— Вы ратуете за защиту нерожденных, — сказала Джой. — Отлично. Дайте им эти права. Но только если вы найдете способ не отбирать прав у меня.
Это заставило Джанин вспомнить о царе Соломоне, который предложил разрубить ребенка пополам. Конечно же, это не было разрешением спора.
— Если бы вы доносили своего ребенка, то да, возможно, у вас возникли бы проблемы, требующие решения, но это не те проблемы, что угрожают существованию… Есть масса женщин, которые не могут иметь детей и готовы отдать все, чтобы усыновить ребенка.
— Да неужели? — воскликнула Джой. — И где же, черт побери, они были, когда я воспитывалась в детдоме?
Когда Джой было восемь лет, ее самой большой ценностью был кассетный плеер «Уолкмен», который она купила на распродаже у церкви за два доллара. Внутри плеера находилась кассета: Стили Ден «Can’t Buy a Thrill». Джой не очень любила Стили Дена, но нищие не выбирают. Каждую ночь она засыпала под песню «Reelin’ in the Years», потому что она заглушала другие звуки в доме.
А слышался плач. Крики. Джой врубала максимальную громкость на плеере и представляла, что находится где-то в другом месте. А потом утром ее будила мама, «щеголяя» синяками на руке или пластырем на ладони. «Я такая неловкая, —объясняла она. — Упала со стремянки и обожглась об еще не остывшую плиту».
Джой никогда не знала своего отца, вместо него с самого ее раннего детства в их квартире не переводились мамины поклонники. Кто-то задерживался на неделю, кто-то — на годы. Одни были лучше других. Роуэн покупал ей книжки-раскраски и наклейки. У Леона была собака, старая енотовая гончая по кличке Фокси, которую Джой тайком подкармливала со стола. Только вот Эд любил смотреть на спящую Джой, и не один раз она, просыпаясь, обнаруживала, что он сидит рядом на кровати и гладит ее по голове. А Грейвс, мужчина, с которым сейчас жила ее мать, был подл, как загнанный в угол кот.
Однажды ночью, услышав, как они разговаривают на повышенных тонах, Джой включила свой плеер на полную громкость, но тот только зашипел, стал затихать и наконец совсем заглох. Она открыла отсек для батареек — одна из двух окислилась. Отложив кассетник в сторону, Джой вдруг обнаружила, что в доме воцарилась тишина. Ничего хорошего она не предвещала.
Джой выскользнула из постели и прокралась в кухню.
Мама не кричала только потому, что Грейвс сдавливал ее горло своими ручищами. Лицо у мамы уже было пунцовым, глаза закатились.
Выхватив из кухонного ящика нож, Джой ткнула им в спину душителя.
Грейвс взвыл и обернулся. Вырвав нож из спины, он кинулся за Джой, сжимая оружие в руке. Она вывернулась и бросилась прочь из кухни, а мама рухнула на пол.
Потом Джой не могла вспомнить, как выбежала из квартиры. Как стала колотить во все соседские двери. Она не помнила, как мисс Дарла открыла ей дверь в халате и с шарфом на голове; как она смачивала руки и лицо Джой теплой водой.
Когда приехала полиция и вывела ее из квартиры, Джой успела заметить на всех дверях четвертого этажа кровавые отпечатки своих детских пальцев.
Ее отвезли в приемную семью. Пара, носящая фамилию Грейс[18], выглядела соответственно: худые и изможденные уходом за четырьмя детьми, которых они приютили.
Матери — ее откачали — разрешили навещать Джой раз в неделю. Та появилась лишь однажды. Джой умоляла забрать ее домой, но мама ответила, что сейчас не лучшее для этого время: они с Грейвсом продолжали жить под одной крышей, как поняла Джой.
Больше мама не приходила…
Только за первый год Джой сменила три приемные семьи. Родная дочь Грейсов не давала ей проходу, а когда Джой, в конце концов, показала ей, где раки зимуют, ее передали в другую семью. Второй дом ей понравился, но паре пришлось переехать в другой штат из-за работы отца семейства. В третьей семье один из приемных детей — тринадцатилетний подросток по имени Девон — заставлял ее прикасаться к нему в тех местах, которые ей не нравились, угрожая рассказать, что она воровка, хотя она ничего не крала.
К десяти годам от прежней Джой осталась только оболочка. Когда в возрасте одиннадцати лет она порезала себе запястья, то сделала это не потому, что хотела покончить с собой. А лишь для того, чтобы хоть что-то почувствовать, пусть даже боль.
И вот, столько лет спустя, глядя сейчас на Джанин, Джой, черт возьми, чувствовала! Она чувствовала, как внутри бурлит злость — оттого, что родилась у тех, кто не смог или не захотел о ней заботиться. Оттого, что ее судят чужие люди, которые считают себя святыми. Как Джанин посмела подумать, что Джой — эгоистка, когда в действительности она совершенно не думала о себе, прекрасно отдавая себе отчет, что у нее не хватит средств, чтобы вырастить ребенка! Отказываясь от единственного человека, который бы платил ей безусловной любовью…
— Я десять лет воспитывалась в приемных семьях, — продолжила она. — И можете мне поверить: очередей из желающих усыновить ребенка, который не нужен своим родителям, не заметила.
