ную тряпку. Ты понял?
— Да!
— Громче! Плохо слышно!
Но Момо не ответил, лишь пуще разрыдался от страха. И уже тогда его мучитель, удостоверившись, что произвел нужное впечатление, оставил юношу на циновке, всего в крови и грязи. Ничего, думал он, Момо оживет и оправится, ибо на нем все хорошо заживало. Теперь он был уверен, что данное ему обещание сдержат — уже из страха. Нужно было еще в прошлый раз испить крови мимика, это избавило бы от всех проблем с самого начала.
Постоянно оглядываясь, Юлиан быстро пошел к воротам Золотого города в надежде не наткнуться по дороге на изголодавшихся демонов. Нехорошее это место, трущобы. На них выделяли не меньше двух стражей на квартал, но все равно здесь постоянно пропадали люди. И чем выше становились цены на кровь и мясо, тем чаще это происходило. А еще Юлиан хотел верить, что во время шумных приключений охрана Иллы его так и не обнаружила, иначе у Момо возникнут проблемы. Ведь он так и не смог убить юношу. Многих он убил в своей жизни, но детей, пусть почти зрелых, трогать всегда боялся, чувствуя в этом страшный грех. Вздыхая от своей человечности, так и не вытравленной из сердца до конца, он прошел улочки, вслушиваясь и оглядываясь. Здесь было темно, ибо трущобам сильфовских фонарей не полагалось — украдут или разобьют.
Глава 11. Приезд принцессы
Элегиар. 2153 год, конец лета
Утреннее солнце, по-летнему знойное, разливало свой жар на Элегиар. На Кожевенной улице, которую замостили выкрашенной в желтый цвет плиткой, только-только открывались мастерские. Правда, кое-где уже работали, и на тихой улочке были слышны единичный стук молотка, щелканье ножниц и негромкие разговоры. В отличие от рынка, расположенного кварталом восточнее, здесь царило деловитое спокойствие — все были заняты работой.
Клиенты неторопливо расхаживали меж узеньких каменных домов, пока мастера поднимали створки окон, чтобы превратить нижнюю в прилавок, а верхнюю в подпертый палкой навес от дождя и палящего солнца.
Где-то издалека донесся бой барабанов. На рынке — меж гор фруктов, корзин с персиками, дынями, яблоками, в гаме споров и торгов — этого не услышали. А здесь, на Кожевенной улице, звук прозвучал намного громче. Все ремесленники побросали свои дела и уставились в начало улочки, которая изгибалась за поворотом.
Снова бой барабанов, уже ближе. Из-за угла показался пышный отряд. Впереди двигались всадники в пестрых красных куфиях, с наброшенными на плечо солнечно-желтыми накидками изо льна. Острия их копий, блестящие навершия сабель и кинжалов у груди сверкали в утренних лучах. По бокам охраны ехали маги в тюрбанах, их оружием были острый ум и колкий язык.
Когда авангард растянулся уже на половину улицы, из-за угла показалась крытая повозка, которую везла цугом дюжина изящных скакунов. Она была спрятана от любопытного взора под яркими плотными тканями, а за ней бесконечной вереницей растянулись багрово-коричневые верблюды с вьюками.
Народ зашумел. Люди набились в мастерские и цехи, уступая дорогу, и теперь глядели из-за окон с интересом. Все рассматривали чудной отряд, диковинных животных с двумя горбами, яркие одежды охраны и, наконец, повозку, колеса которой шумели по мостовой. Воздух вокруг нее переливался слабым, радужным мерцанием — магический щит поддерживали порядка десятка магов. Еще столько же двигались по бокам, впереди и позади, выискивая ловушки. Над шествием реяли желто-красные знамена, на которых над пламенем летели два феникса — символ Нор’Мастри.
— Отец, отец! — вбежал в одну мастерскую ребенок. — Там принцессу везут! Принцессу Бадбу! Из самого Нор’Мастри!
Шорник отложил плоское шило, отодвинул табурет, где лежали две иглы с вдетыми нитями для сделанного прокола, и поднялся. Он пошел за неуклюжим сыном, хромающим с детства, и выглянул через окошко наружу. Там продавливал разбегающуюся толпу иноземный отряд, выкрикивая имя принцессы. Мимо подпертой камнем ставни, на расстоянии двух васо, проехала шикарная повозка. За ней тянулись верблюды, и шорник с удивлением стал рассматривать сначала их, а затем — из мастерового любопытства — уздечки. На вьючных верблюдах, а также в арбах, волочащихся в хвосте и скрипящих под тяжестью, лежало приданое принцессы — единственной и обласканной отцом.
Занавесь повозки ненадолго отодвинулась, и на старое загорелое лицо шорника взглянули ясные янтарные глазки.
— Закройте занавесь, моя принцесса! — послышался властный и жесткий голос из повозки.
Девочка нервно задернула шторку, и все вокруг нее снова погрузилось в полутьму. Лишь сильфовский светильничек размером с детскую ладошку тускло светил под потолком. Старая и иссушенная няня, с виду грозная дама, наклонилась и расправила складки плащика, который некрасиво лег на желтые шаровары ребенка. Затем нахмурилась и потянулась было к куфии, расшитой звонкими украшениями, чтобы поднять ее до глаз, но девочка оттолкнула руку.
— Мне жарко, няня! Тут душно и гадко!
