Момо слышал притчи о баснословном богатстве старика Иллы Ралмантона, советника короля. И воображал себя таким же богатым. Момо снимет метку, будет разъезжать в паланкине, окруженный суккубами! Будет пить рубиновые вина! Будет вхож во дворец к самой королеве, которая, правда, казалась ему слишком старой, и к ее фрейлинам, которые слыли знатными красавицами с алебастровой кожей!
— Я богат! Я богат… — то вопил, то шептал он. Трясущимися от усталости и нервов руками он с трудом открыл дверь. В его комнатушке было так темно, что, как ни пытался разглядеть Момо содержимое мешка, ничего не выходило. Тогда буквально в истерике он стал высекать искру из огнива для свечи в фонаре. С минуту он отборно ругался, желая побыстрее увидеть блеск золота. Наконец слабый свет пламени задрожал, и юноша склонился на коленях над мешком, раскрыл и так полураспущенные шнуры.
Улыбка потухла. В глазах разлилось величайшее разочарование.
— Ну как так! — захныкал Момо. — Дрянь! Дрянь!
Из горловины мешка на него смотрела свиная нога, отдающая тухлятиной, а также другие мясные куски. Тут были ощипанные тушки перепелов, кроликов, гусей и даже пара цыплят. А ведь он чувствовал гнилостные запахи еще в проулочке, но списал это на обычный смрад улиц. Неужели он так сильно обманулся? Стараясь нащупать дно, Момо запустил в мешок руку. Может быть, это просто прикрытие и на дне лежит увесистый кошель с золотишком? Но нет, ладонь погрузилась в замотанное в тряпье мясо, кости и сухожилия. Видно, что все это купили недавно, но на той жаре, какая еще ниспадает на Элейгию с полуденным солнцем, любая еда пропадает очень быстро.
В припадке злобы Момо схватился за низ мешка и вывалил все на пол. По полу растеклась кровь, а куски мяса разлетелись во все стороны. Не найдя сокровищ, о которых он грезил, как всякий нищий ребенок, надеющийся, что удача подарит ему все сразу, мимик со всхлипами потянулся к суме с ворованными кошельками. Сощурившись, он развязывал каждый и считал. Их было всего три. Но и там лишь жалкая медь да бронза — ни одного серебряного сетта. Ему вспомнился богатый костюм ремесленника, с пояса которого он умыкнул красивый расписной кошель — как оказалось, всего с тремя бронзовичками и тридцатью медяками внутри, и Момо горестно хмыкнул.
Где-то в стороне что-то зашевелилось. В свете пляшущего в фонаре пламени он повернул голову. Там, во тьме, среди тушек такой же мелкой птицы, копошился лысый птенец. Птенец пытался перевернуться среди своих мертвых собратьев, но слабые лапки да тощая шея не позволяли этого сделать, поэтому он продолжал ворошиться и дрожать, лежа на боку.
— Ну вот, хотя бы обед подоспел… — обиженно протянул Момо. — Завтра из этой курицы приготовлю похлебку. Ради этого стоило, конечно, так рисковать с этими пустынниками, — он отвел взор от резко притихшего птенца. — Тьфу ты! Лучше бы платьями занялся. Да что ж за невезение-то такое…
И он бросил все как есть, чтобы немного отдохнуть. В голове стоял туман из-за усталости. А потом, полежав, он принялся думать, куда бы ему спрятать ворованные кошельки, чтобы их не нашел вымогатель. Так Момо и проходил по комнате, пиная мясо и тушки цыплят, но не убирая их, ибо бардак ему этот был привычен.
В дверь настойчиво постучали. Кто это был, Момо догадывался. Зная, что не может затаиться, он устало поднялся с пола, который только-только начал протирать, постарался нацепить улыбку и распахнул дверь.
Юлиан вошел быстро и без приветствия. Он оглядел комнату острым взором, различил лужи крови, потроха и свиную ногу — их запахи слышались еще с улицы.
— Вы садитесь, садитесь… — услужливо указал на старое кресло Момо. — Там нет подушечки с иголками, я убрал!
Не нравился Момо этот постоянно ощупывающий взгляд, и он напрягся в ожидании беды.
Веномансер советника короля Иллы Ралмантона пробрался по сухим участкам, чтобы не замарать обувь, и изящно присел в кресло, опустив рядом суму. Искоса юноша посматривал на него и старался не выдать свое нежелание общаться.
«Чертов упырь, — негодовал он. — Никакого роздыха не дает! Дрянь! Сейчас еще расспрашивать начнет поди-ка!»
— Что случилось, Момо? Почему по комнате разбросано мясо?
— Ухватился в темноте не за тот край мешка, почтенный.
— А откуда его столько?
— Чертов мясник, живущий за углом, решил расплатиться им. Видите ли, монет у него не было.
— Оно же пропавшее… — заметил Юлиан.
— Завтра схожу поговорю. Вы это… почтенный… Я знаю, я вам должен денег, но… — тут Момо пришла в голову идея. — Из-за этого мясника, который вот так гадко расплатился, можно перенести срок оплаты?
Он уткнулся взглядом в пол, продолжая протирать его тряпкой, которая уже насквозь пропиталась кровью и животными соками. А с рук и вовсе запах сойдет, наверное, не раньше чем через день.
— Нет, Момо. Помнишь наш уговор?
Со вздохом Момо кивнул.
