Лили удивленно взглянула на Адри и вся просияла.
– Было бы замечательно.
Они смотрели старые фильмы. Адри растопила дровяную печку, и они обе сидели, накрывшись одним большим пледом.
– У нас пижамная вечеринка, – объявила Лили. Она периодически вставала, чтобы взять лимонад или тарелку с мороженым. Она была слишком взволнована, и ей не сиделось на месте.
Лили еще днем заставила Адри открыть три рождественских подарка: это были две керамические фигурки, которые Лили раскрасила вместе с Кэрол в кружке прикладного искусства, и электрическая гирлянда на елку.
– Ты купила мне рождественскую гирлянду, – сказала Адри. У нее не было никакого ответного подарка для Лили.
Лили секунду разглядывала гирлянду, потом подняла руки ладонями вверх.
– Ну, это же здорово, когда есть что развернуть, разве нет?
Она отобрала у Адри гирлянду и повесила ее на елку.
– Я не знаю. Столько пластмассы. Зачем тратить деньги на вещи, которые только засоряют планету? – Адри не смогла промолчать.
– Ты могла бы просто сказать «спасибо».
– А ты могла бы быть экономнее, – сухо ответила Адри. Но у нее в горле встал ком, и какое-то время они обе сидели молча.
– Адри, я люблю тебя даже тогда, когда ты меня осуждаешь, – сказала Лили и закинула в рот очередную пригоршню попкорна.
Адри выглянула в окно, выходившее на задний двор и сарай. Ей стало неуютно от этого слова, и она искренне не понимала, почему Лили ее любит, хотя совершенно не знает.
– У меня есть один щекотливый вопрос, – наконец проговорила она.
Лили с любопытством склонила голову набок и взяла губами зернышко попкорна, которое шутки ради положила себе на плечо.
– Что будет с Галапагосой?
– С ней все будет в порядке, она же со мной.
– Но… когда ты… когда тебя уже здесь не будет.
– Да, я понимаю, о чем ты. Не знаю. Начнем с того, что тот, кто забрал ее из дикой природы, изначально не должен был этого делать. Если задуматься в долгосрочной перспективе.
– Как ты думаешь, она сможет вернуться в дикую природу?
Лили хмуро уставилась в окно.
– Она крепкая старушка. Если бы мне хватило смелости, я бы куда-нибудь ее увезла и отпустила… Диким животным надо жить в дикой природе. Но она всю жизнь прожила в неволе.
Они обе смотрели в окно на огромную черепаху, которая высунула голову из сарая и глядела на пастбище.
– Но я думаю, она бы справилась. – Лили вздохнула. – Она нас всех переживет, вот увидишь.
– Лили? Как думаешь, ты меня не забудешь? Когда деменция станет хуже?
Лили моргнула, и уголки ее губ опустились.
– Я не знаю. Мне хотелось бы пообещать, что я буду помнить тебя вплоть до своего смертного часа. Но я не могу обещать. Старость – паршивая штука, Адри. Я рада, что тебе еще долго-долго не надо будет об этом тревожиться.
Адри кивнула.
– Да.
– Только не засыпай, – сказала Лили чуть погодя. – Я не хочу, чтобы этот вечер заканчивался. Если ты заснешь раньше меня, я что-нибудь напишу у тебя на лбу. Я пукаю. Что-нибудь в этом роде.
Но минут через двадцать Лили сама начала клевать носом. В какой-то момент она проснулась, зевнула и потянулась.
– Великолепное ощущение, правда? Когда в доме есть кто-то, кто не спит, когда ты уже дрыхнешь, – сказала она и снова заснула.
Адри оглядела комнату, все старые книги, когда-то принадлежавшие Ленор, Бет и Кэтрин. Никогда в жизни ей не было так одиноко, и она не понимала, откуда взялось это чувство. Она размышляла о библиотеках, использованной жевательной резинке, автобусных остановках, красных сигналах светофора и маленьких круглосуточных магазинчиках. Обо всем, чего она раньше не замечала или считала идиотизмом, и даже о том, что категорически ей не нравилось. Обо всем, что она принимала как данность и больше уже никогда не увидит. Танцоры скользили по экрану телевизора под старомодную музыку.
– Лили? – прошептала она. Лили даже не пошевелилась. – Можно я тебе что-то скажу? – Лили дышала ровно и глубоко, и было ясно, что она крепко спит. – Мне кажется, мое сердце было разбито всю жизнь, – прошептала Адри. – И я даже этого не замечала. И я даже не знаю, что именно его разбило.
Это гнетущее ощущение происходило не от очевидных причин: не от потери родителей, которых Адри не помнила, ни от детства в приюте. Как будто оно родилось вместе с ней, как будто оно было предвечным.
Лили еще плотнее закуталась в плед и захрапела. Отсветы телеэкрана мерцали у нее на лице.
Глава 8
Даже если Лили и знала, что 27 декабря у Адри день рождения, она об этом забыла, чему Адри была только рада. День рождения наступил и прошел без фанфар, а 30 января Адри и три других колониста – Саба, Д’Анджело и Алекса – отправились на Западное побережье, в рекламный тур в честь Экспедиции.
