А еще Хью умел поддержать разговор. И соглашаться. Говорить «хорошо; да; ладно». Но он не говорил: «Я понимаю», потому что ничего, черт возьми, не понимал, особенно того, что привело именно этого человека на край именно этой пропасти.
Хью было проще оставаться сдержанным и спокойным во время переговоров с захватчиками заложников, чем с Анабель. Наверное, потому, что это касалось работы. Ничего личного.
До сегодняшнего дня.
— Макэлрой! — услышал он недовольный голос начальства и обернулся. — Что, черт побери, здесь происходит?
Начальник полиции Монро все еще был в костюме с галстуком, после обеда.
— Захват заложников, — ответил Хью. — Я уже вызвал спецотряд, и у нас есть имя и адрес. Джордж Годдард.
— Раньше привлекался?
— Нет. Кажется, тут какие-то личные мотивы, если верить информации свидетеля.
Он не сказал то, что вертелось у него на языке: «Там находятся два человека, которых я люблю больше всего на свете. Я не доверю никому, только самому себе, задачу вывести их оттуда». Как только он признается в этом, его тут же отстранят от дела. К счастью, Хью на курсах учили и тому, как убедительно врать.
Начальник полиции перевел взгляд от клиники на кордон полицейских, которые ограждали периметр.
— Говори, что тебе нужно, — сказал он, уступая полномочия Хью.
— Пока все есть, — ответил Хью и поднял мегафон, который принесли из патрульной машины.
Он считал неправильным швырять деньги на ветер, поэтому не одобрял тяжелые ящики, которые обычно доставляют под входные двери на бронированных автомобилях. Копы отходят на то время, пока стрелок заберет ящик, вернется в свое убежище и поднимет трубку. Хью просто хотел, чтобы стрелок знал, что сейчас ему будет звонить он, переговорщик.
— Внимание! — заговорил он в мегафон. — Это детектив, лейтенант Хью Макэлрой, полиция Джексона. Через минуту я позвоню по стационарному телефону. — Он поднял свой сотовый — на случай, если кто-то смотрит через зеркальное окно.
В повисшей тишине Хью слышал симфонию июньских жуков и гортанное контральто машин на скоростном шоссе вдали. Он представил себе Рен, прячущуюся в подсобке: как она напряглась, услышав его голос. Он адресовал слова стрелку, но в глубине души обращался к ней.
— Я просто хочу поговорить, — добавил Хью, отложил мегафон и набрал номер клиники.
Джордж всегда считал себя уважаемым человеком — добрым христианином и хорошим отцом. А что, если это ни к чему хорошему не приводит? Тебя продолжают обманывать, плевать на тебя, никто тебя не слушает… Теперь им придется его выслушать.
И, как будто по его желанию, металлический, усиленный аппаратурой голос просочился сквозь стены клиники: «Это детектив, лейтенант Хью Макэлрой, полиция Джексона».
Джордж сразу почувствовал этот напряженный оптимизм, заискрившийся в душах заложников: прибыла помощь, они не одни. В глубине же своего существа Джордж понимал, что именно таким и будет дальнейшее развитие событий: кто-то обязательно явится спасать этих людей. Так что его дело — спасать себя.
Как-то в детстве Джордж обнаружил в лесу кровавый след и дошел по нему до браконьерского капкана, где койот отгрыз себе лапу, чтобы сбежать. Несколько месяцев он просыпался в поту посреди ночи — его преследовал этот кошмар с отгрызенной лапой. Интересно, тот койот хоть выжил? Стоило ли приносить такую жертву, чтобы начать все сначала?
Лиль он не винил. Господи, она ведь еще ребенок, просто не ведала, что творила. Поэтому он с легкостью возложил всю вину на людей из клиники, так поступивших с ней.
Пистолет казался продолжением его руки, его собственной конечностью. Он не мог отгрызть ее в надежде выжить, в эту ловушку он загнал себя сам.
На стойке регистратуры с осколками разбитого стекла зазвонил телефон.
Перед Хью возник современный эквивалент «проблемы вагонетки» — этой старой этической дилеммы. Вот несется по рельсам вагонетка, у которой отказали тормоза. Впереди пятеро людей, которые не могут пошевелиться, а вагонетка несется прямо на них. Однако на запасных путях находится один-единственный человек, который так же не способен пошевелиться. Вы позволите вагонетке нестись и дальше по своим рельсам и убить пять человек? Или переведете стрелку и убьете одного человека, который в противном случае остался бы жив?
До сегодняшнего дня Хью ответил бы, что меньшее из двух зол — пожертвовать жизнью одного, чтобы спасти жизнь пятерых. Но ситуация кардинально меняется, когда на железнодорожной стрелке — ваша рука, а предполагаемый человек на запасных путях — кто-то из ваших близких.
Казалось, на одном пути Бекс, а на запасном — Рен. А если попытки вовлечь стрелка в разговор займут столько времени, что раненая Бекс не выживет? А если он, пытаясь как можно скорее помочь Бекс, разрешит ситуацию силой и Рен окажется на линии огня?
Хью набрал номер клиники и стал прислушиваться к звонкам. Телефон все звонил и звонил. Благодаря Рен он знал, что никто не отвечает не потому, что внутри все убиты, включая и самого стрелка. Потому он нажал отбой и снова набрал номер.