— Не в твоем положении сейчас жить на столь широкую ногу и позволять деньгам тухнуть. Отнеси мясо в харчевню, продай хотя бы на бармандуль, который приготовят оборотням. А перепела и цыплята, кстати, еще относительно свежие, — длинными и тонкими пальцами Юлиан поднял за лапки одну из лежавших рядом с креслом ощипанных тушек.
— Да, да, все сделаю, почтенный! Но погодите… Сейчас?
— А когда еще? — усмехнулся Юлиан. — До утра они окончательно пропадут, ночи стоят по-осеннему теплые. Это тебе не Север, уже укрытый сугробами. Отнеси в «Пьяную свинью», она неподалеку, чтобы хоть что-то за это выручить.
— Но звенели колокола…
— У той таверны одобрительная грамота.
— А еще ж ничего не видно. По темноте в нашем-то районе лишь будущий труп бродит…
— Я тебя отведу. Прекращай выдумывать отговорки, тебе долги нужно возвращать, помнишь?
— Помню! — коротко буркнул Момо. — Такое разве забудешь…
— Тогда поторопись, я подожду на улице, а то здесь слишком воняет. Нужно было это все убрать сразу, а не дожидаться, пока запахи впитаются в стены. И давай что успел заработать.
Забрав часть долга, Юлиан покинул комнату. Момо же стал торопливо собирать разбросанные тушки и куски мяса. Ползал по полу, не глядя швырял все в мешок и щурился, так как фонарь уже погас. В конце концов, побаиваясь укора за неспешность, он схватил мешок с тем, что успел собрать, и выбежал из комнаты.
С немым упреком юноша бежал за Юлианом по улицам, стуча деревянными башмаками, пока они не вышли на уже пустую мостовую, по которой бродили караульные.
Увидев две фигуры, высокую и низкую, стражники поначалу собирались уж было заняться нарушителями, однако, подойдя, обнаружили в свете фонаря явно богатого горожанина: его стать, дорогой костюм указывали, что это особа из Золотого города. С такими лучше не связываться. Никогда не знаешь, кто перед тобой: знатный чиновник, которому взбрело в голову прогуляться ночью в одиночку, маг или королевский посол. А нищий юноша с мешком их и вовсе не интересовал, потому что с такого и взять-то нечего, кроме его шкуры.
Хотя взгляды стражи, конечно, невольно останавливались на этой паре, уж такой престранной она была: патлатый тощий юноша, только-только вступающий в пору зрелости, когда сложно определить, мальчик он еще или уже мужчина, и красиво одетый высокий северянин. И настолько разными выглядели эти оба и держались по-разному. Один дергался, бежал вприпрыжку, стуча деревянными башмаками, другой шел чинно, уверенный и в своем шаге, и в окружающем пространстве.
— Как твои дела, Момо? — спросил Юлиан, пока они шли к таверне.
— Хорошо, почтенный.
— Как рана в боку?
— Не болит уже… Да со дня Прафиала, наверное, не болит.
— Ремеслом занимаешься?
— А то! Вот сегодня целый день шил. Почти окончил два заказа!
— Молодец, хвалю. Не воруешь?
— Не-е-е-т, что вы…
— Хорошо, я проверю это чуть позже.
Мимик побледнел и сглотнул слюну, сделав вид, что поправляет закинутый за спину мешок, а сам растворился взглядом в звездном небе, лишь бы не встречаться с синими глазами Юлиана. Они, как казалось Момо, заглядывали в душу.
— А как у вас дела, почтенный? — стараясь сменить тему, поинтересовался заискивающе юноша.
— Нормально…
— Эм, а нормально — это хорошо или плохо?
— Порой нормально, Момоня, это всяко лучше, чем хорошо, — покровительственно улыбнулся Юлиан.
Момо перекосило от полной формы своего имени, но он стерпел.
— Почему? Ну… Ведь хорошо — это хорошо, а лучше «хорошо» только «замечательно». Разве нет, почтенный?
— Когда все идет слишком хорошо, Момо, это уже знак, что может разразиться беда. Перед грозой и бурей всегда случается благодатное затишье.
— Понятно, — пробурчал юноша, но фразу все-таки запомнил, чтобы сверкнуть ей перед какой-нибудь девицей.
Уже спустя десять минут он наблюдал, как Юлиан спокойно разговаривает с диковатым и норовистым трактирщиком, предлагая ему приобрести мясо. Тот упрямился, мотал огромной лысой головой и был недоволен. Но в конце концов, понимая, что перед ним стоит знатный горожанин, уступил. Вложил в настойчиво протянутую ладонь три сетта, забрал мешок и скрылся на кухне. Проходя мимо Момо, который ждал эти три серебряных, Юлиан как ни в чем не бывало спрятал их под свой плащ в кошель.
— В счет долга, — негромко бросил он и быстро зашагал к проулку. — Моя сума осталась в твоем доме, поторопись.
Скрипя зубами, Момо побежал за Юлианом, мысленно поливая его всеми известными ругательствами.
«Чертова пиявка! Дрянь!» — вопил он внутри себя. И тем не менее обрадовался, когда понял, что злодею неподвластно все и тот умудрился забыть свою сумку в доходном доме.
Позже, бесшумно двигаясь в темной комнате, Юлиан поднял оставленную у кресла суму, перекинул ее через плечо и направился к выходу.
— Я приду ко дню золотых фонарей, Момоня. Очень надеюсь, что к этому моменту ты подготовишь хотя бы десять серебряных, — сказал он, а затем зловеще добавил: — И только попробуй кого-нибудь подставить или обворовать!