График был очень плотным. Тур начинался с Нью-Йорка, где в их расписании значились три утренних выступления – и еще много дел после полудня. Стилист пришла рано утром, подобрала им одежду и сделала девушкам макияж. (Ей чуть ли не с боем пришлось продираться сквозь спутанные, давно не чесанные волосы Адри.) Специалист по связям с общественностью давал им инструктаж прямо в машине. Адри было неуютно. Она не привыкла заботиться о своем внешнем виде, и ее уложенные волосы и накрашенное лицо казались странными и как будто приклеенными.
– Убедите налогоплательщиков и держателей акций, что они делают выгодное вложение. Убедите их, что вы окупаете свое содержание. Адри, учись улыбаться.
Они пили кофе с принимающей стороной и повторяли все те же тезисы: Марс богат минеральными ресурсами, что оправдывает затраты на их разработку, на Марсе четыре времени года, как на Земле, и 664 дня в году. Адри и Саба излагали техническую информацию, а Д’Анджело с Алексой очаровывали инвесторов своим обаянием.
Раньше Адри видела Манхэттен только по телевизору. В тот вечер она сидела в их общей гостиной в оте ле, что располагался почти в самом центре, и смотрела в окно на старый город, на пустующие небоскребы бывшего финансового квартала, мерцавшие в свете заката. Эта часть острова была темной, полузатопленной, непроходимой – больше непригодной для жизни. На улицах плескалась речная вода. На крышах некоторых заброшенных башен еще горели гигантские электронные вывески. «Пользуйтесь мылом “Айвори”», – призывала одна из них.
Все остальные засиделись в гостиной допоздна: играли в карты, курили сигары (на Марсе не будет табака, поэтому надо пользоваться возможностью, пока она есть) и пили водку из крохотных бутылочек, которые прибывали в бар по мерцающим пневматическим трубам. Адри рано ушла к себе, чтобы почитать путеводитель по городу. Из своей комнаты она слышала, как ребята рассказывают о себе: у Сабы были до жути короткие большие пальцы, Д’Анджело умудряется быть беззастенчивым сердцеедом и одновременно – очень робким в общении, Алекса представляет собой ходячую аптеку и не расстается с сумкой, набитой микстурами от кашля, лейкопластырями, антисептическими растворами и бутылками с чистой водой.
Где-то за полчаса до полуночи Д’Анджело появился на пороге у Адри, осторожно открыв дверь.
– Адри? Будешь с нами смотреть, как опускают шар времени?
– Нет, я уже отдыхаю, – ответила Адри.
Но вместо того чтобы уйти, он шагнул через порог и вошел в ее комнату. У него было странное лицо: загадочное и озорное.
– Мне кажется, тебе надо пойти.
– Я не любительница таких развлечений.
Он наклонился и взял ее под руку.
– Пойдем. Все тебя ждут, – сказал он с улыбкой во все тридцать два зуба.
Адри не знала, как ему отказать, не показавшись невежливой, поэтому она встала и поплелась следом за ним в гостиную, где все собрались вокруг торта с восемнадцатью зажженными свечками.
– Это мне? – растерянно проговорила Адри.
– Извини, что с опозданием, – сказала Алекса. – Ламонт сказал нам только сегодня утром. Прислал сообщение.
Торт был покрыт шоколадной глазурью с ярко-желтой надписью: «С днем рождения, Леденец».
– Так мы называем тебя за глаза, – объяснила Алекса. – С того дня, когда ты сказала, что пытаешься бросить употреблять ментоловые леденцы.
Адри была ужасно смущена и одновременно польщена. Она вдруг почувствовала себя виноватой. Она искренне не понимала, почему они потратили свое время, чтобы сделать ей приятное. И еще ей понравилось, что у нее есть прозвище, пусть даже над ней и посмеивались.
Они ели попкорн и смотрели телевизор. Адри сидела, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Она была тихой, но почти счастливой. Д’Анджело с Алексой вовсю флиртовали, Саба, которая уже успела заработать себе репутацию очень практичной и здравомыслящей особы, напомнила всем, что им надо будет вставать в половине пятого утра, и объявила, что лично она пойдет спать в 12.01. Все старались вовлечь в разговор Адри, предлагали ей затянуться сигарой, подносили напитки.
Ночь была полна смеха (несколько раз смеялась даже Адри) и странных откровений. Саба призналась, что жутко боится летать, и все решили, что это ужасно смешно. Д’Анджело признался, что начал готовиться к участию в Экспедиции в пятом классе, чтобы произвести впечатление на девчонку. Адри ничего не рассказывала о себе, но и не уходила.
Сидя вместе с ребятами, она чувствовала себя частью компании. И она поняла, что чем больше они говорили о том, что их ждет, тем сильнее ей хотелось ощущать свою сопричастность к происходящему. Ей хотелось скорее оказаться на Марсе. Из-за страха, связанного с перелетом, она иногда забывала о том, как сильно ей этого хочется.
Пока они ждали момента, когда шар опустится до конца, по телевизору показывали праздничные торжества, которые уже состоялись по всему миру: в Сиднее, в Токио, в Москве.
– В следующий раз, когда мы будем это смотреть, – сказала Саба, – это будет примерно так: «Там, на другой планете, они празднуют Новый год». Это будет уже не наш Новый год. Совершенно безумное ощущение, да?