Она вздрогнула.
— Почему, Элрон? Ты говорил, что любишь меня. А я люблю тебя!
— Уходи. И более не являйся ко мне. Ради твоего благополучия.
Узник уперся взглядом в пол, насколько ему позволял обод, и прикрыл глаза.
Альяна вздрогнула, растерялась и почувствовала, как удушливый ком подкатил к горлу. Она подскочила, не зная, что за перемена случилась с ее возлюбленным Элроном: только что он смотрел на нее с любовью, искренним взглядом, а после слов об отце вдруг сделался холоден как лед. Она снова посмотрела на узника. Тот поник в цепях и растерял всякую живость.
— Отец… Это отец! — догадалась вдруг она и застонала от чувства грядущей беды. — Я помню, он говорил с тобой до отъезда. Что он тебе сказал?
— Уходи…
Значит, она права: назревало нечто нехорошее. Ломая руки, девушка заметалась птицей в маленькой темнице, как в тесной клетке, и отчаянно вслушалась в коридор. Уж не придет ли Бирай-тюремщик? Она уже должна была напоить заключенного, осведомиться о его здоровье, ибо трудилась помощницей жреца при тюрьме. Не выдержав, Альяна упала на колени, прижалась в порыве исступленной любви к истощенному телу Элрона и отчаянно поцеловала его.
— Расскажи, расскажи мне, пожалуйста, что он тебе сказал? — шепнула она.
— Не надо тебе этого знать.
— Расскажи!
Узник помялся. Потом поднял голубые глаза, в которых блестели слезы. Альяна задрожала.
— Несколько дней назад твой отец, почтенный Лампур, сообщил, что ему пришло письмо из Элегиара с приказом умертвить меня. Он обещал, что исполнит задуманное, после того как вернется из Ор’Ташкайя, куда ему придется срочно отбыть.
Альяна вспомнила, что отец на днях действительно получил какое-то послание из Элегиара. Правда, он часто получал оттуда письма, но Элрон ведь не может знать об этом, а значит, говорит правду.
— Он вернется… и… — испуганно прошептала девушка, до которой дошел смысл.
— Да, Альяна…
Уронив слезу на рубаху, узник снова кивнул и склонил голову, насколько позволял обод. Не выдержав, Альяна горячо расплакалась и без сил рухнула на грудь закованному в кандалы вампиру.
Она знала Элрона всего год, но успела всем сердцем полюбить его искренность, его смирный нрав, его честность. По словам отца, он был осужден за соглядатайство, за это его и повязали на мысе Гарпий, когда он только сошел с трапа корабля, и заключили за решетку как особо опасного преступника. Но Альяна, дочь главного надзирателя, в это не верила. Да, опасного лазутчика схватили по присланным из дворца Элегиара приметам: голубоглазый, темноволосый, статный, средних лет, носит на безымянном пальце левой руки перстень с агатом. Все сходилось, однако Элрон оказался всего лишь торговцем мехами.
— Элрон… — выдавила Альяна. — Что же нам делать?..
Элрон поднял мокрые глаза.
— Ты любишь меня, Альяна?
— Да!
— Ты на все готова ради меня?
— Да, Элрон!
— Тогда уходи… — безвольно шепнул он. — И забудь обо мне. Если любишь меня, то выброси из сердца несчастного пленника. Ты так хороша, Альяна, так прекрасна, тебе всего шестнадцать, поэтому ты еще встретишь мужчину, которого полюбишь.
Альяна увидела лихорадочно-влюбленный взгляд Элрона и обвила руками его шею, сжимая металл кандалов. Их тела сплелись в неуклюжих из-за цепей объятьях, а губы соприкоснулись в последнем жарком поцелуе. Элрон посмотрел на нее с любовью, а Альяна поднялась, подхватила кувшин и, чувствуя, как слезы заливают ее щеки, капают на грудь и окропляют передник, покинула темницу. Затем она обтерла лицо рукавом, чтобы не раскрыться перед тюремщиками. Грохнули засовы. Нетвердая поступь качающегося от горя женского тела истончилась и пропала.
На тюрьму Таш около Ор’Ташкайя спустилась ясная ночь. Тихим стражем покоилась эта твердыня посреди равнин, и одна только роща смоковниц ютилась рядом, разбавляя однообразную окружающую пустоту.
Лунный свет лился сквозь зарешеченные окна. Коридор в правом крыле охранялся двумя караульными, которые сидели на табуретах и глядели вдоль узкого коридора, окаймленного с одной стороны дверьми темниц, а с другой — окнами, которые выходили во внутренний двор крепости.
Скрипнула дверь. Раздались тихие шажочки. Стражники из-под шапелей разглядели тонкую фигурку дочери главного надзирателя-вдовца, который воспитывал единственное дитя, оставшееся без матери.
— Альяна, тебе запрещено здесь появляться! Здесь закрытая тюрьма. Возвращайся в жилые комнаты, — произнес первый.
На лице Альяны играла довольная улыбка. Она замерла с кувшином крови в руках.
— Я только хотела сказать, что у Бирая родился сын.
— Правда? Так рано?
— Да, он сейчас угощает в трапезной с позволения отца, тот еще перед отъездом разрешил.
— Обидно, — заявил второй караульный. — Но мы не можем покинуть пост.
— Я знаю, поэтому Бирай и просил отнести вам.
Девушка поставила кувшин с кружками на табурет и, мягко улыбнувшись, ушла.
