«Три года. Я здесь уже почти три года», — думал Юлиан и вернулся мыслями к тому, что совсем скоро архивный ворон приедет из Багровых лиманов. Образы лениво плавали в его еще полусонном сознании, и он размышлял о милых суккубочках в борделях, о добродушном Габелии с его огромной семьей, о ворчащем Дигоро, у которого не было друзей, кроме мага-сладкоежки.
У окна заворочались.
— Какое сегодня число? — послышался сонный голос Дигоро.
— Второй день холонны, — отозвался Юлиан.
Элегиарцы пользовались календарем дюжей, который оказался очень удобным. Никто из них не вникал, что Холонна — это имя дюжа.
Дигоро потянулся в кровати.
— Славно. Скоро день Гаара. И прибавка к нему. Хозяин всегда щедр в этот праздник, — мечтательно протянул он.
— Разве жена не отберет у тебя прибавку?
— Поязви мне тут! — ощерился Дигоро и затем уже шепотом добавил сам себе: — Я с ней в этом году буду жесток… Не будет ей пощады, этой старой карге…
— Ты в том году о том же речь вел.
— А ты, гляжу я, слишком памятливый!
— Будь тише, Дигоро.
С этими словами Юлиан поднялся и прошлепал босыми ногами к столу, где лежали противоядия и травы. Там он открыл пузырьки: от борькора, от ала-убу, от леоблии — и принюхался, не пропали ли? Дабы не разбудить раньше положенного старого мага, он тихонько принялся собирать суму, но сначала вытряхнул из нее остатки сухой чернушки, которая завалялась на дне.
Дигоро, почесав лысеющую макушку, тоже покинул свою нагретую постель и встал рядом с напарником. Однако при виде того, как Юлиан на его глазах упаковывает большой флакон с противоядием от ала-убу в свою сумку, сонливое спокойствие спорхнуло с его лица. Он обнажил зубы и стал требовать:
— Маленький себе возьми, а этот — мне!
Юлиан мотнул головой и успел отодвинуть руку в сторону, перед тем как Дигоро вырвал из нее большой флакон.
— Пусть будет у меня, — спокойно сказал он.
— Отдай, говорю! — низкий Дигоро вздернул голову и рассмотрел нависающего над ним высокого напарника. И снова оскалился: — Гаар накажет тебя за неуважение к старшим!
— Да какая тебе разница, у кого будет флакон больше?
— Ты забываешься! Ты мой помощник, а не наоборот! Большой флакон должен лежать у меня!
— Отнюдь. Достопочтенный Ралмантон не обозначал такого статуса.
Габелий, проснувшийся раньше положенного из-за спора соседей, уже устало протягивал ноги в холодные тапочки. В его глазах стоял упрек.
— Ох, ну что за народ такой эти вампиры. Лишь бы погрызться меж собой, — сетовал он и тянул руки к декокту. — Дигоро, Юлиан! Ну будьте же умнее, именем всех богов, уступите уже кто-нибудь. Как дети малые…
Однако Юлиан не уступал и качал головой, а Дигоро рычал на него и в яростной беспомощности наблюдал, как большой флакон с ала-убу все-таки перекочевал в суму напарника. В конце концов он плюнул на пол, помял ладони и в немой истерике ушел к кровати, где стал одеваться. Юлиан победно улыбнулся, ему нравилось подтрунивать над вредным соседом, к которому он привык.
— Откуда в вас, демонических созданиях, столько энергии? — пожаловался Габелий, натягивая шерстяные чулки. — Воистину, отец ваш Гаар вдохнул в вас силу. Не то что в нас. Но поумерьте свой пыл, друзья… Скоро праздники, опять достопочтенный Ралмантон натрет мозоли… — Натянув теплое платье на внушительное пузо, Габелий поправил бороду и печально добавил: — И мы натрем. Ох и денек сегодня нас ждет, будем, как маги-неофиты, скакать…
А поскакать по этажам действительно пришлось. Множество раз Илла Ралмантон прошелся под кроной черного платана. Вслед за ним ходила гурьбой вся его прислуга: длинноногий и энергичный Юлиан, пышнотелый и вытирающий пот Габелий, язвительный Дигоро, два молчаливых охранника, Латхус и Тамар, а также камердинер с лекарем Викрием. Уже к обеду маг, страдающий от безмерной тяги к булочкам, плаксиво поглядывал на своих соседей по комнате. Он хотел получить хоть какую-то сердечную поддержку. И Юлиан ее выказывал. Он улыбался и хлопал его по плечу. Дигоро же в ответ на жалобы соседа лишь тихонько фыркал в духе, мол, нечего жаловаться, если прикладываешься ночью под одеялом к булкам.
То, что во дворце намечаются интересные события, стало известно уже ближе к вечеру.
Стоя в кабинете канцелярии, Юлиан как раз проверял на яды прибывшие из провинций послания и передавал их советнику, а сам же смотрел в коридор. Там плотным потоком текла толпа. Нашел в себе силы посмотреть в ту сторону и Габелий, устало развалившийся на стуле одного из писарей.
— Куда это они? — поинтересовался он, и под его набрякшими веками проскочила искра любопытства. Ничто так не придавало магу сил, как новый повод посплетничать.
Сбоку возник писарь Хроний, ворон. Он недовольно взглянул на занявшего его стул пышнотелого мага, но препираться по этому поводу не стал.