— Если вы не хотели забеременеть, тогда зачем… — Джанин запнулась.
— Занимались сексом? — закончила Джой.
Потому что мне было одиноко.
Потому что я так хотела.
Потому что мне были просто необходимы эти пятнадцать минут, когда я была центром вселенной.
Только вот Джо — да благословит его Господь — как-то забыл упомянуть, что уже женат.
В четвертый раз, когда он проезжал через Джексон, Джо поведал ей, что у них с женой какое-то время были проблемы, и в конце концов супруга обвинила его в том, что он завел интрижку. На одно прекрасное мгновение Джой затаила дыхание, представляя себе, как Джо признался жене, что да, он влюбился в Джой, решил быть с ней, и «жили они долго и счастливо». Но он приехал попрощаться.
«Какое облегчение, —проговорила Джой.— Раскрыть все карты».
Он посмотрел на нее своими красивыми глазами, которые уже больше не напоминали Джой море, где она могла бы путешествовать по волнам, а скорее ледники или океаны, покрытые льдом.
«Я должен был сразу тебе сказать. И сказал бы, если бы…» — он не договорил.
«Если бы что?» — подумала Джой. Какие существуют условия для того, чтобы стать любимой?
«Мы едем в Белиз, — заговорил он сдавленным голосом, в котором слышались нотки вины. — В какое-то место… Мария нашла где-то на отшибе. Так что с тобой у нас не останется ничего, кроме разговоров. Я возьму две недели за свой счет».
«Мария», — повторила Джой. Значит, вот как ее зовут. И поблагодарила Господа за противозачаточные таблетки.
А через пару недель выяснила, что относится к тем десяти процентам женщин, которые, несмотря на прием таблеток, все равно беременеют.
Она не позволяла себе думать о Джо. Быть может, с моральной точки зрения было бы правильно рассказать ему о своей беременности, но зачем? Он ясно дал понять, что все кончено.
Только сейчас она дала волю фантазиям на тему, где он находится в настоящий момент, чем занимается. Интересно, а он слышал новости о стрелке в женской клинике? Интересно, если она пострадает и диктор прочтет список жертв, он станет горевать?
— Хотите знать, почему я занималась сексом? — повторила Джой. — Потому что я совершила ошибку.
— Младенцы рождаются безгрешными. Они все заслуживают того, чтобы появиться на свет. — Джанин расплакалась и потянулась к руке Джой. — Младенцы рождаются безгрешными, — повторила она, — и они все заслуживают появления на свет. Я не говорю о том… что вы сделали сегодня. Я говорю о вас. Мне очень жаль, что вы воспитывались в приемных семьях. Мне очень жаль, что вы не чувствовали себя защищенной. Но, если вы сами не получили необходимую защиту, это не означает, что вы родились несовершенной.
Джой не плакала с той ночи, как ударила человека ножом.
Она не плакала, когда ее увезли в приемную семью.
Она не плакала, когда ей сообщили, что ее мать умерла: сломала шею в результате падения «по неосторожности».
Не плакала, когда ее насиловали и когда просыпалась в детском отделении психушки с забинтованными запястьями.
Она не плакала, когда узнала, что беременна.
Она не плакала во время самой процедуры. И после нее.
Вот только сейчас она всхлипнула.
Глаза Оливии были плотно закрыты, хотя в кладовке и так темно, хоть глаз выколи. Она пыталась абстрагироваться от жаркой беседы по ту сторону двери, представляя себе Пег, овал ее лица, запах ее волос после душа, звучание своего имени в устах Пег с легким южным акцентом: «Оливия. Оливия. Любимая».
— Вам страшно умирать? — прошептала Рен, выводя Оливию из задумчивости.
— А кому не страшно?
— Не знаю. До этого момента я как-то об этом не думала.
Девочка была совсем юной, даже моложе студентов Оливии. Уже три часа они с ней прятались в кладовке для хозяйственного инвентаря.
— А мне кажется, что я боюсь оставлять тех, кого люблю, — призналась Оливия.
— У вас есть муж? Дети?
Оливия покачала головой, не зная, что тут сказать. В Миссисипи еще остались такие места, где она представляла Пег как свою соседку по квартире. И она никогда бы не отважилась идти по улице, держась с Пег за руки.
— Бог не дал, — пробормотала она.
— Как и моей тете, — подхватила Рен. — А я вот никогда и не спрашивала, бывает ли ей одиноко…
— У тебя еще будет возможность, когда отсюда выберешься.
— Если выберусь, — прошептала Рен. — Раньше папа всегда советовал мне лишний раз убедиться, что на мне чистое белье. Я хочу сказать, какая банальность, да? — Она запнулась. — На мне сейчас «пятница».
— Не поняла.
— А сегодня вторник. А на моих трусиках-«недельках» написано, что пятница.
Оливия улыбнулась в темноту и прошептала заговорщицки:
— Я никому не открою твою тайну.
— А если меня застрелят? Белье чистое, но не тот день недели. — Рен издала нервный смешок. — А если я буду истекать кровью и парамедики заметят…