— Хорошая девочка… Пора ей замуж, — сказал первый стражник и потянулся к кувшину, налил еще теплой крови. — И подальше от этого паскудного места, пока ее не оприходовали буйные.
— Это ты про кого?
— Да про Талноха. Так и пожирает девчонку глазами.
— А-а-а-а, это да. Ну, почтенный Лампар вроде как хочет ее к тетке в Аль’Маринн отправить. Уже и деньжат, говорит, подсобрал. Там-то кровь в городе дорогая.
— И правильно, пусть уезжает. Нечего ей делать среди нас, уродов. Ну что, за Бирая?
— За Бирая! Еще один лишний рот!
Стражники усмехнулись, чокнулись кружками и осушили их. Один вытянул длинный язык, вылизал дно и радостно причмокнул. Чуть погодя, болтая о своих детях и женах, о подскочившей цене на кровь, мужчины заподозрили неладное. Однако на них слишком быстро навалилась усталость, связала конечности, и, не в силах шевельнуться, они сначала с грохотом завалились набок, а затем и вовсе захрапели.
Альяна, услышав вожделенный шум, с трясущимися руками ворвалась в коридор, где на полу лежали стражники. Подняв подол платья, она побежала в конец коридора, пока лунный свет лился на ее решительное лицо. В руках Альяны заблестела связка ключей — запасная, которую отец прятал в сундуке.
Как можно тише девушка откинула тяжелые засовы, распахнула дверь и упала на колени перед вздрогнувшим пленником.
— Альяна? — спросил голос из-под мешковины.
Мешок слетел, и дрожащая Альяна обняла Элрона, глаза которого блеснули в темноте.
— Зачем ты это делаешь, дорогая? — прошептал неверяще узник.
— Мы сбежим, Элрон, сбежим… Мы начнем новую жизнь.
— Я опасный заключенный, Альяна. Меня будут искать.
— Но ты же не соглядатай! Тебя оклеветали!
— А стража?
— Помнишь, ты рассказывал об усыпляющем порошке? Я узнала, где такой порошок есть. Съездила в город еще с месяц назад. Купила у травницы… — улыбнулась девушка, роясь в связке ключей.
— И ты им его подсыпала? — вопрос прозвучал скорее насмешливо, но Альяна сарказма не различила.
— Они же верят мне, Элрон… Я выросла здесь!
— Но что делать с магическими кандалами?
Элрон напрягся, но так и остался висеть в цепях, показательно беспомощно провиснув, а затем испытывающим взором всмотрелся в девушку, выжидая. Альяна грозно сверкнула глазами и наконец нашла в связке нужный ключ. Погремела в замке кандалов, и те упали к ногам Элрона. Уже спустя мгновение узник вскочил и потянулся, чтобы размяться. Лицо его осветила торжествующая улыбка.
— И ключи ты нашла? — спросил он.
— Ну ты же сам тогда говорил, помнишь? — хихикнула Альяна, чувствуя странную окрыляющую радость от такого освобождения. — Что в тюрьме не будут полагаться на одних магов. Да и клеймовщики уехали с отцом! Это отцовский ключ!
— Ох, Альяна, какая же у тебя хорошая память! Идем!
Элрон схватил девушку за руку, и та удивилась, как крепка была его ладонь, хотя вампиров никогда не кормили досыта, чтобы они не имели силы. Пара выглянула в коридор и подошла к спящей охране.
— Не переживай, — шепнула Альяна. — Это Коваль и Дарегард. Они спят, и мы успеем уйти раньше. Пойдем, Элрон!
— Подожди. Сходи проверь, есть ли на постах караульные.
— Их не должно быть. Двое в другой башне, а Хагелин и Тосай ушли отмечать рождение сына у Бисая. Другие уехали с папой. Тюрьмы-то почти пустые.
— И все же иди проверь. Я спрячусь здесь, в коридоре.
Альяна кивнула и исчезла за дверью отделения тюрьмы. В это время узник резко наклонился над спящими, играючи одной рукой ухватил дозорного за грудки, поднял, сломал ему другой рукой шею, как котенку, и вцепился в нее. Затем после пары глотков быстро обтер губы, достал из ножен караульного кинжал и спрятал его у себя в рукаве. Сломав глотку второму, он вышел в другой коридор.
Навстречу уже бежала запыхавшаяся Альяна.
— Никого нет, — произнесла она шепотом. — Скорее! Пойдем ко мне в комнату, там возьмем суму с монетами. Тебе нужно переодеться. Затем мы спустимся по лестнице, выйдем через хозяйственный двор. И пройдем через ворота.
— А что с охраной? — спросил Элрон.
— Сейчас всего пятнадцать охранников. На улице дежурит трое из тех, кто не пошел отмечать. Я отвлеку их. Я смогу!
— Ах ты моя храбрая и воинственная дева!
Пара в полном молчании, чтобы не привлечь к себе внимания, двинулась темными коридорами к жилой башне. Альяна чувствовала, как судорожно бьется в ее груди сердце, как трясутся руки, — неужели она смогла решиться на это? А где-то через стену пили, вцепившись в шеи мертвых заключенных, тюремщики, отмечая рождение сына Бирая. Служба в Таш всегда считалась для вампиров лучшим, что могло произойти в их жизни. Из-за отдаленности крепости от города заключенных, умерших здесь, не посылали для продажи на рынки, а распределяли между тюремщиками как оплату им и их семьям. А потому кровь здесь порой лилась рекой, позволяя не сдерживать демонические позывы.
Вверх по лестнице. Направо. И снова пролет. Пара без особых трудностей добралась до комнаты Альяны.