За спиной королевы тихо захихикали фрейлины, а на лице Оганера, благо ненапудренном, промелькнула тревога. Король Морнелий обмяк и снова провалился в чуткий сон, с комфортом умостившись на плече жены.
— Ваше Величество, нынешние мирологи склоняются к тому, что Гаар был ниже заявленных двух васо и вполне мог умещаться в обычный рост. Но я… — Оганер, помощник Дайрика, а скорее его камердинер, понял, что ляпнул от нервов лишнее. — Я готов предложить Элегиару свои услуги!
— Услуги? Услуги, Оганер? Уж не ослышалась ли я, что ты расцениваешь данный чин не как дань уважения традициям, а как возможность поживиться за счет этих празднеств?
Качая головой от неудовольствия, Дайрик сложил руки на груди и обменялся взглядом с Иллой. Тот понимающе усмехнулся. Оганер же испуганно замахал в воздухе руками, встретившись с яростным взглядом королевы.
— Вы меня не так поняли, моя королева! Это величайшая честь для меня, возможно, лучшее, что я сделаю в своей жизни…
— Нет, Оганер, нет… Уступи место следующему!
Королева мрачно выдохнула и поправила обод короны на голове своего похрапывающего супруга.
Юлиан оглядел толпу, взволнованную и тревожную. По ней волнами прокатывался шепот; кто-то из вампиров робко делал шаг вперед, но тут же отступал, завидя предупредительный и грозный взор правительницы. Церемония продолжалась уже почти час, и ни один из кандидатов королеву не устраивал. Все устали, но в душе каждого теплилась надежда, что выберут именно его.
— Плечи разведи, Юлиан, и не сутулься, — раздался тихий, но требовательный приказ Иллы. — И делай шаг вперед.
— Что?!
— Живо пошел, тебе что сказали! — шепот прозвучал уже зловеще.
В довершение требований советник сильно стукнул по ступне Юлиана своей тяжелой тростью.
Сглотнув, Юлиан вышел вперед придворных и отвесил глубокий поклон. К нему тут же устремились сотни взглядов, больше негодующих: все знали, что он был рабом, несвободным. И хотя при дворце находились почитаемые и влиятельные рабы, например старший камердинер Ее Величества, евнух, однако вампир, стоящий перед королевой, никак не входил в их число.
— Ваше Величество, кхм, я… Если вам будет угодно, прошу рассмотреть мою кандидатуру. Меня зовут Юлиан. Я состою веномансером при достопочтенном Ралмантоне, — произнес он, уже догадавшись, зачем его сюда привели.
Над залом повисла тишина. Пока все молчали, Наурика смерила доселе незнакомого мужчину задумчивым взглядом, скользнула по его черной копне волос под шапероном, по белому лицу, а также высокой фигуре со стройным станом. Однако со стороны придворных уже поднимался гул и, медленно нарастая, разносился по всему залу.
Вперед, волоча за собой длинный хвост, выдвинулся консул Кра Офе’Крон, прозванный Чернооким.
— Ваше Величество, — каркнул он негодующе, — при всем моем большом уважении к нашему достопочтенному советнику Илле Ралмантону на роль Вестника божества выбирать раба — это само по себе надругательство над божеством! Прошу снять эту неподходящую кандидатуру!
Илла и бровью не повел. Лишь продолжал смотреть то на своего протеже, то на королеву.
— Достопочтенный Крон, — ответила Наурика. — Я согласна с твоим заявлением.
Ворон благодарно кивнул тяжелым клювом, который украшала золотая сеточка, и уже было развернулся, взмахнув по дуге хвостом, но королева продолжила:
— Однако, Кра, мне нравится то, что я вижу. Каков твой рост, веномансер Юлиан?
— Два васо, Ваше Величество, или, может, чуть больше, если рассматривать здешнюю систему мер…
После ответа Юлиан осмелился ненадолго поднять взгляд и рассмотрел лик королевы, встретившись с ней глазами. Затем снова уронил голову, как того требовали законы.
Наурика подперла подбородок пальчиком и хитро прищурилась. Она молчала, но взгляд ее карих глаз на бледном лице в объятиях черной шелковой ткани казался весьма и весьма довольным.
— Но он раб! — продолжал настаивать Кра, и позади ворона снова прокатилась волна негодования.
— Разве не выбирали уже рабов в качестве Вестников? Тем более у этого невольника нет магического клейма.
— Выбирали, Ваше Величество. За последние сто пятьдесят лет дважды, в 2035-м и в 2036-м. Однако хочу заметить, тогда это происходило из-за похода на Гайроскую провинцию. Почти вся родовая знать из вампиров отсутствовала, ведя под знаменами Элегиара войско. Прочие же не имели необходимых внешних качеств для участия в церемонии.
— Хорошо, — произнесла королева. — Раз так, то я готова рассмотреть другие кандидатуры, так как обязалась выбирать Вестника в соответствии с традициями. Раз уж вся наша знать собралась здесь в зале, то найдется еще кто-нибудь с двумя васо роста, с черными, как перья Кра, волосами, синими глазами и кожей цвета Севера?
Зал умолк. Все переглядывались, но понимали, что кому-то не хватало роста, кто-то был смугл, как полевой раб, другим недоставало синевы глаз. Так продолжалось некоторое время, пока Наурика, которая подперла подбородок кулачком и смотрела на своего дремлющего мужа, не устала ждать.
