Искра войны — страница 53 из 91

— Я вас слушаю, — сказал он. — Какая судьба привела вас в банкирский дом Ярвена? Как к вам обращаться, милостивый господин?

— Насколько я знаю, этот банкирский дом основной, через него проходят записи всех поступлений? И здесь же ведется учет по другим городам?

— Да, вы правы.

Больше Листонас ничего не сказал, ибо незнакомец его насторожил: не представился, одет в добротные ткани, осанка ровная, глаза холодные, пропах лошадьми, железом и потом. Точно знатный, а не грабитель, которому посчастливилось поживиться за чей-то счет на тракте. Явно прибыл издалека, ибо говор северный, твердый. Но кто конкретно? А может, из Цветочного дома Ноэля, подумал Листонас. Уж не проверяют ли его?

Филипп вцепился в него ответным взглядом, и от этого Листонасу сделалось дурно, ибо он, вампир опытный и немолодой, знал, что с таким взглядом могут убивать. Стараясь выглядеть достойно, поверенный опустил глаза, сложил руки на животике и откинулся в кресле.

— Так что вас интересует?

— Мне нужно знать об отношениях между Ярвеном и графиней Мариэльд де Лилле Адан, — сказал Филипп. — А точнее, между их банками. Расскажи об этом.

— Ах, об этом… — Листонас почесал оплывший подбородок. Значит, незнакомец не из Ноэля. — Мы мало дел имеем с Ноэльским банком, или, как его называют, Цветочным, хотя его подразделений здесь как чертят в амбаре. Но да… — банкир уронил алчный взгляд на мешок с золотом, понимая, что это предназначается ему в качестве взятки. — В последнее время наш господин Хиамский ведет с ним дела…

И Листонас замолк, вспоминая, что все эти сделки Ярвен проворачивал тайно. Может ли это быть проверкой со стороны его господина? Однако в кошеле чересчур много золота, и это никак не похоже на столь мелочного Ярвена.

Филипп понял опасения Листонаса и снова сделал властный жест рукой, указав на кошель. Граф часто имел дела с банкирами в своем графстве, а потому продажную породу ростовщиков чувствовал и понимал. Он не стал использовать грубую силу, а решил просто купить ответ у одного из помощников Ярвена Хиамского. И оказался прав, ведь Листонас, мысленно подсчитав содержимое мешочка, уже понял, что даже если придется бежать, то он с семьей будет безбедно существовать на это золото всю жизнь. А ведь его измену могут и не раскрыть.

— Так говори, чего умолк? Или пойду к другому поверенному, в Глеофию.

— В Глеофии об этом не ведают, господин, — очнулся от раздумий Листонас. — Только я знаю! Да, да, господин Хиамский ведет дела с Ноэлем вот уж лет пять, наверное. Доселе никаких операций друг с другом мы не совершали, но тогда, под ночь, явился мужчина. Представился посредником Мариэльд де Лилле Адан.

— В каком году это было? Конкретнее.

— В 2148, — Листонас задумался. — По весне, до праздника Аарда, точнее не скажу.

Филипп кивнул, требуя продолжения.

— Так вот, тогда господин Хиамский был здесь, на втором этаже в своей комнате. Он периодически навещает нас, проверяет журналы, счета. И они долго говорили с этим посредником, но письменных соглашений никаких не подписывали. А спустя полгода прибыл тот же посредник, но уже с охраной. Прибыл по осени, но не сюда, а сразу к дому хозяина. Я узнал, что подвезли ларцы с золотом.

— Много?

Листонас кивнул.

— Я бы сказал, очень много, господин.

— Какова точная сумма?

— Мне неизвестно… Говорю же, привезли тайно к дому господина Хиамского. Но перед этим он заставил меня заняться его счетами, и я связался с его личным слугой Бадномером, а тот все о привозе золота и рассказал. И даже имя гостя назвал. Вот имя я-то и вспомнил — им тот поверенный ранее представлялся. В журналы доход никуда не вносили, и больше упоминаний о золоте не было, по крайней мере в формате поступления от Ноэльского банка. Но буквально через пару месяцев хозяин открыл подразделение в Глеофии. А еще отослал Барьена — это другой поверенный — на Юг. А это, как вы понимаете, стоит очень больших денег, господин.

— Ярвен открывает подразделения на Юге?

— Пытается, да. Однако тамошние банкиры не очень приветливы к нам, северянам. А еще корона Элейгии облагает нас дополнительными пошлинами. Но там назревает война, а где война, там займы, и Ярвен полагает, что сможет отыграться на процентах.

— Почему он не дает займы Глеофу? Глеоф тоже воюет.

— Ах, война Глеофа проводится, насколько я знаю, за счет графини Мариэльд де Лилле Адан. По крайней мере, между нами, банкирами, ходят такие слухи.

— Так это слухи или точная информация? Говорите прямо, в денежных делах слухов не бывает.

— Это точная информация… Ноэль оплачивает императору Кристиану войну со Стоохсом, оплачивает наемников, оружие, коней, фураж, провиант. Поверенные Ноэля обосновались в Мечном замке и потеснили других банкиров, то бишь там денежная целина ими уже вспахана. По этой причине Ярвен и пошел на Юг, думая, что там будет свободнее. Но вот что я вам скажу, господин… Там, на Юге, Ярвену тоже будет нелегко, ибо рука Ноэльского банка теперь простирается и туда.

— Так Ноэльский банк оплачивает и войну на Юге? — удивился граф.