Когда родилась Рен, Хью был уверен, что с ним что-то не в порядке. Он просто не мог восхищаться этим слюнявым, выматывающим все силы живым свертком. Даже когда люди подходили и восхищались ее огромными голубыми глазами и густыми волосами, он, конечно, улыбался и кивал, сам же тайком считал, что она похожа на крошечного инопланетянина. Безусловно, он ее обожал, готов был жизнь за нее отдать. Однако, принимая свой отцовский долг, Хью не ощущал той внутренней связи, которую описывали другие.
«Подожди немножко», — сказала ему тогда Бекс и, как всегда, оказалась права.
Это чудо случилось, когда Рен было три годика и воспитательница из детского сада как бы между прочим упомянула, как мило Рен и какой-то мальчик по имени Шахид играли вместе в дочки-матери. «Кто такой Шахид?» — поинтересовался он в тот же день, когда вез дочь домой. «А, — махнула рукой Рен, — мой жених».
Когда он впервые увидел, как Рен на детской площадке держится с Шахидом за руки, Хью физически ощутил, что мир перевернулся. В это мгновение он понял, что Рен ему не принадлежит. На самом деле это он, Хью, принадлежит Рен.
Однажды она перестанет нуждаться в его советах, чтобы решить, какие леггинсы ей надеть: с ирисками или с лисичками. Однажды она запомнит все слова «Богемной рапсодии», и ему не нужно будет пропевать то, что она забыла, когда они запоют вместе в машине. Однажды она не станет просить его достать с верхней полки крекеры. Однажды она больше не будет в нем нуждаться…
Иногда не понимаешь, насколько всепоглощающей бывает любовь, пока не замечаешь ее отсутствия. Не распознаёшь любовь, потому что она меняет тебя настолько медленно, что ты не замечешь перемен.
Пока Хью наблюдал, как Шахид следует за Рен, словно верный паж, он вспоминал обо всей той ерунде, которую ему приходилось применять, чтобы привлечь внимание девушки. И Хью поклялся, что не позволит ни одному парню относиться к его дочери так, как он сам относился к девчонкам в старших классах. И все-таки подозревал, что не сможет ее защитить. Однажды кто-то разобьет ей сердце, и Хью придется вытирать дочери слезы.
Вот что такое быть отцом! Быть отцом — значит хотеть заключить свою дочь в некий пузырь, где ей ничего не будет угрожать, и не вспоминать о том, что сам когда-то не раз обижал чью-то дочь. Быть отцом — значит планировать убийство милого мальчишки по имени Шахид лишь из-за того, что ему хватило чувствительности, чтобы понять, что во всем мире нет такой красавицы, как Рен.
Сейчас Хью прокручивал в голове все полузабытые разговоры. Вроде бы Рен упоминала какого-то парня…
Рен сказала, что она там с Бекс. Но в этой клинике прерывают беременность. Бекс уже слишком стара, чтобы делать аборт. Быть может, его сестра обратилась сюда по другой причине? Но зачем она взяла с собой Рен, когда та должна быть на уроках в школе?
Если только…
Он даже мысленно не мог закончить эту фразу. Только со злостью решил, что, когда спасет жизнь Рен, обязательно узнает, кто этот парень. И тогда уж точно прикончит его.
Хью вновь набрал номер Центра. На этот раз после третьего гудка трубку сняла женщина. Не Рен.
Но он уже установил первый контакт.
«Давай, — подумал Хью. — Начинай».
— Это лейтенант Макэлрой, полиция Джексона, — начал он. — Мы говорим по громкой связи?
— Нет.
— С кем я разговариваю?
— Меня зовут Иззи…
— Иззи, — повторил Хью, — я здесь, чтобы вам помочь. Могу ли я поговорить с человеком, который способен разрешить эту ситуацию? — И услышал, как она кому-то сказала:
— Это полиция, и они хотят с вами поговорить.
— Да! — послышался в трубке мужской голос, пророкотавший так, как если бы кто-то провел палкой по частоколу. Одно-единственное слово приоткрыло для Хью пещеру, куда можно было заглянуть. Глубокое. Кипящее. Настороженное. Одно-единственное слово, а не поток слов. А это означало, что захватчик заложников готов слушать.
— Это детектив Хью Макэлрой, полиция Джексона. Я работаю в команде, которая ведет переговоры об освобождении заложников. И я здесь, чтобы поговорить с вами, обеспечить как вашу безопасность, так и безопасность людей, находящихся в здании.
— Мне не о чем с вами говорить, — ответил стрелок. — Эти люди — убийцы.
— Ясно, — ответил Хью без осуждения. Просто констатировал факт. — Как вас зовут? — спросил он, хотя и так уже знал. — Как вы хотели бы, чтобы к вам обращались?
— Джордж.
На заднем фоне Хью услышал, как кто-то вскрикнул от боли. «Пожалуйста, только не Бекс», — взмолился Хью.
— Вы ранены, Джордж?
— Я в порядке.
— Кто-то другой ранен? Кому-то нужен врач? Кажется, только что прозвучал крик боли.
— Они не заслуживают помощи, — прозвучало в трубке.
Почувствовав на себе взгляды начальника полиции и еще по крайней мере десяти офицеров, Хью развернулся к ним спиной. Отношения, которые ему необходимо было выстроить с Джорджем Годдардом, касались только их двоих, больше никого.