кой семьи в спальне всегда должны сидеть одновременно три раба? Знаешь, как тяжело мне было организовать даже одну твою встречу с Ее Величеством Наурикой, ибо королева никогда не бывает одна?! А ты вообще понимаешь, что случится, если королеву, короля, члена совета заместит мимик?! Знаешь, как легко развалить то, что создавалось десятилетиями, одним взмахом такого существа?! Ты слышал историю о короле Элго, сыне Радо Мадопуса Первого?
— Конечно же слышал… — вздохнул Юлиан.
— А я тебе напомню, дубоум ты этакий, потому что, видимо, тебя ничему не учат ошибки других! Король был женат дважды, что по тем временам было нарушением всех законов. А знаешь почему? Первая его жена была прекрасной невинной девой, отданной ему в брак в возрасте тринадцати лет. Ее звали Валравна. Когда король отправился в поход, Валравна осталась в замке в Бахро в ожидании любимого своего господина. И он явился к ней. Вошел в покои среди ночи, где она спала одна. Он возлежал со своей королевой и покинул ее. А когда настоящий король Элго явился из похода, прекрасная Валравна была уже беременна. Надо ли говорить, что с ней сделали? Она не успела родить и избавиться от дитя!
— Я понимаю, к чему вы клоните, достопочтенный.
— Ни черта ты не понимаешь! — снова вспыхнул Илла.
— Я постараюсь его найти.
— Как, я тебя спрашиваю? Как?!
— Обыщу тот район!
— Это сделают мои люди. От тебя не будет толку! Если ты попадешься ему на глаза, он себя не явит. Ты не понимаешь, с кем связался и кому вложил в руки свое имя и внешность, Юлиан. Тот, кого ты видел, — мимик, доживший до взрослых лет. Их находят только в детстве, позже невозможно.
— И что с ними делают?
— Зависит от того, кто добрался до них первый, но чаще либо убивают, либо берут под свое крыло гильдии. Растят убийц, подменников, которые принимают на себя удары убийц. В последние годы их стало мало. Это следствие закона 2032 года «О человеческих оборотнях», когда демонологи поняли, что мимики маловосприимчивы к магии, и стали вычленять их в обществе и убивать. За сведения о подозрительных соседях тогда платили по четыре серебряных сетта, поэтому везде, где были маги, их быстро перебили. Сейчас мимику, на твое счастье, не так легко попасть во дворец. А вот в старые времена, пока Моэм еще не высек искру в своем доме, они вообще были вхожи в любое жилище… Кем он пах тогда?
— Человеком…
— Ну вот. Тебе никак не распознать его, — качнул головой Илла. — К тому же придется привлечь демонологов. Без магии, без прощупывания его не найти.
— Дайте мне шанс, достопочтенный. Я знаю, вы плохо относитесь к тому, что я покидаю в городе сопровождающую меня охрану, но мне одному будет сподручнее найти Момо. Тем более я помню его запах. Он не менял его ни в моем облике, ни в чужом, и сомневаюсь, что будет обременять себя этим в последующем.
Илла усмехнулся.
— Ты не учитываешь, Юлиан, что этот матерый мимик мог умело облапошить тебя и напускной нищетой, и единообразным запахом. Ты уповаешь, что он будет в том же районе, но, обманув группу дурней, среди которых был и ты, он, вероятнее всего, уже сменил город. За те три года, что он жил там, он мог злонамеренно втереться в доверие, а перед исчезновением набрать у всех в долг. Будет богат лишь тот, кто терпелив! Нет никакого шанса найти его. Он исчез, растворился и продолжит свое дело с очередными недотепами!
Уже вечерело. В малую гостиную деликатно постучали. После приказа один из охранников открыл дверь и показал Илле Ралмантону послание — конверт с красной сургучной печатью. Тот довольно кивнул, настроение его тут же улучшилось, и он обратился к сидящему напротив Юлиану:
— Твое счастье, что королева у нас женщина мудрая и готова дать второй шанс даже тому, кто его порой не заслуживает.
— Я так понимаю, вы тогда намеренно заняли беседку в театре прямо перед королевой, чтобы все представление она была вынуждена смотреть на мою спину? — улыбнулся Юлиан.
— Смекаешь… Умение вовремя попасться на глаза дорогого стоит! — сине-серые глаза Иллы насмешливо сверкнули. — Тем более я подозреваю, что ей, уставшей от слащавых и напудренных лизоблюдов, пришлась по нраву твоя неотесанность конюха. Так что как бы она нос ни воротила, но выбор у нее невелик. Либо ты, либо Оганер, чьи туфли займут половину кровати.
Юлиан принял из рук советника пустое письмо, покрутил его в руках, привычно принюхался и вздохнул.
— Вы тоже были Вестником Гаара? — спросил он, вспоминая слова Дайрика.
— Да. Путь к власти всегда тернист, и я прошел через все тернии. Но нынешняя королева еще красива, а я в свое время был фаворитом уже старой женщины, — усмехнулся Илла. — Ты не задавался вопросом, почему меня спасли? Меня, молодого и глупого?
— Вы были богаты.