— Войны там еще нет, но обязательно будет. Элейгия точит ножи, а ножи, как известно, стоят золота. Барьен докладывал мне в письмах, будто бы случайно встречался в Элегиаре с представителями Ноэльского банка. Не просто так им там быть, знаете ли. Они, как хищники, рыщут в поисках жертвы… Будьте уверены, Ноэль платит за войну и на Юге, и на Севере! Им это по кошельку.

Видя, что незнакомец, который так и не назвал своего имени, одобрительно умолк, Листонас решил, что золото почти в кошельке. И, как человек самолюбивый, считающий, что безупречно разбирается в своем ремесле, он позволил себе вывалить на щедрого просителя все, что знал. Листонас рассказал обо всех значимых операциях своего господина, рассказал о быте Ярвена Хиамского и том, как выстроена структура его банковского дела. Он говорил и говорил, а гость молча слушал, пока не воцарилась тишина. Чуть погодя доверенный Ярвена, вцепившись взглядом в кошель с золотом, осторожно спросил:

— Вас еще что-то интересует, уважаемый? Я к вашим услугам.

— Да. Встречался ли твой господин с кем-нибудь из подобных ему?

— Ах, это… Вы про особенность моего господина?

— Да.

— Не припомню таких встреч, кроме как с Генри, который сейчас живет с ним.

— А вел ли Ярвен переписку с кем-нибудь? С кем-нибудь общался? Или Генри?

— Такого не знаю. Ну, Генри хвалился, что некая графиня в Йефасском замке удостоила его общением, интересовалась здравием, его историей жизни.

— Как вообще он себя чувствует?

— Нормально, наверное, господин. Генри из той категории, что… Ну, кхм… Ему всегда хорошо, и в грязи, и в роскоши. Сложно сказать.

— Скажи как думаешь.

— Блаженный он! Сам вампир, но сердце как у отменного добряка-человека. Все время возится, лечит всякую шваль в храме Ямеса. Ни бронзовичка не берет. Не пеклись бы о нем, помер бы в нищете с голодухи, но у него высокие покровители — и потому живет. Мы-то народ простой, что уж там, живем для себя, а вот Генри блаженный. Жизнь бы отдал за благое дело, если бы оно того стоило.

— Понятно, — сказал Филипп и поднялся. — Где сейчас этот Генри?

— Он с утра до ночи в храме Ямеса, там его всегда и найдете.

Листонас подгреб кошель к себе и посмотрел, как незнакомец безо всяких прощаний поднялся, развернулся и покинул кабинет. Тогда банкир счастливо выдохнул и, ликуя, спрятал золото. А Филипп вернулся на постоялый двор, где снимал комнаты, чтобы переждать ливень и переодеться.

* * *

Распогодилось. Осенний дождь омыл брусчатку улиц, поутру заблестевшую в лучах солнца. Наступали холода с севера, и свежие порывы ветра бились об дома.

Пока солрагцы спали мертвым сном после долгого путешествия, от которого окаменели их задницы, Филипп с рассветом уже посетил общественную баню. На постоялом дворе, где он жил, паж Жак подготовил для него выходной костюм, и граф, укрыв гербовые отличия под суконным плащом, собрал седые волосы в хвост и энергичным шагом направился к храму Ямеса. Храм Ямеса стоял у реки Лейсры в небольшом городке Аутерлот-на-Лейсре, который располагался в одноименных владениях барона Аутерлотского. С заднего двора храма к воде тянулась вереница прислужниц с тазами и ведрами для стирки. А где-то поодаль, за деревянной оградой, ловили рыбу местные, кутаясь в тряпье от осеннего мерзкого холода.

Филипп миновал небольшой рынок, направился к побитым временем ступеням храма, оглядел высокое серое здание со стрельчатыми арками и вошел внутрь. Там царил сумрак. Храм разделили каменными перегородками, оставив под потолком единую для всех комнатушек пустоту. В главном зале жители города совершали подаяния Ямесу, укладывая на молитвенный алтарь снедь и глиняную утварь.

Щуплый, но бойкий жрец Ямеса, с проведенной через все лицо чертой, читал молитвы, касаясь каждого склонившегося божественным жестом. Зычный голос отдавался эхом под сводами храма и во всей своей громкости и чистоте долетал до лежащих в соседней комнате больных.

К Филиппу устремилась с подносом для подаяний одна из служительниц, спрятавшая свои серые косы под чепцом. Но, увидев, что незнакомец с пустыми руками, женщина нахмурилась. Филипп прошел мимо нее, принюхавшись. Среди прогорклого запаха свечей, дыма, снеди и раболепия верующих он различал явственный запах вампира.

— Где ваше подая… — И служительница умолкла, когда ее пронзили холодным, презрительным взглядом.

Филипп отодвинул полог льняника, служившего дверью, и попал в другую комнату. Там, по-над окнами, на узких дощатых кроватях, прибитых к земле, лежали больные, прокаженные и калеки. Между ними сновали жрецы, разнося часть снеди, принесенной людом на молитву.

Одним из таких жрецов был Генри — некогда безымянный мальчик из Тазутта, который встретил Зостру ра’Шаса и поступил в академию целительства.

Хотя Филипп и видел Генри впервые, но сразу отметил, как он похож на молодого Базила Натифуллуса, управителя замка Брасо-Дэнто, стройным телом, оттопыренными ушами, улыбчивостью и угодливостью. Разве что лицо его было не овальным, а треугольным. И сияло чистотой и благородством, как у Уилья