понятия не имею, о чем вы.
— Бросьте. Вы пытаетесь отвлечь меня от того, что происходит с моей ногой.
— Вам прекрасно известно, что с ней происходит, — пожала плечами Иззи.
— Да, — вздохнул он. — Еще немного, и я ее потеряю.
Иззи старалась не думать о плохом. И, что важнее всего, ей придется заставить доктора Уорда тоже не думать об этом.
— Вы говорите так, как будто вы мой единственный пациент. — Она кивнула подбородком в сторону Джанин, которая все еще была без сознания, после того как Джордж ударил ее рукоятью пистолета. — У нее что-то изменилось?
— Без изменений, — со всхлипом зажмурившись от боли, произнес доктор Уорд. — Я глаз не сводил.
В горле Иззи встал ком.
— Что ж, — заметила она, — я бы предпочла, чтобы девушка оставалась без сознания.
Доктор Уорд нахмурился.
— Знаете, я всего один раз отказался прерывать беременность.
— Активистке против абортов? — поинтересовалась Иззи.
Он задумался, потом покачал головой.
— Расистке. Она вошла, увидела меня и заявила, что предпочитает белого врача. А проблема была в том, что я единственный в тот день проводил процедуру прерывания беременности и дальше в ее случае тянуть было нельзя.
Иззи присела на пятки.
— И что же произошло?
— Понятия не имею. После того как она все же решила, что цвет моей кожи не отменяет необходимости сделать аборт, я отказался. Я хорошо себя знаю и осознавал, что потворствовал себе как пьяному. Я был опьянен негодованием, как будто накидался джином. Не мог прикоснуться к ней точно так же, как не смог бы прикоснуться к пациентке, находясь подшофе. А если ей во время процедуры станет больно? Она может подумать, что это я нарочно, из мести. А если бы возникли осложнения? Они бы лишь укрепили ее в убеждении, что я менее квалифицирован из-за цвета кожи. — Он покачал головой. — Как сказал доктор Кинг, «конечно,закон не может заставить белого любить меня, но он не позволяет ему меня линчевать, и, по-моему, это крайне важно».
— А мне кажется, когда дело доходит до прерывания беременности, цвет кожи — последнее, что приходит на ум.
Доктор Уорд с удивлением поднял голову.
— Да что вы, мисс Иззи! Когда дело доходит до прерывания беременности, цвет кожи — первое и самое главное, что приходит всем на ум. — Он кивнул на Джанин. — Вы знаете, она исключение из правил. Среднестатистический противник абортов — это… — он понизил голос, — белый мужчина средних лет.
Иззи посмотрела на Джорджа Годдарда — тот краем рубашки полировал рукоять пистолета. Они слышали, как он упоминал о дочери, знали, что у него личное отношение к этой клинике. И, разумеется, не каждый активист подходил под указанный профиль. И все же…
— Почему? — не поняла Иззи.
— Потому что они пытаются вновь сделать Америку страной для белых.
— Но аборты чаще делают темнокожие женщины, чем женщины с белой кожей…
— Не имеет значения. Им вообще наплевать на уровень рождаемости у цветных женщин. Они просто используют их, как использовали уже на протяжении многих столетий, чтобы продвигать свои расистские идеи. Вы видели эти рекламные щиты о геноциде цветных?
Иззи видела. Эти щиты выросли на скоростных магистралях на Глубоком Юге[15]. Милый темнокожий малыш и слоган: «САМОЕ ОПАСНОЕ МЕСТО ДЛЯ АФРОАМЕРИКАНЦА — В УТРОБЕ МАТЕРИ». И портрет президента Обамы со словами: «РАЗ В 21 МИНУТУ ПРЕРЫВАЕТСЯ ЖИЗНЬ НОВОГО ПОТЕНЦИАЛЬНОГО ЛИДЕРА».
— Их поставили белые. В этой стране раса — вопрос не только безопасной прогулки в парке, — продолжал доктор Уорд. — Когда противники абортов представляют свои протесты как антирасистские, кажется, будто они пытаются помочь темнокожим женщинам. Однако закон, запрещающий прерывать беременность темнокожей, также запрещает делать аборт и белой — так что же кроется за этой с виду антирасистской картинкой? А вот что: только у белой женщины может родиться белый ребенок, но белая женщина не остается традиционной домохозяйкой, а трудится где-то там, «на работе», и уже подсчитано, что к 2050 году белые окажутся в меньшинстве. Когда посмотришь на положение вещей с этой стороны, становится яснее, ради кого и против кого на самом деле устанавливают эти рекламные щиты. — Заметив выражение лица Иззи, он едва заметно улыбнулся. — Полагаете, я потерял слишком много крови?