Юлиан знал истории о том, что Илла Ралмантон, этот высокий и черноволосый красавец со взглядом искусителя, явился во дворец с вьючным ослом, к которому были приторочены мешки с золотом. Причем золотом якобы древним. Клад, так все говорили. Ходила молва, будто Илла некогда был бедняком, обнаружившим несметные сокровища старых эпох, но Юлиан в это не верил, ибо, будь Илла простолюдином, он бы лишился и золота, и головы, но во дворец бы не попал. Нет, тут было что-то другое, однако он не хотел выказывать сомнения. Иной раз лучше сойти за недогадливого глупца, чем выманивать тайное лестью и наводящими вопросами. С таким хитрым вампиром, как советник, эти методы не пройдут.
— Чепуха! — расхохотался Илла. — Не будь у меня покровителей, мою смерть ускорили бы, чтобы прибрать к рукам плантации и имения, полученные за чин. Я был любовником ее величества уже пять лет, и только благодаря ее стараниям на меня обратили внимание и выходили. Женская похоть меня погубила, и она же меня спасла, — глаза его опасно блеснули. — Не золото есть мерило неприкосновенности, а власть, которая складывается из покровительственных и лояльных отношений власть имущих. Ибо не будет у тебя власти, но будет золото — ты быстро лишишься и его. А теперь пошел вон к королеве! Но если подведешь меня и сейчас, то, клянусь Гааром, вместо женского тела ты получишь метлу у уличных бараков!
Юлиан помял письмо пальцами, улыбнулся сам себе, встал и последовал за Латхусом под насмешливым взглядом Иллы Ралмантона, который был уверен, что в этот раз все пройдет как должно. Впрочем, когда он покинул уютную малую гостиную, освещаемую в ночи лишь одним фонарем, лицо советника переменилось. Илла задумался о чем-то своем, нахмурился и принялся чесать подбородок.
Небо мерцало звездами. Оно спускало на землю прохладу, уже отступающую перед весенней оттепелью. Прошло три месяца с тех пор, как Юлиан единожды навестил королеву в ее покоях. Покои эти, как выяснилось, были не покоями, а гостевыми комнатами в закрытом верхнем секторе Коронной башни.
Пружинящей походкой Латхус двигался по улочкам, и его не волновали ни свежий ночной воздух, ни птичьи трели в ветвях растущих вдоль дорог платанов. У него была одна цель — сопроводить охраняемого до нужного места, и он хладнокровно исполнял ее. И пока Латхус упрямо шел вперед, ведя под звездами к растущей громаде дворца, Юлиан погрузился в размышления. Он вспоминал, как остро Наурика реагировала на его прикосновения, вспоминал, как страстно и целиком она отдавалась ему. Не знай он, что перед ним богатая дама, которую обслуживали сотни слуг, то решил бы, что она одинока и несчастна. А может, так оно и было? Может, слепота и апатия Морнелия разладили доселе крепкие отношения? Может, потому и случались припадки злости у Наурики, которые она обрушивала на придворных? Право же, женщинам любовь всегда важнее политики, уж такие они создания.
Показалась дворцовая стена, и Юлиан поднял голову к огромной Коронной башне, стараясь различить свет на высоких этажах. Однако верхние ярусы были черны, в то время как на нижних кипела жизнь. Навстречу скользнула тень. Юлиан плотнее замотался в плащ, глубже надвинул капюшон и разминулся с незнакомцем. Тот тоже пожелал быть неузнанным и прошел, кутаясь, улочку в стороне. За ним шлейфом протянулся запах женских духов: корица с лавандой. Амурные дела, сокрытые в ночи, усмехнулся про себя веномансер. Не думал он, что станет одним из таких приходящих любовников.
Ворота хозяйственного двора были приоткрыты. И вот знакомая башня кордегардии, снова пустая. Латхус поднялся по винтовой лестнице. Опять этот коридор, в котором будто нарочно потушили все лампы. Юлиан последовал в комнатку с бельем.
— Приведи себя в порядок. Омой руки карьением. Затем мы отправимся к почтенной Маронавре, — прозвучали знакомые слова.
Поморщившись от приказа, Юлиан скинул грязные сапоги и надел мягкие туфли с кисточками. Затем окунул руки в прозрачную воду, которая пахла кислотой, и обмыл ладони от возможного яда.
Потайная дверь в бельевой открылась. Затем последовала череда пыльных коридоров, по которым ходит не так много людей. И вот показался проем, из-под которого лился свет и запах мирта с ванилью. В прошлый раз Юлиан был одержим яростью, а теперь его сковало смущение, потому что не каждый день приходится заходить в покои королевы. Он вытер вспотевшие ладони о шаровары и коснулся ручки двери, пока Латхус возвращался к лестнице. Наурика сидела в кресле у камина, в котором трещали поленья. Отблески огня играли на ее горделивом лице, блестели на золотых украшениях в косе и пышной сорочке. При скрипе двери она повернула голову, но сделала это нарочито медленно. Взгляд ее, спокойный и властный, замер на вошедшем Юлиане, и тот отвесил поклон. Королева не ответила. Она лишь скользнула взором вниз, к ногам, и Юлиан, сам не осознавая, посмотрел туда же. Уж не обут ли он в грязные сапоги?
— Доброй ночи, Ваше Величество, — произнес он негромко и скинул плащ на спинку пышного алого диванчика.
— А ты сегодня вежлив, Вестник. И чист…
Наурика насмешливо вскинула брови. Лоб ее, высокий и округлый, отливал белизной, а на полных губах притаилась полуулыбка. Две толстые косы, мягкие, как южный шелк, лежали на покатых плечах. Королева ждала, не шевелилась.