— Ну и? — громко спросила она, но недостаточно громко, чтобы помешать мужу посапывать. — Где желающие? Где, я вас спрашиваю?
Юлиан вертел головой, желая получить хоть какой-то призрачный шанс на достойного соперника. Но с каждым мгновением, завидя, как все опускали головы и терялись, он понимал, что остался один. Обернувшись, Юлиан столкнулся взглядом с Иллой Ралмантоном, однако тот нахмурился и указал краем трости в сторону трона. Веномансер все понял и посмотрел вперед в ожидании вердикта.
— Что ж… — подвела итог королева. — Нынешним законом, которому мы все подчиняемся, кажется, не запрещено выбирать Вестником Гаара раба. Верно же, достопочтенный Крон? Ибо вы радеете над сводом законов Элейгии.
Ворон Кра Офе’Крон, который был членом консулата и отвечал за казну, а также занимался проработкой новых законов, нахмурился. Как бы ни претила ему кандидатура раба на роль Вестника, законы он чтил и любил. А потому склонил увенчанную перьями голову и кивнул клювом, который от старости уже начал облезать.
Наурика ответно склонила свою обрамленную шелковым платком голову. И продолжила:
— Однако, насколько я знаю, согласно другому закону, «О рабстве», потребуется разрешение хозяина. Достопочтенный Ралмантон…
— Я позволяю своему рабу Юлиану участвовать в празднестве в качестве Вестника! — с готовностью кивнул Илла, произнеся это голосом, не терпящим возражений. — И даже более! Если он достойно покажет себя, то я готов даровать ему свободу.
В зале зашептали. Юлиан удивленно обернулся к своему покровителю, ненадолго задержав на нем взгляд.
— Дорогой мой супруг, — Наурика тихонечко тронула за плечо посапывающего Морнелия, и тот дернулся. — Как тебе кандидатура веномансера и раба нашего Иллы?
Сморщив лицо, король всхрапнул и только махнул рукой. Похоже, его совсем не волновал выбор Вестника. Морнелий, все достоинство которого заключалось в короне, весь кривой и косой, устало выдохнул и поднялся, чтобы удалиться в покои и отдохнуть. Под торжественную тишину королевская чета чинно вышла из зала, а за ней вереницей растянулась свита.
Коротко кивнув, Илла тоже отправился вслед за утекающими из зала придворными. Юлиан пошел следом, задумавшись. Он лишь в общих чертах знал, как праздновался день Гаара, да и то это были россказни купцов, прибывших в Ноэль, или истории местных, не присутствовавших там лично. Шествие через весь город, затем жертвоприношение на Молитвенном холме в храме.
Год назад, будучи еще садовым рабом, он даже из бараков слышал блаженные вопли вампиров, что гурьбой вывалились на улицы для отмечания празднества. И теперь он думал, как это все будет проходить для него. С каждой новой мыслью его все сильнее оплетало волнение: то ли радостное, то ли тревожное. Он понимал, что Илла радеет за него и, возможно, именно роль Вестника позволит ему сбросить рабские кандалы по закону, а не по просьбе, получив благосклонность жрецов и аристократии. Но Юлиана беспокоило, что советник всегда все утаивает и ставит других уже перед фактом. Какие еще интриги плетет Илла вокруг своего веномансера? Не потянули ли его сухие руки нити, ведущие в Ноэль?
Слухи множились и плодились быстрее полевых чертят, добравшихся до амбаров. Уже к вечеру, возвращаясь под покровом сумерек в особняк, носилки советника останавливали даже на улицах, поздравляя с утверждением его раба на чин. Илла же в ответ кивал, хотя и делал это пренебрежительно, будто через силу. А потом его паланкин продолжали нести дальше. Время так дорого стоило для Иллы, было для него высшей ценностью, и это же ценное время пустые люди смели занимать своими пустыми поздравлениями.
Уже в гостиной, рискнув перебить увлеченного лютниста, Юлиан подошел к советнику, который читал стихи на алом диване.
— Достопочтенный Ралмантон… — прошептал он, обходя будто выросших из-под земли Латхуса с Тамаром.
Илла не реагировал. Он продолжал скользить взором по строчкам на аельском языке, пока тщедушный лекарь натирал его впалую и костлявую грудь мазями.
— Достопочтенный…
Юлиан позвал еще раз, уже тише, опасаясь показаться излишне настойчивым. У старика был дурной нрав — тут сомнений не оставалось, — так что вызывать на себя его гнев не хотелось.
— Тебе все позже расскажут! — последовал короткий, но жесткий ответ. — Праздник через тринадцать дней. От тебя потребуется немного. С этим справится даже старая глупая дева!
Под тяжелым взглядом охраны Юлиан кивнул и скрылся в полутьме коридора, где присел в кресло и почувствовал на себе взгляд Габелия. Тот пожал плечами и потер плечо молодого товарища, дабы выразить свое сочувствие, ибо по природе своей Габелий был человеком добрым и участливым.
От Дигоро же последовала только ехидно-завистливая мина.
Ближе к полуночи, под прикрытием звукового щита, Юлиан пытался выведать у соседей по комнате все сведения о празднестве. Он знал, что Дигоро ежегодно, как истинный фанатик Гаара, посещал храм, а Габелий был на короткой ноге со многими мирологами и демонологами.