— Придворные, от малого до крупного чина, занимаются в зале обсуждением деталей церемонии в честь празднества Гаара, — каркнул он. — Королевская чета решила внести некоторые изменения в процесс празднества и шествия по городу. Возможно, изменения носят кардинальный характер, а возможно, и нет.
В ответ Габелий лишь небрежно отмахнулся. Он не любил воронов за неумение говорить по душам, за то, что каждое их слово было сказано так, точно готовилось быть занесенным в летописи. Продолжая глядеть в коридор, он устало растекся по креслу, отдыхая. Но тут Илла отложил один из ответов в провинцию, прошелся по нему печатью и поднялся. За ним поднялась и вся свита. Едва сдержав изможденный стон, поднялся и Габелий.
Со своей свитой Илла Ралмантон ступил в толпу, которая волнами отхлынула от него, и прошествовал вместе со всеми к ратуше.
Там, в церемониальных залах, собиралась толпа, которая о чем-то тревожно перешептывалась. Все толкались локтями, чтобы встать в первых рядах, выясняли, кому по статусу положено быть впереди, а кому — подальше. Явились по большей части вампиры. Шелестели накидки веномансеров, алхимиков, управляющих, помощников и камердинеров. Людей было немного, да и те, что стояли тут, пришли скорее просто праздно потратить время.
Юлиан догадался, что к грядущему празднику вампиров выбирают Вестника Гаара.
У задней стены зала на мягких подушечках в креслах восседали король Морнелий с королевой Наурикой, а подле них, по бокам, их отпрыски. Самому старшему, Флариэлю, едва случилось одиннадцать лет, и щеки юнца еще обрамлял пушок. Еще дальше от короля сидел его единственный брат Фитиль, со скукой разглядывая все вокруг и порой поглаживая своего белого чертенка.
Морнелий Слепой посапывал на троне, уткнувшись носом в плечо жены, и, кажется, его, апатичного, не волновали ни собравшиеся придворные, ни решаемый вопрос. Лицо его почти целиком укрывал шелковый черный платок, надетый под корону. Из-под платка виднелись лишь приоткрытый рот, слабовольный подбородок и жидкие пучки волос, вившиеся у тонкой шеи.
Пока король дремал, его жена Наурика Идеоранская сидела сложив руки на груди и задумчиво глядела на крохотного вампира перед ней.
Тот, лет примерно сорока на вид, разогнулся, и зоркий Юлиан заметил у него под костюмом края подкладок, чтобы впалая грудь и узкие плечи казались мощнее.
— Ваше Величество, вверяю себя вашему милостивому благорасположению! — напыщенно произнес он. — С великим почтением я, ваш покорный слуга, готов стать частью церемонии, заменив почтенного Ярвила, к коему питаю безграничное уважение. Сия церемония станет для меня великой честью, а для моих потомков — гордой памятью о скромном предке!
И вампир Горланзо еще раз отвесил глубочайший поклон, да с таким рвением, что едва не кувыркнулся. Из-под его шаперона выскочила прядка черных волос, и, сверкнув серо-синими глазами, он спрятал ее рваным движением обратно, отчего одно плечо тут же перекосилось — подкладка сдвинулась.
Наурика это заметила. Брови ее негодующе взлетели, и она поджала губы.
— Каков твой рост, Горланзо? — сдерживая гнев, произнесла правительница.
— Полтора васо, моя королева!
— А знаешь ли ты, каков был рост Гаара, когда он в 60 году вместе с другими Праотцами поднял из морских пучин Ноэль и повел свой народ на Юг?
— Конечно знаю. Это же наш отец, наш великодушный защитник и покровитель! — бледное лицо Горланзо с толстым слоем пудры, чтобы казаться еще белее, нервно подернулось. — Два васо, ровно два васо роста…
— Молодец, Горланзо. Ты понимаешь, зачем я об этом спросила?
— Да, понимаю, моя королева.
Бедняга Горланзо растерял последнюю уверенность в себе.
— Тогда иди, будь добр, освободи место следующему.
И Наурика строго взглянула на крохотного чиновника, который быстренько ретировался, чтобы не разозлить королеву еще больше.
В это время Илла величаво прошел по багровой ковровой дорожке, добрался до первых рядов и послал холодный взгляд стоявшим там придворным. Те, предпочитая не рисковать, отступили назад и в сторону, чтобы уступить место.
Дайрик Обарай, королевский веномансер, стоя рядом, приветственно кивнул и снова устремил свой взор вперед.
Следующим вышел длинный, как сосна, и уж совсем болезненно костлявый вампир. Он отделился от свиты Дайрика Обарайя, пропихнулся сквозь толпу, толкаясь острыми локтями, зацепил пышным рукавом Юлиана и выбрался к королеве. По каменному полу в резко наступившей тишине звонко цокнули туфли. Все — королевская семья, придворные — посмотрели вниз. Там сверкали украшенные камнями толстые подошвы диковинных туфель с каблуком, очень напоминающие копыта.
Король Морнелий ненадолго пробудился от дремоты, приоткрыл слепые глаза и поглядел перед собой пустым взором.
— Что это, Наурика? Что за шум? Кто-то посмел въехать в Торжественный зал верхом?
— Нет, мой дражайший супруг, — с лукавой улыбкой отозвалась королева. — Это просто расшитые золотом и рубинами мужские туфли Оганера, помощника нашего достопочтенного Обарая. Он, как я вижу, прекрасно знает, каким был рост Гаара.