— Душно, но учись быть королевой, моя дорогая Бадба. Ты должна стойко переносить все невзгоды.
Бадба лишь качнула головой и, обливаясь потом, под настойчивые возражения размотала куфию. На плечи легли длинные каштановые волосы. Смахнув мокрые пряди, которые прилипли к лицу, девочка снова выглянула в окошко, чтобы глотнуть свежего воздуха. И опять по руке, удерживающей штору, ударила няня.
— Вам откроют дверь, моя принцесса, когда мы доберемся до места. А пока ведите себя как положено! Отдайте куфию!
Забрав головной убор, няня деловито сложила руки на коленях и всем своим видом стала подавать пример для подражания. Тогда девочка откинулась на подушки и со скукой начала глядеть то на сильфовский фонарь из меди, подвешенный на железный крюк, то на свои изящные браслетики. Браслеты так увлекли Бадбу, что она незаметно для себя сняла их, покрутила, чтобы рассмотреть.
Где-то в авангарде охраны кричали, бранились и заставляли убираться прочь людей и возничих, которые спешно уводили телеги с товаром в проулки.
— С дороги! Едет принцесса Бадба!
— Прочь!
— Именем короля Мододжо Мадопуса! Дорогу!
И люд рассыпался в сторону, как песок, и смотрел с интересом, глядел отовсюду: из-за прилавков, из мастерских, цехов гильдий и жилых домов, которые располагались этажами выше. У всех на глазах тяжело волочилась повозка, украшенная так богато, что каждый бы душу отдал за отрез материи, обвивающей ее. Повозка медленно катилась по Кожевенной улице, намеренно избегая многолюдных мостовых. Вот она проехала высокий четырехэтажный дом, принадлежащий хозяину кожевенного цеха. Из окошка на горожан посмотрели ясные глазки Бадбы, но занавесь снова закрылась и послышался вскрик девочки, которой ударили по пальцам.
В тихом перешептывании толпы, в цокоте копыт и утробном крике уставших верблюдов никто не услышал, как зазвенел Хор’Аф. Вдруг стена дома кожевника, нависающего над повозкой, осела — под ней из-за артефакта резко образовалась пустота. Люд закричал, когда каменная громада резко накренилась вправо и осыпалась на иноземный отряд. Ярко заискрил щит. Маги всполошились, их голоса сплелись в хор — стена с грохотом, не раздавив повозку, развалилась по бокам от нее. С искрами радужный щит лопнул, но спас принцессу от обвала, а несколько щитоносцев-магов в слабости, с синюшными лицами, отшатнулись.
Из ближайшей таверны высыпал вооруженный отряд. Из-под невзрачных плащей показалось оружие. Засверкали сабли. Под утренним солнцем, взошедшим над Элегиаром, разнеслись крики боли.
— Смерть Бадбе! — закричал с акцентом один из наемников.
Пыльное облако осело вокруг повозки, скрыв ее от чужих глаз. Спустя пару мгновений несколько магов снова возвели щит, но в завязавшейся потасовке, использовав драгоценную секунду, в облако успела нырнуть тень.
— Моя принцесса, не бойтесь! — завопила тощая няня, пытаясь успокоить скорее саму себя.
Она обхватила трясущееся тельце маленькой Бадбы, поцеловала мокрые волосы, надушенные сандалом, а глазами испуганно смотрела на серую взвесь за окном. Светильничек от удара соскочил с крючка на пол, и теперь из-под разбитого стекла вылетел маленький сильф — сгусток магии родом из болот.
Будто где-то далеко, за повозкой, звенела сталь, кричали люди, ржали кони. На мгновение все вокруг залил голубой свет от молнии, выпущенной магами. Нападающих было много. Вдруг дверь повозки отворилась. Тяжелая занавеска отодвинулась, и из пыльного облака явилась темная фигура. Вскрикнув, няня схватилась за медальон на груди, сорвала его и обняла принцессу за плечики. В полутьме вспорхнул ввысь сильф, ударился о появившийся от некромантского амулета щит и запорхал перед глазами заплаканной Бадбы.
Наемник ударил по щиту острием кинжала — тот выдержал. Искры. Снова удар. Трещины расползлись по барьеру, и со вспышкой он рассыпался сотнями всполохов. Бадбу вырвали за волосы из объятий старой няни. Тонкий вскрик, кровь обагрила пол повозки, на который уже осела пыль. Убийца дернулся, когда его сердце разорвалось от колкого заклинания подоспевших магов.
Но дело уже было сделано.
Маленькая Бадба лежала с перерезанным горлом.
Позже
Семь консулов расселись в кресла Мраморной комнаты. Огромная дверь зловеще хлопнула, и все переглянулись. Наурика была бледна и дрожала, а перед ней стоял кубок с успокаивающим декоктом, который, похоже, не помогал. На лицах других тоже застыла маска скорби, ледяная, жуткая.
— Значит, убили, — подытожил уставшим голосом король Морнелий.
— Да, Ваше Величество, — ответил Илла и оглядел консулат. — Это было хорошо организованное нападение. Наемный отряд, предположительно из Нор’Эгуса, знал, когда должна была прибыть принцесса Бадба и какой дорогой собиралась следовать до дворца.
Снова молчание. Лицо короля, наполовину закрытое платком, застыло в отрешенном состоянии. Тишина была угнетающая, невыносимая. Казалось, если не прервать ее, то так все и останутся за столом недвижимыми статуями.